показалось Эгину, успокаивающе. Но ненадолго. Очень скоро грохот
возобновился с новой силой, причем где-то в стороне от них.
сосредоточен весь смысл мироздания. Впрочем, в некотором смысле оно так и
было.
туннеля, образованное застывшей шардевкатрановой слизью, растрескалось.
Недра загудели и заныли. Взволнованный Авелир вскочил на ноги.
и лопнула, словно ореховая скорлупа. Эгин, Сорго, Лагха и Авелир отскочили
назад насколько могли далеко. И правильно сделали. Ибо спустя какой-то миг
жвалы-захваты числом шесть показались в проломе, выискивая кем бы
поживиться, а от фиолетового свечения бугорков на коже шардевкатрана в
туннеле стало светло как в мрачный день лунного затмения.
искусства. Он припал на одно колено и вновь заиграл.
то. И что шардевкатран воспринял услышанное как призыв подойти поближе и
пожать руку Сорго всеми шестью жвалами-захватами разом. Однако интуиция
Сорго была просто отменной. Или, быть может, осознание опасности сделало ее
отменной. По крайней мере, очень скоро все вздохнули с облегчением. Вместо
того, чтобы продолжать идти на сближение и дальше, шардевкатран ненадолго
остановился, попятился назад, пробил потолок лаза и ринулся на поверхность
земли.
Эгин.
за ним.
голову в ночь.
А также и язык, на котором следует говорить с ним, чтобы быть правильно
понятым. Тот язык, на котором отлично изъяснялась Люспена или, точнее,
Стражница аютской Гиэннеры по имени Куна-им-Гир. Правда, к концу урока все,
кроме Сорго, который был готов бренчать на каниойфамме хоть до утра,
чувствовали себя вконец обессиленными.
наконец Авелир, обращаясь к Сорго, чья вдохновенная рожа была лучшим
подтверждением волшебной силы искусства.
оставшиеся не у дел, были возвращены ножнам.
них были выставлены в карауле по двое горцев. Остальные легли спать на
расстеленных на полу шкурах. Спали бок о бок, словно солдаты в казармах.
словно драгоценнейшая драгоценность, покоилась невзрачная палка с
единственной струной. Как граница, через которую не велят переступать
приличия. Как напоминание о беспрецедентной по важности миссии. И как
музыкальный инструмент, поющий любовь, разлуку и то, что между ними.
он увидел перед собой Авелира в едва различимом зеленоватом сиянии, Эгин был
изрядно удивлен. "Вот те на!" -- сказал себе Эгин. Сон был на удивление
реалистичным, живым и свежим. Сон был вот каким.
указал Эгину на выход из трапезного зала, где стояли на часах двое горцев.
волос, мечтательно запрокинув голову. Словом, каждый развлекался как мог.
"Главное, чтобы носом не клевали", -- подумал Эгин, под началом которого
впервые была столь неотесанная армия. Впрочем, раньше не бывало и такой. Он
встал на ноги и последовал за Авелиром.
виноградом. Кислым и зеленым.
Авелира.
всю. Ты осведомлен о том, что Ибалар выучил и воспитал Лагху для того, чтобы
народ эверонотов смог воскреснуть из небытия мощью и волею гнорра,
гнорра-Отраженного. Ибалар был корыстен. Он нашел мальчика-Отраженного по
имени Дайл, чтобы играть им, словно куклой. И поплатился за свою корысть. Но
проблема в том, Эгин, что я тоже был далеко не бескорыстен. И хотя корысть
моя была иного рода, она не перестает быть корыстью. Дело в том, что я тоже
искал Отраженного. Просто Ибалар оказался гораздо проворней меня.
что уста его не разомкнулись.
"говорил", не двигая губами, и тем не менее у Эгина создавалась полная
иллюзия живой, настоящей беседы. "Впрочем, -- отмахнулся Эгин, -- это сон, а
во сне все может быть".
потом Ибалар вложил в душу Дайла слишком много зла, которому ему становилось
все сложней сопротивляться. Он научил его свободно и без трепета бродить
тропами, приводящими в страну, где свет и добро никогда не появляются. Я не
допустил Черного Посвящения. Лагхе удалось унести ноги из Мертвых Болот,
правда, запятнав себя одним из самых тяжких преступлений перед самим собой
-- убийством учителя. Я полагал, что со временем все доброе воскреснет в
Лагхе и что гордыня, семена которой посеял в его душе Ибалар, никогда не
даст губительных всходов. В своей наивности я полагал, что даже после трудов
Ибалара Лагха будет в состоянии осуществить тот замысел, ради которого я в
бытность свою мечтал найти Дайла-отраженного и воспитать его по-своему. И на
этот раз я позвал его сюда при помощи твоего медальона не только затем,
чтобы крушить костеруких и помыкать шардевкатранами. Однако теперь, когда
Лагха здесь, я понимаю, сколь недальновиден был Авелир, старая и уродливая
болотная саламандра...
удручен и подавлен. "Старая и уродливая болотная саламандра", -- кажется,
так Авелир себя при Эгине еще не величал.
следует той дорогой, что указал ему Ибалар?
замотал своей плоской головой Авелир. -- Лагха стал отличным воином. Он стал
проницателен и хитер, как полубоги древности. Но именно поэтому он стал
жесток и несгибаем, словно стальной прут.
настоящая жизнь текуча, а настоящий воин гибок, словно поток теплого
морского ветра... Одним словом, для исполнения того, о чем я мечтаю, он,
увы, не подходит, -- с тяжелым вздохом подытожил Авелир.
заинтригованный Эгин.
должен исполнить Лагха.
что если то дело, о котором ты еще не сказал, мне по силам, а в том, что это
дело доброе, я не сомневаюсь, я сделаю все, что требуется.
балкона и чуть свесился вниз. Затем, пробурчав что-то невнятное себе под
нос, вновь обратился к Эгину, знаком подозвав его к себе.
кладке противоположной стены, приобретшей в ослепительном сиянии полной луны
цвет слоновой кости, можно было отчетливо различить что-то похожее на
человеческую тень. Не очень четкую, но... Эгин вперился в ночь, как это
только что сделал Авелир, с тем, чтобы понять, кому эта тень принадлежит.
Никого.
изрек Авелир.