Чтение 63–й страницы книги ~Механика вечности~

серый, никчемный, спокойный. Он подарит еще одни сутки нормальной жизни - и
ничего больше. А больше ничего и не надо. Люди твердо знали, что завтра
будет похоже на вчера. И я им завидовал.

- Ружьишко далеко спрятал? - поинтересовался я.

- В Измайловском парке.

- Прямо тут, что ли?

- В двадцать шестом.

- Ну и как там?

- Что-то похожее я читал у отчима. Страшный сон, да и только.

- Как ты узнал о его гибели?

- А как узнают факты своей биографии? Вспомнил, - простодушно ответил
Тихон. - Зато ума не приложу, откуда тебе известно про гранату.

- Которой ты Иван Иваныча угрохал? Видел в твоем арсенале с такими же
наклейками.

- Я что, и чеку там же оставил?

- Конечно, ее под окном нашли. Или подожди... Она из моего кармана
выпала, когда я через окно летел.

- А к тебе она как попала?

- Да у тебя же и конфисковали! - Для Тихона такая недогадливость была
непростительна. - Когда в автобус отвели - помнишь, у выхода стоял? - все
отняли: и машинку, и чеку.

- Эту? - он показал стальное кольцо, которое я тогда спутал с деталью от
брелока.

- Да. Теперь тебя не поймали, вот она и осталась. Или что-то не так?

- Та граната тоже пошла на Фирсова. Только не в две тысячи первом, а в
тридцать восьмом. В бункер я ее бросил, понятно?

- Да какая разница?

- В принципе никакой. Только странно все это.

- Тем более что в бункере она не взорвалась. Иначе кто бы меня там
допрашивал?

- Теперь уже никто. Вовремя ты оттуда слинял.

Дальше ноги не шли. Я остановился, пытаясь вспомнить, о чем мы только что
беседовали. Как он сказал - никто? Что это значит? Погибли. Все. Зачем?
Фирсова надо убивать везде и всегда, это правильно.

- Но там же Ксения!! - крикнул я на всю улицу.

- Кто?

- Девушка, я тебе о ней говорил.

- Миша...

- Давай, Тихон, включай дырокол!

- В подвале много комнат, - возразил он.

- Днем нас держали в главной, с Лиманским.

- Там, где керосин? Черт...

- Включай, Тихон!

- Подожди, надо сообразить, какого числа и во сколько. Может не
получиться.

- Ты же гений, - заклинал я. - Кнута успел из-под колес вытащить?

- Успокойся, Миша. От спешки ничего не зависит. Важно не промахнуться,
слишком рано - тоже плохо. Неизвестно, что сейчас у Фирсова в памяти. Боюсь,
нас оттуда не выпустят.

- Я сам пойду, только скажи дату.

- Не горячись. Мы постараемся. Раз она тебе так дорога... Кто же знал?

- Ты ее видел?

- Я не заглядывал. Бросил, и все.

- А если там никого не было?

- Кто-нибудь да был.

Обнадеживать Тихон не умел.

Мы зашли на газон и укрылись за высокими неухоженными кустами. Нам
повезло, что еще не зима и маленькие круглые листочки пока не оборвались.
Какой-то мужик понимающе заулыбался. Я ответил красноречивым жестом, мол,
ничего не поделаешь, пиво. Проснувшийся Тишка истолковал наш маневр напрямую
и, позевывая и ежась от холода, начал расстегивать ремень.

- Правильно, всегда пользуйся любым подходящим случаем, - назидательно
проговорил Тихон. - Потом будет некогда.

- Мы что, берем его с собой? - удивился я.

- Нет, бросим по дороге!

Тишка даже ухом не повел - то ли он еще дремал, то ли уже привык к
чудному юмору взрослых.

Поразмыслив, я последовал примеру ребенка. Будущее такой возможности
могло не предоставить.

Мы шагнули в дыру, и дома моментально обветшали, покрылись какой-то
неуловимой пленкой старости, точно запаршивели. На улице заметно потеплело,
да и солнце как будто поднялось выше. Тихон настроил синхронизатор на один
из летних месяцев, скорее всего на август, и выбрал время около полудня. Две
тысячи двадцать шестой.

- Зимы не будет? - обрадовался мальчик.

- Пока мы этого не захотим.

На проспекте народные массы с невиданным энтузиазмом мели тротуары. Среди
десятков метел не было двух одинаковых, из чего я сделал вывод, что каждый
работник принес свою. В одежде преобладали густые темно-коричневые тона, но
на моду это было совсем не похоже. В обуви также наблюдалось странное
единообразие: женские модели практически не отличались от мужских и сильно
смахивали на допотопные галоши. По обочине полз трясущийся трактор с
прицепом, в который сваливали пыльный мусор.

Многие окна семнадцатиэтажек были прикрыты рыжей фанерой, иногда
попадались куски наглядной агитации с ничего не значащими фрагментами. На
крыше одного из домов шатался, грозясь сорваться вниз, огромный щит с
надписью "НЕТ ВОЙНЕ!". Вокруг этого дома никто не убирался.

- До бункера лучше добраться здесь, - сказал Тихон. - В тридцать восьмом
по камням будем тащиться неделю, а автобусов там нет.

- За исключением одного, - уточнил я.

- Конь вечно пьет за рулем, мы с такими не водимся, правда, Тишка?

- Я дружу с кем вы, - дипломатично отозвался тот.

Тихон пихнул меня локтем, приглашая посмеяться, но я не смог. Я пытался
успокоить себя тем, что его граната взорвется только через двенадцать лет,
однако самообман не удавался. Время относительно - это я уяснил давно и
крепко.

Дворники были не единственными людьми на улице: вдалеке, заложив руки за
спину, прогуливался усатый страж порядка в черной форме; дамы несли
крошечные, с претензией на изящество сумочки и полные каких-то предметов
сетки; несколько мужчин, не иначе - местных чиновников, важно помахивали
угловатыми чемоданчиками. Выглядели чемоданы совсем не опасно. Не так, как
те, что привели к власти моложавого полковника Фирсова.

- Подвал находится на площади Свободы. Где она у вас? - осведомился
Тихон.

- Скорее у вас, чем у нас.

- В тридцать первом году ее не было.

- В две тысячи шестом - тоже. Приехали...

Мы опросили около десяти человек, но никто из них о такой площади не
слышал. Разочаровавшись в трудоспособном поколении, я обратился к дряхлому
дедушке, гревшемуся на скамейке, но и он в ответ лишь потряс седыми кудрями.
Оставался еще добродушный милиционер, но его тревожить почему-то не
хотелось. Все говорило о том, что никакой Свободы, то есть площади ее имени,
в Москве не существует и наш вопрос мог быть истолкован как провокация.

- Ты можешь объяснить, где в твоем времени располагался бункер? Что там
было до войны?

- По-моему, в центре, - пожал плечами Тихон. - Кажется, банк или
библиотека.

- А конкретнее?

- На худой конец, доберемся через паром.

- Ты же его сжег.

- Дорога-то цела. Давай хоть оружие заберем.

Половину станций темно-синей ветки успели переименовать, но "Измайловский
парк" остался под прежним названием.

Газеты оказалась такими же бесплатными, как и общественный транспорт, и
Тихон, выходя из метро, прихватил толстое издание с крупным портретом над
передовицей.

- Увлекаешься политикой? - спросил я.

- Болван, пулемет завернуть, - буркнул он.

Дерево, под которым Тихон спрятал ствол, мы разыскали почти сразу, и я
решил, что это добрый знак. Выкопав оружие, мы вернулись на асфальтированную
дорожку и присели на крашеных пеньках. Тихон проверил, не высовываются ли из
газеты металлические части, и перетянул сверток проволокой. Похоже, с
терроризмом в двадцать шестом году дело обстояло неважно, в том смысле, что
его, терроризма, не было вообще, поэтому двое нервных мужиков с ребенком и
подозрительным пакетом никого не смущали.

- Я вижу, вы не москвичи, - обратилась к нам женщина средних лет.

- Да, приезжие, - ответил я, покрываясь потом. Как человек творческий я
быстро нарисовал в воображении спецкамеру и пристрастного следователя с
внешностью Левши. - У нас все в порядке, мы уже уходим.

- Не торопитесь, - строго сказала женщина, подтягивая к себе тележку с
оцинкованным коробом. - Поскольку вы гости столицы, то непременно должны...

- Сударыня, мы никому ничего не должны, - отчеканил Тихон.

- Я настаиваю, - та даже топнула ногой. - Живыми вам от меня не уйти.

На представителя власти дама не тянула, к тому же она постоянно кривила
губы и подмигивала правым глазом. Психическая, обрадовался я.

- Пока не выберете открытки, не отпущу. По штуке на каждого, -
ультимативно добавила она.

Я подошел к ящику и перегнулся через заусенчатый бортик. Передвижная
торговая точка, каковой оказалась коробка на колесах, была забита
фотографиями знакомых с детства достопримечательностей. Чаще попадался