покинут трясущиеся тела, читалось на лицах.
осталось от лица Приманки, длинные ногти царапали запястье Пачкуна,
оставляя яркие малиновые борозды, будто полоснула кошка.
Помреж подносил зеркальце, превозмогая боль, разлепила глаза, стянутые
затвором из сплавленных век, запечатанные обгоревшими ресницами, увидела в
осколке, оправленном васькиными пальцами, отражение.
утопила ногти в коже Пачкуна.
распознала немой вопль: - Лицо!.. Мое лицо!..
щекастым херувимом, покусывал губы, чесал руки, будто псориазный.
случившемуся. Фердуева молчала - пусть кто другой распечатает
безмолвность. Наташка, по глупости, шепнула Пачкуну, не рассчитав, что в
тишине громыхнет, чиркнет по навостренным ушам.
женится, никогда не отдыхать законными супругами, никогда не растить общих
чад... Злоба Пачкуна не оставляла сомнений.
лекарями не раз проводила вьюжные ночи; охочий до разных разностей мозг
намертво впитывал в ту пору: площадь ожогов у Светки не слишком велика,
все зависит от их глубины. Внезапно Приманка поднялась, все отпрянули.
Фердуева ждала необычного. Ожоговый шок! Пострадавшая возбуждена безмерно,
не ведает тяжести придавившей беды. Дышала тяжело. Поражены дыхательные
пути? Похоже, начался озноб или судороги. Фердуева натянула простыню под
самый подбородок обгоревшей. Гибели Приманки не желала, попугать
рассчитывала, подумаешь, если на животе или спине останется пара-тройка
сморщенных лоскутов, про лицо Фердуева не думала, не пришло в голову: если
Приманке что и отпущено в жизни, так это лицо, теперь, по милости Нины
Пантелеевны, должница лица лишилась.
каждый у каждого: кто ж настучал? Кто успел позвонить? Вроде все на глазах
друг у друга.
Вот она какова! Вой сирены, чужая баня, сожженная посреди стола... и тут
Дурасникова пронзило, что именно это лицо он желал целовать сегодня ночью,
именно это тело жаждал обнимать... Сирена распиливала голову зампреда,
поплыли круги перед глазами и, ни кем не поддерживаемый, Дурасников сполз
со скамьи на пол.
Апраксин, увидав, как от террасы Почуваева к бане потянулась процессия.
Темная змея ползла по снегу на значительном удалении, чувствовалось, что
настроение загульщиков изменилось.
признав привычно, что терпеть нам не в новинку и дале потерпим, лишь бы
кровушка не лилась. Озлобились люди, но и по добру истосковались. Лютость
уже лютым невтерпеж. Похоже, новый век крадется после невиданного разгула
зла.
до теплого бока керосиновой лампы, замечая, как с двух, запаленных для
уюта простецких свечей стекает воск, застывает кручеными горками на
посеченной ножами и временем клеенке.
накрыв чердаки с коньками, кроны разлапистых яблонь, зимующие кустарники,
заборы, подсобки, остовы парников, промороженные могильники клумб...
друзей. Кордо заметил, как блики фар кареты скорой помощи сиганули по
столу, вскарабкались под низкий потолок и убежали из комнатенки на двор.
Водитель выскочил из кремового микроавтобуса. Кордо и Апраксин вышли на
крыльцо, набросив что попалось под руку. Скорая заплутала. Кордо толково
разъяснил, что пансионат, откуда поступил вызов, за рекой, а до реки
километра три через деревеньку, примечательную резной часовенкой,
приспособленной, конечно же, под амбар, за деревней мост однорядный, хотя
дорога двухрядка, там не зевай, смотри в оба, чтоб не влететь в лобовуху,
сразу за мостом, на взгорье - пансионат.
от застывшего морозного воздуха, умчалась в темноту.
черные стволы, выступая перед светящимся задником, отличались причудливыми
извивами, наростами и манерой вознесения ветвей ввысь. Походило на театр.
Декорация да и только, так часто случается на дачах, когда светящиеся
домики в безлюдье кажутся лишь случайно не разобранными и не сложенными в
каморки дня хранения хлама.
тоскливую пустоту обезлюдевшей террасы.
нами веками? Может вроде постоянно действующего театра сатиры мы? А?.. Как
человек ни крутится, какие религии примиряющие и справедливые не
выдумывает, а непорядок множится, зло ширится и это при очевидном
поумнении человека. Нелепица. Вот скажи мне... - Кордо повернулся к
Апраксину, впервые за вечер прорвало. - Откуда у тебя синяки и подтеки?
Честно?
предоставляя другу возможность лучше рассмотреть побои.
всех не хватает - вот беда.
среди бела дня...
Подвернулся под горячую руку...
донельзя, еще верят, еще не согласны, что закон - кулак и прозревают
всегда слишком поздно.
И сам себе ответил. - В известном смысле... ряженые, и бандиты тоже.
нельзя оказаться не к месту безо всяких мотивов, не пришелся ко двору - и
баста.
двадцать тому, малолетних не совращаю по лености и трусости, золотом не
торгую и видел-то его только на картинках.
предупреждая, что забор вот-вот завалится.
успел-таки ухватить, потянул на себя.
о чем не знаю. Скрытные люди свои узоры вышивают из слухов, из донесений
агентов, из разных разностей, и картина возникает, и я, ничего не
ведающий, лег в узор. Понимаешь?
раздражения признавался в непонимании.
знаю, а они уверены, что я кручу, ловчу, не признаюсь, вот и урок, значит,
преподали. Не пойдешь же у них выяснять, за что? На смех поднимут, а то и
в психушку сдадут. Звезды... Да-а, насмотрелись звезды, эх выспросить бы
их, да молчат, будто тоже опасаются лечь в узор, не угодить тем, у кого
власть.
Заведение Чорка затихало. Иностранные машины с красными и желтыми номерами
развозили хозяев, чаще в сопровождении лиц слабого пола и сильного
характера, не предполагающего пожизненного прозябания в безденежье.
машины техпомощи с проволочным стаканом на телескопической ноге, возились
двое в куртках, на тарном ящике упокоилась пузатая сумка.
двинул к своей шестерке - на скромном экипаже прибывал на службу,
новехонький сааб-турбо, записанный на отца жены - ветерана, спал в теплом
гараже. Не то, чтоб Чорк боялся слежки или не хотел роскошью иномарки
будить лихо, еще в пятидесятых годах, когда ворье предпочитало не
светиться, усвоил от отца: лишний шорох, тормошение чужой зависти, ни к
чему, даже если тебя господь Бог прикрывает.
решения. Власть, как серебро, со временем тускнеет, особенно для не
слишком проницательных; его надо протирать, доводить до блеска, чтобы
непонятливым резало глаза. Фердуева, как таковая, Чорка не раздражала,
обстоятельства сложились не к выгоде Нины Пантелеевны. Легла в узор
оберсторожиха. Повторил слова неведомого Апраксина, придав им чуть другой
оттенок, не исказив сути: в переплет попадал человек, не совсем понимая,
Орловский Гай Юлий
Доценко Виктор
Махров Алексей
Куликов Роман
Лукин Евгений
Володихин Дмитрий