Они вышли на улицу, обогнули огромный корпус и остановились перед стальной
дверью с табличкой "Не входи - убьет! Высокое напряжение". Скалился череп
со скрещенными костями. А над головой... над головой висело бездонное
черное небо. В нем было тесно от звезд. Журналист закинул голову и смотрел
вверх по-детски распахнутыми глазами. Звезды мерцали, мерцал под ногами
пушистый уральский снег. Он казался слегка голубоватым.
вставить в висячий замок...
хрен вам, все равно открою.
Грохотала неподалеку установка приточной вентиляции... и в этом грохоте
прозвучали слова полузнакомого (или - полунезнакомого) журналиста,
осужденного за хранение пистолета "вальтер".- Стояли звери около двери.
разводами пота.
подвернулась книжка.
оставил мужикам том Стругацких. "Жук в муравейнике". Странную считалочку
"Стояли звери около двери. Они кричали, их не пускали" он запомнил. В этой
фразе был какой-то ускользающий, тайный смысл, созвучный сознанию узника...
Стояли звери около двери. Они кричали...
понял. Он вспомнил Крестовскую камеру, растрепанный том и инициалы "А. З."
на внутренней стороне обложки. Две буквы - "А" и "З", четко написанные
черной шариковой ручкой... Стояли звери около двери... Случай, говорим мы.
И добавляем: слепой. У авторов этой книжки есть очень серьезные сомнения
относительно слепоты случая... "Высокое напряжение",- было написано на
двери... "Не входи,- было написано на двери,- убьет"... Есть, есть сомнения
относительно слепоты случая. И есть сильное подозрение, что ничего в мире
не происходит случайно.
это старая потаскуха Судьба.
Грохотала вентиляция в ржавом металлическом коробе, скалился череп на
табличке. Осужденный Обнорский смывал пушистым теплым снегом африканскую
копоть, а осужденный Зверев возился с висящим замком. Над планетой летела
новогодняя ночь, сияли мириады звезд. "Не входи - убьет". А вот хрен вам!
Мы войдем. Мы выпьем. Мы потолкуем, как умеют говорить только русские
мужики за бутылкой. И выйдем живыми, только немного нетрезвыми... Ах,
высокое напряжение!
было еще очень далеко. Но он обязательно настанет, потому что все еще
впереди... Стояли звери около двери... Все еще впереди.
ржавым скрипом. Казалось, этот скрип долетает до звезд.
Зверев пошарил по стене справа от входа, нашел выключатель. Вспыхнула лампа
и осветила бетонный коридор, заваленный металлическим хламом, длинный,
скучный и пыльный, с толстыми кабелями вдоль стены. Он уходил куда-то
далеко-далеко. Казалось, что он уходит в бесконечность. И если долго идти
по этому коридору, то можно выйти на другом конце земли. Где растут пальмы,
стоят белые дома и синеет море. А по улицам бегут смуглые девушки в легких
платьях. Теплый бриз поднимает ткань и обнажает стройные высокие ноги.
давненько не ступала нога человека.
На толстом слое пыли отпечатались четкие рубчатые следы ботинок Зверева и
стертых, сожженных сапог Обнорского. Потом они оказались в маленькой пустой
комнате. Там стоял только стол и три сломанных стула. На стене висел
календарь за девяносто третий год. Несколько дат в нем были обведены
шариковой ручкой. Пол, стулья и стол тоже покрывала пыль.
чистых граненых стакана. Он скептически посмотрел их на свет, хмыкнул...
человека - он уже откинулся,- никто о ней и не знает. Мелочь, конечно, но
иногда хочется побыть одному, спрятаться от всех к чертовой матери. Ну,
давай. С Новым годом!
закусили колбасой, откусывая ее прямо от "палки".
обязательно где-нибудь пресеклись бы. Есть у меня такое чувство:
предложенную Зверевым сигарету. Затянулся с видимым удовольствием. Дым,
выписывая узоры, поплыл по "конспиративной точке". Некоторое время мужики
молча курили.
Можно сказать - роман. Знать бы еще, чем он закончится...
не принято раскрывать нараспашку душу. Тем более лезть в нее. Но Обнорский
на провокатора был определенно непохож. Более того, он как-то по-доброму
располагал к себе...
напряжение!) подталкивали к откровенному рассказу. Привычка к осторожности
останавливала.
Рассказать?.. Или промолчать?.. А чем, собственно, я рискую? Я ведь и так
уже сижу...
огонек неожиданно глубоко отразился в его глазах, придав лицу странное,
почти волчье выражение...
конкретики и вообще была сильно "отредактирована". Похоже, журналист это
просек... Так, по крайней мере, показалось Звереву... Хотя все в его
"адаптированном" изложении выглядело убедительно и логично.
седьмого.
знаю. Не знаю, чем все это обернется и когда мой срок закончится.
совсем мало.- За удачу?
Хочешь - говори, не хочешь - не надо.
наслушался такого, что, кажется, отвык удивляться.
сначала не поверил. Более того, посчитал психом.
неудачно. Беспредел полнейший! Ты что-то знаешь про это?
журналист, звучала, мягко говоря, нестандартно. И запросто могла оказаться
ложью. Журналисты... ну, известное дело, приврать любят. Хлебом не корми, а
дай возможность выдать нечто горячее, сенсационное. Сашка заранее сделал
поправку на преувеличение.
привычные рамки, что даже "деленное на десять" производило впечатление
бреда.
стремится выглядеть правдоподобной. А вот правда может казаться на первый
взгляд совершенно бредовой. Фантастической, невероятной.
называл даты, фамилии и события, которые, как отметил бывший опер, запросто
поддавались проверке. Не все, конечно, но многие... Довольно часто
журналист ссылался на людей из ментовского или бандитского мира, лично
известных Звереву. Он давал этим людям короткие, меткие характеристики,
Зверев слушал и в большинстве случаев соглашался.
Херберт Фрэнк
Зыков Виталий
Орловский Гай Юлий
Трубников Александр
Шилова Юлия
Афанасьев Роман