связанных с собственной личностью, со своим телом.
Всегалактическому Населению нужна всегалактическая психология.
Нужны сапиенсы, принимающие к сердцу одинаково интересы близких и интересы
далеких.
Не теряющие жажды деятельности, когда сыты и обогреты.
Не теряющие интереса к прогрессу, даже если нет материального кнута. Давно
пора создать психополигон для создания новой психики.
7. ТЕМПОПОЛИГОН
Мы, работники полигона имени Здарга, вносим еще одно конкретное предложение.
Деятельность наша общеизвестна: мы проверяем, подсчитываем, как увязаны
константы пространства, времени и анергии.
Мы моделируем иные миры, с иными законами, прикидываем, какие вам придутся
по душе. И среди наших "безумных" моделей есть очень соблазнительная -
модель с двухходовым временем.
Пусть рядом будет два мира - с нормальным, медленно ползущим и тут же - с
быстротекущим. Пусть для начала будет полигон быстротекущего времени.
В нормальном, даже замедленном, будут жить рядовые сапиенсы. Будут медленно
расти. Медленно есть.
Медленно расселяться. Медленно рождать новые потребности.
А в быстротекущее время мы переведем науку. Переселим туда ученых, чтобы
они успели, быстро-быстро решить все насущные вопросы: найти или предложить
новые миры для поселения, новые пути для удовлетворения, чтобы успели
провести те долговременные опыты для создания новой нравственности, новой
этики, новых эмоций и новых стремлений, которые требуют нескольких
поколений, по мнению уважаемого делегата планеты ТСТ-237 (Их-Лирика. - К.
К.).
Два времени - житейское и исследовательское!
Мы предлагаем для опыта создать быстротекущий мир на нашем полигоне имени
Здарга. Увидите, сколько умственной продукции мы выдадим через годик по
вашему медлительному счету.
Факты покажут.
Как, уже?
Совсем не собирался я отбывать, иные были планы. Я захлебнулся в потоке
идей, хотел поприсутствовать, поглядеть, пощупать. В Галаядро хотелось бы
слетать хоть разок, и в атомное ядро спуститься самолично, и в
подпространство проникнуть, и в надпространство. И на Психополигон попасть
бы, и Темполигона дождаться. Как успеть всюду? Не разорвешься.
Впрочем, для звездных сапиенсов и такое возможно. Не разорвешься, но можно
удвоиться... учетвериться. Вчетвером мы (четыре "я") увидим вчетверо больше.
- А к жене вы тоже вернетесь вчетвером? - спросил Граве.
Я замялся. Верно, это затруднение я не обдумал. Не страшно, если в Шаре
будет четыре одинаковых корреспондента, все с длинным носом и покатым лбом.
Но на Земле им будет неуютно. У всех одинаковые воспоминания, все четверо
будут считать себя мужьями моей жены, хозяевами моей квартиры, авторами
моих книг.
- Мы бросим жребий, кому возвращаться, - сказал я бодро. - Один поедет
сразу же, прочие задержатся здесь, будут собирать материалы.
- И скучать не будут?
- По-моему, наш Человек вовсе не рвется на свою разлюбезную Землю, -
съехидничал Гилик. - Он за любовь на расстоянии. Сочувствует непросвещенным
землякам, но жить предпочитает с нами, в высококультурном небе.
Жизнь прожить в Звездном Шаре? Весь век быть зевакой в музее, копить
материалы, учиться и учиться? А учить когда, когда отдавать накопленные
материалы? Нет, нет, я здесь временно, я космический корреспондент.
Насобираю сведений и засяду за машинку, отчет писать. Но нелепо уезжать
сейчас, в самом начале, уподобиться студенту, бросающему институт после
первого семестра.
Однако это не значит, что я не скучаю, не мечтаю о возвращении. Каждый
вечер перед сном, если только выдается четверть часика свободных, мысленно
смакую возвращение. Вот я на вокзале, из Ленинграда приеду же, спешу по
подземному переходу в метро, с удовольствием вдыхаю запах сыроватой
штукатурки. Покачиваются синие вагоны на стыках, пассажиры покачиваются в
лад. Все настоящие люди, и без анапода выглядят людьми, и пахнут по-людски,
и разговаривают по-человечески. И я покачиваюсь с ними в одном ритме -
равноправный пассажир, смотрю, как прыгает кабель вверх-вниз на
полуосвещенных стенах, жду, пока не замелькают за окнами розово-мраморные
лотосы. Лотосы - это моя станция! Тоннель всасывает синие вагоны, а я
торопливо скольжу меж лотосами, бегу по шахматному полу, розовому с серым.
До чего же приятно перебирать подробности! Преодолевая упругий ветер,
открываю дверь из вестибюля на площадь. Справа киоски, и слева киоски -
цветочный, справочный, газетный. Приветливый инвалид предлагает
сегодняшние. Газеты как газеты - бумажные и все одинаковые. Общественные
газеты, не эгоистические листки звездного информатория. Мороженщицы в белых
халатах поверх ватников, поеживаясь от холода, предлагают "стаканчики" и
"на палочке". Мимо, мимо! У чугунной решетки не забыть бы посмотреть
направо. Осторожно, переход! Земные машины не умеют перескакивать через
прохожих. Дальше сад, наполненный мамами и колясочками. Подъезд номер три.
Крутая обшарпанная лестница. Отчаянное воззвание на эмалированной
пластинке: "Дети, не допускайте порчи стен, окон, дверей и перил в
лестничной клетке!" Скорее, скорее, как лениво тянется лифт на шестой этаж!
От звезды к звезде я перемещался в зафоне проворнее. Рыжая дверь с
потускневшей латунной планочкой. Моя фамилия! Не снята! Звоню! Переминаюсь
от нетерпения! Ох, знакомая походка. "Кто там?" Отвечаю: "Свои", Жена
открывает, круглолицая, круглоглазая, милая такая! Ахи, охи, вздохи, слезы,
упреки: "Где был, почему не писал, разве можно так?" И тут же волнение: "В
доме шаром покати. Я сейчас в магазин, одна секундочка". Как будто самое
главное на свете: немедленно накормить до отвала.
Это вариант оптимистический, оптимальный. Сладкие мечты!
Есть и другой вариант: грустный.
Те же колонны-лотосы, те же мороженщицы в халатах, чугунная решетка, мамы с
колясочками. "Дети, не допускайте порчи..." Журчит лифт, перевожу дух.
Звонок...
За дверью шаги, непривычные, тяжеловесные.
Открывает незнакомец. Пожалуй, он напоминает меня немного. Комплекция,
проседь, горбатый нос, покатый. У моей жены стойкий вкус.
- Вам кого? - Называю жену по имени-отчеству.
- Тебя тут спрашивают, Леля.
Круглолицая, круглоглазая. Но ни ахов, ни охов. На лице испуг. Недоумение.
И поджатые губы. Овладела собой.
- Зайди, поговорим.
Сажусь как гость у собственного стола. Локоть кладу на плексиглас.
Отодвигаю какие-то книги о контрапункте и полифонии. Сроду не разбирался в
музыке.
Буркатовский Сергей
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Березин Федор