Экраноплан пропахал днищем речное русло, крутнулся вокруг оси,
попытался было встать на нос, но не встал, проскрежетал в последний
раз по валуну, тяжело плюхнулся на брюхо и, перегородив речку, замер.
звенели какие-то бесстыжие бубенчики. Цел, однако!.. Пилот осторожно
щупал здоровенную ссадину на лбу. Мокрый до нитки, он не замечал
этого.
остекление. - Спасибо, что подвез.
случилось! Хоть раз в жизни...
собрались зрители и я проталкивался сквозь толпу... Бегом! Пожалуй, в
селе стоит угнать машину, лучше всего джип, но только если сам
подвернется, слишком мала моя фора, чтобы заниматься этим специально.
Да и крюк какой по дороге, а выиграю я на машине всего-то километров
пяток... Ближайший склон - вот он, рвануть по нему пешкодралом
напрямик, в лоб, уйти наверх, в буковые горные леса, в царство
карстовых воронок среди кустарника, там вы меня еще поищете... Там я
вволю повожу вас за нос. А потом исчезну.
x x x
облепленный жидкой глиной, а лаз упрямо не желал кончаться. Но в лицо
дул легкий ветерок, пробуждая надежду на то, что выход все же есть.
ползти на локтях, но больше было таких, куда приходилось буквально
ввинчиваться по частям, иногда и на выдохе, заполняя собой пустоты,
как расширяющийся газ. Одна рука впереди, в ней рюкзачок и фонарик,
вторая согнута и прижата к груди. Затекли обе, и невозможно их
поменять местами. Последнее место, где успешно проходили такие
эволюции, где даже можно было проползти на карачках, кончилось час
назад. Впереди - неизвестно что. Зря я сюда полез. Давно ясно, что лаз
мало-помалу уводит вниз, а мне надо наоборот. Жутко подумать -
возвращаться назад тем же путем. Вверх. По глине. Ступнями вперед.
потеря ориентировки под землей. Самое страшное, вечный сюжет кошмарных
снов - застрять...
выкинет в следующую минуту. И шутки-то у него по большей части
дурацкие: поставить на пути километровый шкуродер или такой вот лаз,
набить сифон жидкой глиной, напугать эхом в колодце, заставить то
потеть, то дрожать. Промочить до нитки - это уж само собой разумеется.
"Дождевая вода сквозь внутренности горы процеживается и распущенные в
ней минералы несет с собой, и в оные расселины выжиманием и капанием
вступает..." Что правда, то правда, Михайло Васильевич. Вступает. Тут
и человек "вступает в расселины выжиманием", чего ж воде-то не
вступить туда же. Приятной такой водичке, освежающей. Градуса четыре.
больше, но уже можно было вдохнуть по-человечески. Уклон, пожалуй,
тоже возрос. Я пополз быстрее. Найду место, где можно развернуться, и
полезу назад. Тяжело, а надо. Впереди мне делать нечего. Удивительно,
что вообще сюда долез. Двенадцать лет не спускался в пещеры, а надо же
- не растерял ползучих навыков! Счастье, что сбросил брюшко за
последние месяцы, иначе торчать бы мне в узости плотно вогнанной
затычкой...
озерко, характерные натеки по стенам, отовсюду капает, а сталактитов
нет, два колодца в потолке, с водопадиком и без, третий колодец ведет
вниз... Ага, вот я куда попал! Ну здравствуй, давно я тебя не видел.
Зал Шумный, пещера Дурная, открытая нашей группой в двадцать втором и
исследованная в двадцать третьем. Тогда же и получившая свое название.
Пещеры Кодорского хребта - не глубочайшие пропасти хребта Бзыбского,
здесь все скромнее. Дурная - она и есть дурная, нет в ней ни красоты,
ни свойств полигона для новичков, ни малейших претензий на
рекордность: съемка двадцать третьего года не показала и трехсот
метров глубины. Не удивлюсь, если после нас в эту дыру вообще никто не
заглядывал. Оно, если подумать, к лучшему.
падения - вода шумела. Мучительно хотелось шагнуть туда - в черноту...
Назад! Да что это со мной, а? Устал - пошли психические сдвиги?
Рановато...
несколько минут меня начнет колотить от холода. Нет, вода не
просочилась к телу, гидрокостюм выдержал все шкуродеры, - но пот!..
Хорошо было бы заменить патрон потоэкстрактора - а где его взять,
запасной? Я был насквозь мокрый. За последние трое суток я проспал
едва час. А ведь ушел! Самое главное - ушел, остальное пыль и мелочи.
Из-под носа ушел, как ни пытались они настичь меня раньше, чем я найду
первую же карстовую щель. Знали место, где я кое-что могу! Смешно: они
видели, как я ушел в колодец без веревки, на распорах, и честно
попытались гонять меня под землей. С веревками. Чудо, что не убились.
Спелеоподготовка у нацбеза та еще.
грянет наверху хороший ливень - утопит паводком, как суслика.
Нехорошо, что на стенах не видно отметин от последнего паводка, -
значит, вода затапливает зал целиком.
это обилием входов в нее. Только наша экспедиция разведала шесть.
Только что я нашел седьмой, самый неудобный. Можно не сомневаться, что
у каждого из этих семи входов меня ждут с большим нетерпением. Какой
отсюда следует сделать вывод, господа? Правильно мыслите, найти
восьмой вход, он же выход.
идти незачем. Оба колодца в потолке выводят в одну и ту же штольню.
Туда же можно попасть кружным путем через меандры и глиняный сифон.
Штольня длинная, с ветвлениями, некоторые так и не были нами
осмотрены... Но сперва нужно попробовать другое: вон тот знакомый мне
узенький лаз за валунами. Ход Малахова.
за трату времени, отпущенного на штурм пещеры. Ход вел не вниз, а
наклонно вверх - это раз. Ход закончился тупиком - это два. Никто,
кроме меня, туда не пошел, и ход остался просто ходом Малахова. Мало
ли таких ходов; назвали в твою честь, и радуйся. Правда, в конце хода
пламя зажигалки никак не хотело гореть ровно, и у меня сложилось
впечатление, что камни впереди можно расшатать. Не помню почему - то
ли сам я так решил, то ли ужалило меня в затылок, - но о чуть заметном
сквознячке в конце хода моего имени я не сказал никому...
потоэкстрактора, иногда это помогало. Удача моя не кончилась - помогло
и сейчас. Дрожь понемногу унималась. Поесть, что ли? Нет, сначала
поспать, хоть полчаса. А потом уже развести водой последний
стограммовый пакетик и поесть, прежде чем выбраться отсюда. Наверх.
Интересно, цела ли еще хибарка - "загородная резиденция" покойного
Вахтанга Ираклиевича, лучшего фельдшера из всех, кого я знал? В
двадцатом меня доставили к нему с признаками клещевого энцефалита,
говорить я уже не мог, только мычал, а он, вливая в меня лошадиный
гамма-глобулин (человеческого в радиусе ста километров не оказалось,
хоть умри), вел надо мною нескончаемый монолог о жизни и искусстве,
поминутно сворачивая на любимый предмет. "Скрябин? Как же, как же...
Олухом надо быть, чтобы так помереть, вольно ему было давить тот
чирей! Кхм. А музыка - божественная, и без света хороша... "
сне было только это: музыка и свет.
свет. Из круглой дыры сухого колодца в потолке свисала веревка, а под
дырой, в трех шагах от меня, держа на коленях яйцеобразный живот с
прижатым к нему матовым цилиндром фонарика, на обыкновенном складном
стуле сгорбился Кардинал.
поговорить, а?
4
неуместный на глубине ста двадцати метров под поверхностью земли,
сколь дик был бы баобаб на арктической льдине. Ага, вот оно что...
Кардинала спускали в колодец на веревке. На этом стуле.
Муразова, отечески укорявшего беспутного Чичикова, но громче, чтобы
голос не потонул в шуме низвергающегося в озерко водопадика. - Ну
зачем тебе понадобилась вся эта беготня, а? Дома не сиделось?
в озерке.
горло, помотал головой. - Все-таки нашли...
раз... Как?! Вряд ли Кардинал рискнул спуститься в одиночку, должен