— На какой стадии развития культуры могли находиться эти существа, согласно данным теории цикличности?
Археолог ответил вопросом на вопрос:
— Что вы собираетесь делать?
Когда Гросвенф ответил ему, японец побледнел. Затем он раздраженно проговорил:
— Почему вы спасли меня и не разгипнотизировали остальных?
— Я отвлек вас сразу. Нервная система человека завоевывается повторением воздействий на нее. В случае с вами их образы не успели наложиться столько раз, сколько следовало.
— Был ли для нас какой-нибудь способ избежать это бедствие? — мрачно осведомился Корита.
Гросвенф печально улыбнулся.
— Это можно было сделать с помощью некзиального обучения, которое учит сопротивляться гипнотическому состоянию. Есть только одна действенная защита против гипноза и заключается она в тренировке… Мистер Корита, ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. История циклична?
На лбу археолога выступили капельки пота.
— Друг мой, — вздохнул Корита, — вы никак не можете разобраться в нашей теперешней ситуации. Что нам известно об этих существах?
Гросвенф тоскливо вздохнул. Ему было не до дискуссии, ведь и так потеряно много времени. Он нерешительно сказал:
— Эти существа умеют использовать гипноз на расстоянии, стимулировать сознание друг друга, а это значит, что они находятся на довольно высокой ступени развития, и, по-видимому, телепатия — это их призвание, талант. Люди могут развить эти способности только с помощью энцефало-аджустера, — он подался вперед. — Скажите, Корита, как должна развиваться культура у существ, способных читать мысли без помощи приборов?
Археолог выпрямился.
— Ну, конечно же, ответить на этот вопрос можно. Умение читать чужие мысли должно уничтожить развитие любой расы на феллахинской стадии, — его глаза блестели, когда он смотрел на озадаченного Гросвенфа. — Неужели вы не понимаете? Способность читать чужие мысли вызовет у вас чувство уверенности в том, что вы все о всех знаете. На этой основе будет развиваться система абсолютной уверенности во всем. Как можно сомневаться, когда вы видите, о чем думают люди, окружающие вас? Подобные существа мгновенно пройдут через ранние периоды культуры и в кратчайшее время достигнут феллахинского периода.
Гросвенф сидел, нахмурившись. Корита быстро описал, как различные земные и галактические цивилизации истощали себя, а потом застывали в состоянии феллаха. Общество не становилось жестоким, скорее оно становилось равнодушным. Все делались равнодушными к страданиям всех.
Когда Корита кончил, Гросвенф предположил:
— Возможно им не понравились перемены. Такие культуры к ним нетерпимы. Вот они и напали на наш корабль?
Археолог был осторожен:
— Возможно.
Наступило молчание. Гросвенф подумал, что, пожалуй, Корита прав и действовать надо, исходя из его догадок. Других гипотез не было. Теперь надо было все-таки увидеть, что делается за пределами их маленького, летящего через пространство, мира.
Он посмотрел на хронометр и вздрогнул. Затем торопливо сфокусировал луч на энцефало-аджустере, установил экран так, чтобы маленькая стеклянная поверхность была погружена в тень, и получил от аджустера прерывистые лучи.
Сразу же появилось изображение. Это было одно из раздвоенных изображений и, благодаря энцефало-аджустеру, он мог изучить его совершенно не рискуя подвергнуться влиянию пришельцев. То, что он увидел, удивило его. Существа, парившие за иллюминатором, смутно напоминали гуманоидов. И все же стало ясно, почему вначале показалось, что все они женского пола. Частично скрытое, раздвоенное лицо было увенчано аккуратным пучком золотистых перьев. Но птичья голова, как это было ясно видно сейчас, имела некоторое сходство с человеческой. На лице, покрытом сеткой кровеносных или каких-то там других сосудов, перьев не было. Сходство с человеком было еще и оттого, что на лице было нечто похожее на щеки, нос. Вторая пара глаз и второй рот располагались примерно двумя дюймами выше первых. Были также две пары плеч, от которых отходили две пары рук, коротких и оканчивающихся восхитительно нежными и удивительно длинными пальцами. И это тоже говорило о том, что незнакомки — женщины. Гросвенф подумал, что, видимо, руки были вначале слиты, а разъединились в процессе эволюции. Партеногенез, подумал он — воспроизведение без пола. Отпочкование от родителей нового индивида.
Он всмотрелся в экран. Существа явно прошли долгий путь развития. Когда-то у них были крылья. На кистях рук угадывались перепонки. Завоеватели носили ярко-голубую тунику на удивительно прямом и в высшей степени похожем на человеческое теле. Возможно перья покрывали их грудь и спину, но они были закрыты одеждой. Ясно было одно, что эта птица не умела летать. Ее сюда принесли другие крылья.
Корита заговорил первым, голос его был печален.
— Не собираетесь ли вы попросить их, чтобы они вас загипнотизировали? Ради обмена информацией, хотя бы.
Гросвенф не стал отвечать. Он поднялся и нарисовал на доске себя. Через полчаса на доске уже было несколько десятков набросков: изображение птицы, города. Исчезало одно изображение и появлялось другое. Оно было небольшим, и с первого взгляда казалось, будто он смотрит на город с удобной для обозрения высокой точки. Он увидел очень высокие и узкие здания, так близко расположенные друг к другу, что все, находившееся внизу, должно было теряться во мраке. Рассматривая этот город, Гросвенф подумал: «А у них что-то напоминает наше средневековье». Он переключился на другое. Он не обращал внимание на индивидуальность каждого дома, его отличие от другого. Для него главным было охватить взглядом всю картину. Гросвенф хотел выяснить степень развития их машинной культуры, понять их коммуникацию, определить, жители ли этого города атаковали их корабль.
Он не увидел ни машин, ни самолетов, ни автомобилей. Не было также ничего, что можно было бы принять за корабли межзвездной связи. На Земле космические станции занимали несколько квадратных миль. Здесь ничего этого не было. Значит их нападение не связано с механизмами. Как только он об этом подумал, вид на экране изменился. Теперь он обнаружил себя не на холме, а в здании, в доме, расположенном в центре города. Это была яркая картина. Краски сменялись. Фокусное расстояние смещалось, и он переносился на большие расстояния мгновенно. Его захватило зрелище чужой жизни. Он успел подумать, что способ показа ему непонятен. Переход одной картины в другую происходил в мгновение ока. Только недавно его рисунок на доске дал понять пришельцам о его желании получить информацию. И вот он уже столько увидел.
Эта мысль, так же как и другие, была мгновенной вспышкой. Пока она проносилась в его мозгу, он жадно смотрел с высоты здания вниз. Расстояние, отделявшее его от соседнего строения, казалось не шире десяти футов. Но теперь он обнаружил нечто, чего не мог заметить с холма. На каждом уровне находилась дорожка в несколько дюймов шириной. По ним осуществлялось пешеходное движение птичьего города. Прямо под Гросвенфом два горожанина двигались навстречу друг другу по одной узкой дорожке. Они, казалось, не обращали внимание, что находятся на такой головокружительной высоте. Они шли свободно и легко. Грациозно обогнули друг друга и разошлись на узкой дорожке. На иных уровнях шагали другие существа. Они проделывали те же хитрые маневры и двигались так же непринужденно. Наблюдая за ними, Гросвенф догадался, что их кости были тонкими и полыми, и что строение их было тоже, видимо, как у птиц.
Картина вновь изменилась, а потом еще раз. Место действия перенеслось с одной улицы на другую. У одних из этих птице-людей ноги и руки были как бы оторваны друг от друга. У других слиты. Явно было то, что у этих существ одно тело вырастает из другого. И даже можно было разглядеть, если присмотреться, где родитель, а где не оторвавшийся еще от него ребенок.
Гросвенф пытался увидеть, что находится внутри здания. Но изображения на стене стали исчезать. Через мгновение города уже не было. Пальцы на экране указывали на энцефало-аджустер. Пришельцы спрашивали, что это такое. Никаких сомнений не могло быть. Мы вам показали, что делается у нас. Теперь очередь за вами.
С их стороны было наивно ожидать, что он выполнит их просьбу, но беда была в том, что выполнять ее было необходимо. У него не оставалось иного выхода. Вызывая на откровенность, он должен был ответить тем же.
«Я спокоен, я расслаблен, — произнес голос Гросвенфа, записанный на магнитофон. — Мои мысли ясны. То, что я вижу, может быть бесполезно для объясняющих центров моего мозга. Но я видел их город таким, каким они его показали. Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным, расслабленным и чувствую себя непринужденно…»
Гросвенф внимательно выслушал запись и повернулся к Корите.
— Все так, — сказал он.
Конечно же, могло случиться и так, что он не был бы в состоянии выслушать запись. Но она все равно не пропала бы даром, и его слова даже тверже бы запечатлелись в его памяти. Все еще слушая, он в последний раз осмотрел аджустер. Все было так, как он хотел.
Корите он объяснил:
— Я устанавливаю автоматическую отсечку на пять часов. Если вы опустите этот рубильник, — он указал на красную рукоятку, — то сможете освободить меня задолго до этого срока. Но воспользоваться им вы можете только в случае крайней необходимости.
— А что вы считаете случаем крайней необходимости?
— Возможность нападения на нас, — Гросвенф колебался. Ему бы хотелось назвать целый ряд подобных возможностей, но то, что он собирался делать, было не просто научным экспериментом. Это была игра не на жизнь, а на смерть. Готовый действовать, он положил руку на контрольный диск, но остановился.
Наступил решающий момент. В течение нескольких секунд совместный разум бесчисленного количества особей птичьего народа завладевает частью его нервной системы. Несомненно, они попытаются взять его под свой контроль, как взяли всех остальных людей на корабле, кроме Кориты. Он был уверен, что ему придется противостоять группе умов, работающих вместе. Он не видел ни машин, ни даже колесного транспорта — самого примитивного из механических приспособлений. Он считал само собой разумеющимся, что они пользуются камерами типа телевизионных и догадался, что видит город глазами его обитателей. В подобных вещах телепатия была сенсорным процессом, таким же острым, как и само видение. Нематериальная духовная сила миллионов птицеподобных обитателей планеты могла перескочить через барьер скорости света. Они не нуждались в машинах.
Слушая запись, Гросвенф манипулировал диском настройки, слегка изменяя ритм собственных мыслей. Он вынужден был делать это осторожно. Даже если бы он захотел, он не смог бы настроить чужую психику на нужный ему диапазон. В ритмических пульсациях лежит любое изменение психики. Он может изменить ритм и больной человек станет здоровым или здоровый душевнобольным. Ему приходилось ограничивать своего реципиента волнами, которые можно было бы зарегистрировать как психологический эквивалент здоровья.
Аджустер перенес эти волны на луч света, и он направил его на изображение. Результатов пока никаких не было. Да Гросвенф и не ожидал их. Так что и разочарован ни в чем не был. Он надеялся, что результат станет очевидным лишь когда будут заметны изменения в лучах, которые они на него направляют. А изменения эти он сумеет распознать.
Не просто было концентрировать свое внимание на изображении, но он заставил себя делать это. Энцефало-аджустер начал явственно вмешиваться в его видение. Но он все так же твердо продолжал смотреть на картину.
«Я спокоен, я расслаблен. Мои мысли ясны…» — только что эти слова громко звучали в его ушах. И вот уже они исчезли. Вместо них послышался рокочущий звук, похожий на отдаленный гром.
Шум медленно затихал. Он перешел в ясный шорох, похожий на шуршание крупных морских ракушек. Гросвенф увидел слабый свет. Он был далеким и тусклым, как будто пробивался сквозь слой плотного тумана.
«Я все еще контролирую себя. Я получаю ощущения через их нервные клетки. Они получают через мои».
Он мог ждать… Он мог сидеть и ждать, пока его мозг не начнет анализировать ощущения, что телепатируются их нервными системами. Он может сидеть здесь и ждать.
«Стоп! Сидеть! — подумал он. — Зачем они это делали?»
Тревога обострила его восприятие. Он услышал далекий голос, произносивший:
— Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным…
Внезапно он ощутил зуд в носу.
«У них нет носов, — подумал он, — по крайней мере, я не видел ни у одного. Следовательно, это действительно мое чувство».
Он хотел поднять руку, чтобы почесать нос, но в это время у него сильно заболел живот. Если бы испытал такую боль раньше, он бы согнулся. Но согнуться он не мог. Он вообще двигаться не мог, не мог почесать нос, не мог пошевелить пальцем.
И тогда Гросвенф понял, что источник зуда и источник боли в животе один и тот же и находится он вне его тела. И еще подумал Гросвенф, что совсем не обязательно, чтобы все это исходило от чужой нервной системы. Две высокоразвитые формы жизни посылают сигналы друг другу. Ему казалось, что они тоже получают его сигналы. И ни один из них пока невозможно объяснить. Его преимущество состояло в том, что он этого ожидал, а чужаки, если они находились в стадии феллаха, и если теория Кориты была верной, не ожидали и не могли ждать его сигнала. Да он бы и не мог послать его без своего приспособления. Видимо это привело их в большое заушательство.
Зуд исчез. Боль в животе переросла в чувство тяжести, как если бы он переел. Горячая игла вонзилась ему в спину, проникая в каждый позвонок. На полпути вниз она превратилась в лед, а потом этот лед растаял и ледяной поток побежав по спине.
Рука превратилась в кусок металла. Бицепсы сковало, будто их зажали тисками. Боль отдалась в его мозгу пронзительным криком: он едва не потерял сознание.
Когда боль исчезла, Гросвенф был страшно измучен. Все это было иллюзией. Нигде ничего не происходило, ни в его теле, ни в телах птицеобразных существ. Его мозг получил импульсы от зрительных нервов и неверно их истолковал. Расположенные рядом нервные окончания принимали не свою информацию. Боль могла возникнуть вместо чувства удовольствия и наоборот. Они не умеют управлять его психикой и ошибаются. Но ему нельзя думать об этом.
Он тут же забыл обо всем, потому что до его губ дотронулось нечто мягкое и студенистое. Голос сказал: «Я люблю…» — Гросвенф не поверил своему восприятию. Нет, нет, никто не говорил «люблю». Это был его собственный мозг, как он и полагал. Он все еще пытается осмыслить особенности чужой нервной системы. Реакция у них совершенно иная, чем человеческая Сознательно он пытался отрицать услышанное, а потом опять позволил чувствам взять верх. В конце концов, он все еще не знал, что же такое это было, то, что он ощутил. Пробуждение не было неприятным, во рту был вкус, будто он только что съел что-то сладкое. В его сознание вошло изображение цветка. Он был красивым, красным, напоминал земной и никак не мог быть связан с мозгом Риим.
«Риим!» — подумал он.
Его мозг лихорадочно заработал. Пришло ли к нему это слово через пространство, через его бездну? По своей иррациональности, название казалось его вымыслом, но все же было подходящим. И все-таки, несмотря ни на что, сомнения не покидали его. Он не был уверен.
Вся заключительная серия ощущений была принята полностью. И все равно, он с беспокойством ждал следующего сеанса.
Свет оставался тусклым и туманным. Потом все вокруг расплылось, как сквозь толщу воды. Неожиданно он снова ощутил сильнейший зуд. Затем это чувство прошло. И появилось ощущение жары, он чувствовал давление воздуха и испытывал жажду.
«Это не так! — самым серьезным образом сказал он себе. — Ничего подобного не происходит».
Ощущения исчезли. Снова остался отчетливый шуршащий звук и неизменный блеск света. Это начинало его беспокоить. Вполне могло быть, что его метод верен, и что со временем, он сможет взять под контроль одного, а то и множество неприятелей. Главное сейчас не упустить момента. Каждая уходящая секунда приближала его к физическому уничтожению. В бесконечном пространстве, один из самых больших и дорогих кораблей, какой когда-либо был построен человеком, пожирал мили с бессмысленной поспешностью.
Он знал, какие части его мозга подвергались стимуляции. Гросвенф мог слышать шум лишь когда чувствительная область бокового участка коры головного мозга получала ощущения. Участок мозга над ухом при стимуляции воспроизводил мечты и старые воспоминания. Некоторым образом, каждая часть мозга давно была классифицирована. Точная локализация подвергающихся стимуляции областей претерпевала едва заметные изменения в зависимости от индивида, но основная структура — среди гуманоидов — всегда была одинаковой.
Нормальный человеческий глаз был прекрасным объективом. Хрусталик передавал изображение на сетчатку. Чтобы судить о картинах города так, как они были переданы народом Риим, он мог пользоваться объективной точностью глаз. Если бы он смог скоординировать свои визуальные центры с их глазами, он мог бы быть уверен, что видел то, что существует на самом деле.
Прошло еще некоторое время. Вконец огорчившись, Гросвенф подумал; «Может ли быть так, что я просижу пять полных часов, не вступив в полезный контакт?»
Впервые за то время, как он полностью углубился в это исследование, он постоянно обращался к здравому смыслу. Когда он попытался поднять руку над контрольным рычагом энцефало-аджустера, ничего у него не получилось. Просто нахлынуло множество неясных ощущений, и среди них отчетливо различимый запах горящей изоляции. Его глаза увлажнились. А потом резко и ясно возникло изображение. Потухло оно так же внезапно, как и вспыхнуло. Но для Гросвенфа, прошедшего обучение на самых современных психологических приборах, оно осталось в сознании так же ярко, как если бы он смотрел на него довольно долго.
Он увидел, что находится в одном из высоких узких здании. Освещение было тусклым, как будто являлось лишь отражением света, проникающего в дверь. Окон не было. Вместо полов в помещении были подстилки. Несколько птицеобразных существ сидело на этих подстилках. В стенах виднелись двери. По всей вероятности, это были шкафы или кладовки. Увиденное волновало и тревожило. Предположим, он установил связь с этими существами, кем бы они ни были. Может быть это только одному из них удалось стимулировать свою нервную систему с его. Предположим, он сам достиг того состояния, когда может видеть его глазами, слышать его ушами и чувствовать до некоторой степени то, что чувствует он. Но и в таком случае все эти ощущения остаются на уровне эмоций, являются чувственными впечатлениями.
Мог ли он надеяться перекинуть мост через пропасть и вызвать двигательный ответ в мускулах того существа? Мог ли он заставить его поворачивать голову, шевелить руками — в общем, заставить его двигаться так, словно управляет собственным телом? Нападение на корабль было произведено группой сообща действующих, вместе думающих существ. А что если взять под контроль Одного из этой группы? А вдруг при помощи одного можно влиять на всех?
Его мгновенное видение передалось ему глазами одного из существ. То, что он испытывал до сих пор, не указывало на групповой контакт. Все это было похоже, будто человека поместили в темную комнату с отверстием в стене. Сквозь него и пробивался слабый свет. По случайно проникающим туманным изображениям он должен был судить о внешнем мире. Он мог быть вполне уверен в том, что картины верны. Но они не совмещались со звуками, проникающими через другое отверстие — или пол, или потолок.
Люди могут услышать звук, если его волна достигает частоты колебания до двадцати килогерц. Так устроено ухо. Так создана природа на уровне нервов. Под гипнозом человек может шумно веселиться в то время, как его мучают, и вопить от боли, когда его слегка пощекочут. Стимуляторы, означавшие боль для одной разумной расы, вообще ничего не значили для других.
Гросвенф мысленно сбросил с себя напряжение. Сейчас ему не оставалось ничего, как расслабиться и ждать… И он терпеливо ждал.
Теперь он думал о том, что возможно существует связь между его собственными мыслями и получаемыми им ощущениями. Эта картина помещения внутри дома — каковы были его мысли перед тем, как она появилась? Кажется, главным образом, он представлял себе структуру глаза. Связь была настолько очевидной, что его сознание, единственное, что от него осталось — волновалось. Было и еще одно обстоятельство, заставившее его удивиться. До сих пор он старался видеть и чувствовать, не включая свою нервную систему, а стараясь подключить ее к чужой. И все зависело от установления контакта и контроля над группой, напавшей на корабль.
Акунин Борис
Свержин Владимир
Березин Федор
Конюшевский Владислав
Доставалов Александр
Перумов Ник