знаешь здесь все ходы?
здесь, хочу есть. Тот человек сказал, что я найду ход по запаху, я тоже так
думал... конечно, найду, но я не хотел бы носиться здесь еще сутки!
мудрецы, но здесь в туннеле воздух недвижим, и потому, даже не поворачивая
головы, ему видно, как в трех шагах бредет этот оборотень-убийца, задевает
стены, стукается головой, оступается...
беспокойством:
рядом. Заходи и грызи глотки хоть всем, на кого наткнешься. Только сдается мне,
что ты все-таки врешь. Кому нужно, чтобы ты грыз глотку тцара, при котором, как
я слышал, и мыши на столе танцуют? Никого не казнит, никого не трогает, сидит
себе в своей башне и смотрит на звезды!.. Нет, ты идешь за моими сокровищами!
услышал!.. И никто не знает... наверное. А послал меня очень важный человек...
что он очень богат. У него на пальцах кольца с камешками, за каждый можно
купить дом или большой корабль, в ухе серьга с редким бриллиантом, а на одежде
застежки, пряжки, крючки - все дивной работы. За один только пояс можно купить
несколько богатых сел, столько в нем драгоценностей!.. Такому человеку ничего
не стоит дать мне сундук с золотыми монетами. У него их сотни!
сюда?
не ходил, иначе провел бы меня к цели... Говорит мне, у тебя нюх! Найдешь. Дал
мне выпить эту гадость... Говорит, сутки действует. А я уже почти сутки тут
блуждаю. Скорее бы...
пинка. Того бросило вперед,
быстро удалялся.
даже его чуткие ноздри ловят только странные нечеловеческие ароматы холода,
инея, влаги. Вроде бы послышался далекий хряск, словно корова с большой высоты
упала на длинные и острые ножи, но, возможно, это почудилось.
дал такого, что зашиб пальцы о костлявый зад.
которого пальцы в перстнях, кисти рук в браслетах, в ухе серьга с бриллиантом,
а пояс украшен драгоценными камешками.
ночи, даже выглянул за дверь и строго наказал стражам бдить и никого к нему не
впускать.
двери, и Мрак вернулся, в нетерпении бросился к окну. Весь день солнце честно
грело и даже обжигало мир, но это уже от большой любви, а теперь, красное и
распаренное, с облегчением сползает к спасительному краю земной тверди.
прожаренную корочку хлеба. Румянятся крыши, земля из серой стала
поджаристо-коричневой, даже верхушки
цвет темной меди.
прибоя, медленно угасает, усталые языки еле ворочаются, как весла в ладонях
измученных гребцов, чудище шевелится все медленнее. Вот наконец это уже не
чудище, а кучки торгующихся, что завершают сделки, а прямо между возами уже
вспыхнули костры, потянуло запахами жареного мяса, свежесваренной похлебки, к
небу поднялись дымки и клубы вкусно пахнущего пара.
начала вырезываться, как невыносимо медленно взлетающая огненная птица,
исполинская пылающая луна. По всей земле побежали золотые ручьи, а луна
продолжала подниматься, золотые ручьи превратились в реки, и наконец чернота
осталась только в ямах и впадинах, а весь мир заблистал, словно на него
обрушились капли золотого дождя. - Пора, - сказал он вслух. Обернулся к Хрюнде,
погрозил пальцем. - Ты тут пока не разоряйся, поняла?.. Щас можно, тут все
чужое, но потом уйдем, а ты напривыкнешься добро не беречь...
живот ложился на ковер, и Мрак вспомнил, что Манмурт говорил, что это шар, а не
жаба. И что надо ей придумать какое-то занятие: за кем-то бегать или от кого-то
удирать.
десятый? Еще дня четыре - и мы пойдем топтать мир задними лапами. А ты, если
хочешь, и передними.
увидел твердую решимость ни на двух, ни на четырех, а вот так, всем пузом, на
его твердом надежном плече.
приняла ее радостно, Хрюндя перекатилась пару раз через голову, а когда
вскочила, полная уверенности, что на этот раз так легко не отцепится, на стене
прощально качнулся ковер за сдвинувшимся на место камнем.
воздуха. Лапы сами наддали, и через минуту во всю ширь распахнулось звездное
небо с нещадно блистающей луной.
озверелым солнцем, а ночью, как вот сейчас, весь мир сияет легко и таинственно
неким волшебным светом. Ночью вот он, аромат цветущих яблонь, воздух заполнен
чудесным ревом крупных толстых жуков, важных и неуклюжих, что сталкиваются,
падают на спину и долго болтают в воздухе всеми шестью лапами, умоляя помочь
перевернуться.
высших нот и растворяясь там в неземной неге, звонко стрекочут кузнечики,
немузыкально ухнул, не выдержав, филин, смутился, смолк, только от пруда
донеслась трель десятка лягушек. Они не спят, тоже поют, их громкое кваканье и
скрекотание, само по себе назойливое, сейчас красиво и умело вписалось в общий
хор...
прыжками. Он словно летел над землей, едва-едва касаясь ее кончиками лап.
Сбился с ритма, только когда выскочил из-за леса на простор: кровавое зарево
пожара полыхало, как вечерняя заря. Даже не полыхает, а заняло
домов беженцев осталось всего с полдюжины. Мрак подумал со злой безнадежностью,
что люди прожили здесь уже не одно поколение, а все еще их зовут беженцами.
Видно, в самом деле, что-то от недоброй магии Мертвого
Ликии.
были в доме. Оба не спали, увязывали узлы. Мрак всмотрелся в их изможденные
лица, в голову стукнула внезапная мысль, что какие же они старики, от силы лет
на тридцать больше, чем юной Ликии, а выглядят как дряхлые, пережившие,
изможденные. Да, не одно поколение этих беженцев пытается что-то сажать здесь,
выращивать, но то ли земля слишком пропитана кровью, то ли тяжесть поражения до
сих пор давит на их плечи.
мертвые... Здесь же была однажды страшная битва, вся земля пропиталась
кровью! Потому здесь так тяжко... Мы терпели долго, но теперь мертвецы подают
знаки... Не хотят, чтоб мы вот так по земле, где лежат их
всей Барбуссии. Здесь они друг другу не дают забывать, что все они - изгои, а
на новом месте - новые заботы. А останутся - и через сто лет будут беженцами...
целая горсть.
вам на обустройство на новом месте.