Чтение 62–й страницы книги ~Черное сердце~

городов - Гонконг, Сингапур, Бангкок. Там гораздо легче было бы затеряться.

- Более нейтральная территория, да? - Монах выпил еще одну рюмку. - Я
более беспокоился о вас, мой дорогой Макоумер. Я могу раствориться в любом
из этих городов, - он потер круглый подбородок. - У меня подходящее лицо.

Но вы - американец, и хорошо известный американец. Что вам делать в
Сингапуре или Бангкоке? Насколько мне известно, вы в основном ведете дела с
японцами. Даже Гонконг как бы вне поля ваших интересов.

Вот почему я счел нужным воспользоваться предстоящим визитом сюда
Трехсторонней комиссии. В вашей стране объявили об этой поездке, так что
ваше присутствие здесь вполне объяснимо. Никто не станет его комментировать.

Макоумер нашел этот анализ ситуации безошибочным. Но от того его
беспокойство отнюдь не стало меньше, а, напротив, усилилось. Китай
действовал ему на нервы, он его пугал. Он думал о том, что это Восток
поглотил Тису, она исчезла бесследно, словно была не человеческим существом,
а каким-то мусором, пустой оберткой от конфетки.

Он не понимал китайцев и не любил их. Он чувствовал себя с ними
неуверенно, потому что никогда не мог понять, что они думают, и не мог
предсказать их поступков. Вот Трейси Ричтер - тот мог. Он, казалось, мог
пробраться в их ум, он умел думать, как они. Где, черт побери, пребывал
Ричтер, когда исчез из виду? До этого момента, как девять лет назад вынырнул
в роли советника Джона Холмгрена по связям с прессой.

Ладно, это неважно. Сейчас-то он был на виду, и с ним приходится
считаться.

Он приказал Киеу вернуть подслушивающее устройство, но постараться
избежать каких-либо осложнений. После того, как он прослушал запись, он
понял, что лобовая атака невозможна. С Ричтером следует действовать тонко.
Киеу надлежало отобрать ?клопа?, но после того, как Ричтер его кому-нибудь
передаст. Макоумер никогда не любил Ричтера и всегда ему завидовал. В
Камбодже Макоумер умел только убивать. Ричтер же мог гораздо больше.

Монах заказал гаванский коктейль, филе-миньон ?Монте-Карло?, зеленый
салат и, на десерт, омлет ?Везувий?. Макоумер, немало удивленный такими
излишествами, попросил принести ему лангуста и тушеного фазана.

- И без сладкого? - Монах от удивления вытаращил глаза. - Но вы должны
попробовать хотя бы ванильное суфле - здешний повар в свое время сбежал с
французского круизного лайнера.

Макоумер держался твердо:

- Я внимательно слежу за количеством потребляемого сахара.

На лице Монаха появилось и мгновенно исчезло странное выражение.

- Принесите нам еще выпить, - приказал он официанту. За чашечкой горького
европейского кофе Макоумер начал:

- Насчет нашего консамента...

- Бизнес - не самая подходящая тема за обеденным столом, - прервал его
Монах. - Я следую этому правилу неукоснительно, - он покровительственно
улыбнулся. - Здесь главное - соблюдать правила. Надеюсь, вы не торопитесь? -
Он хихикнул, и Макоумер подумал, что водка делает свое дело. - В Китае
спешка не принята.

Макоумер откинулся назад и наконец-то расслабился. Ему не нравился этот
человек. Он считал его невеждой. Но ради дела он мог отставить свои личные
симпатии и антипатии. Бизнес есть бизнес, а Монах был единственным, чья
репутация устраивала Макоумера. Целью его сделки было не оружие, не нефть с
Ближнего востока и не алмазы, нелегально вывезенные из Южной Африки. Хотя он
не сомневался что если бы ему что-то из этого списка и понадобилось, Монах
устроил бы все в недельный срок. Нет, цель его сделки была совершенно иной.
И, подумав об этом, Макоумер почувствовал, как нетерпение ушло.

Обед завершился. Монах развалился на обитом бархатом стуле, потянулся и
громко рыгнул. Он заметил, что на лице Макоумера мелькнуло отвращение.

Он попросил счет и расплатился западной кредитной карточкой. Вместе со
счетом официант принес и пакет из коричневой бумаги. Монах взял пакет,
расписался на счете, потом, опершись о стол, встал.

- Что ж, - объявил он, - а теперь настало время показать вам наш город.

Когда они спустились по широким ступеням клуба, было уже десять вечера,
но улицы все еще бурлили народом. Вслед за Монахом Макоумер прошел через
пропахший жасмином сад. Неподалеку он увидел огни самого большого в городе
отеля, также принадлежавшего клубу Джиньджиань.

В полутьме стояла группка подростков. Когда они подошли поближе,
подростки умолкли.

- Вы знаете эту фразу, - погодите, как же она будет звучать по-английски?
- Ах да, железная миска для риса? - пакет болтался у Монаха в руке.

Макоумер покачал головой.

- Правительство передумало. Оно больше не гарантирует молодым людям
работу. Вместо этого оно поощряет свободное предпринимательство. У нас
слишком много людей.

Они вышли на Нанкин, одну из главных магистралей Шанхая. Макоумер увидел
рекламу плейеров ?Сони?, фотокамер ?Пентакс?, мимо прополз полупустой старый
троллейбус. Кругом сновали велорикши.

- Еще три года назад, - объявил Монах, остановившись посреди тротуара, -
предпринимательство считалось ?пережитком капитализма?. Как же быстро все
меняется!

Но наши люди привыкли к надежности, которую дает государственная работа,
государственное здравоохранение, и, соответственно, государственные пенсии.
Железная миска для риса. Отними это все, прикажи им работать на самих себя -
и они не поймут, - он указал на уличного торговца. - Вам нравится кубик
Рубика? Нет? А мне очень, - он пожал плечами и хохотнул, - Сейчас их делают
уже пять фабрик, и скоро откроются новые. Китайцы на нем просто помешаны.

Как Макоумер ни старался, но нетерпение его росло.

- Зачем вы мне все это рассказываете? Монах широко развел руки, в одной
из них по-прежнему болтался пакет.

- Вокруг нас меняется все. Еда, которую мы едим, напитки, которые мы
пьем, - в свете уличных фонарей лицо его казалось еще шире. - Подумайте об
этом Макоумер, здесь ведь живут еще одни потенциальные потребители ваших
военных игрушек. Мы становимся современными, нам потребуется передовое
оборудование, которое конструирует и производит ваша компания.

Макоумер был поражен:

- Если это шутка, то вовсе не смешная. Я торгую только с правительством
Соединенных Штатов и с его союзниками, под строгим правительственным
контролем, - он наклонился вперед. - А правительство запрещает продажу
подобных товарок в коммунистические страны.

- Конечно, - торопливо согласился Монах. - Ваша политика хорошо известна
в нашем, гм, кругу. Я всего лишь высказал предположение. В Китае
действительно происходят быстрые перемены. Все, что считается истинным
сегодня, завтра распадается в пыль. Политика меняет направление, извивается,
словно дракон. Мы похожи сейчас на слепца, который неожиданно прозрел. И
постепенно он начинает наблюдать за тем, что вокруг происходит. Но что он
может из этого извлечь? Сегодня - то, завтра - это. Вначале он движется
медленно, совершает множество ошибок. И все же идет вперед. Потому что,
однажды прозрев, он должен идти вперед.

Меня не интересуют проблемы Китая, - резко оборвал его Макоумер. - И
время мое ограничено, дела призывают меня домой.

Монах слегка кивнул и ступил с тротуара на проезжую часть. Прежде чем
Макоумер успел что-то сообразить, откуда-то появился старый автомобиль,
притормозил. Монах открыл заднюю дверцу и жестом пригласил Макоумера
садиться.

Макоумер нагнулся, забрался на сиденье, следом за ним сел Монах и
захлопнул дверь. Он что-то скомандовал водителю на труднодоступном языке
мандарин. Мотор взревел, такси, виляя из стороны в сторону, влилось в поток
машин.

- Что ж, - сказал Монах, - давайте перейдем к делу.

***

Атертона Готтшалка провели в один из шести конференц-залов, расположенных
по внешнему периметру Пентагона. В этом надежно звукоизолированном
помещении, обшитом темными панелями, собрались начальники штабов вооруженных
сил Соединенных Штатов. В стену позади них был вделан большой видеоэкран, с
одной стороны от него стоял на подставке государственный флаг, с другой -
флаги трех родов войск.

Одно из мест за восьмиугольным столом из некрашеного дерева было
оставлено для Готтшалка. Перед ним поставили металлический кувшин с ледяной
водой, простой стакан толстого стекла и разложили набор ручек и карандашей.
Те же предметы, как он заметил, располагались и перед каждым из участников
встречи. Все они восседали на высоких вертящихся креслах, обитых черным
винилом. В правые подлокотники были вделаны хромированные пепельницы, и
воздух в зале уже был сизым от сигаретного дыма.

Готтшалк кивнул своему помощнику, и тот принялся раскладывать перед
присутствовавшими голубые папки.

- Джентльмены, - начал Готтшалк. - То, что вы видите перед собой, это
план вашего будущего. План по обеспечению безопасности и... военного
превосходства Соединенных Штатов Америки на вторую половину восьмидесятых и
начало девяностых годов.

Он прервался, открыл свою папку и кивком головы пригласил остальных
последовать его примеру.

- Теперь, когда я убежден, что все вы понимаете, что мое выдвижение в
качестве претендента от нашей партии на пост президента перешло из стадии
предположений в иную, более серьезную стадию, мне потребовалась
дополнительная поддержка. Я не стану этого отрицать. Я пришел к вам не для
того, чтобы запудривать вам глаза, - он как бы стыдливо улыбнулся, - но
чтобы открыть их вам.

Раздались одобрительные смешки. Он оглядел присутствующих, и, взглянув
каждому в глаза, дал понять, что обращается лично к каждому и с каждым готов
поделиться только одному ему ведомой тайной.