так и пышет от него волнами. Эдди понимал, что должен бы жалеть Роланда,
но, похоже, в эту минуту был способен испытывать только адскую злость.
ты можешь мне сказать, это "Ты отдал ей револьвер". Ну, спасибо, приятель.
То есть особых изъявлений благодарности я и не ждал, но это уж ни в какие
ворота не лезет, едрена мать.
сказал Эдди, подбоченясь и язвительно глядя на стрелка сверху вниз. - А
теперь выбирай: либо ты садишься в кресло, либо я его складываю и пробую
запихнуть тебе в жопу. Чего изволите, барин?
ничего не мог с собой поделать. - Сперва ты вздремнешь, Эдди. Когда придет
время смотреть, мы посмотрим, что к чему, но сейчас тебе нужно выспаться.
Ты вымотан.
свалишься. Скверно для тебя, еще хуже для меня и хуже всего для нее.
солнце. - Сейчас четыре, быть может, четверть пятого. Ты проспишь пять -
возможно, семь - часов, и будет уже совсем темно...
Потом поешь. Потом мы тронемся в путь.
жизнь в моих руках; полагаю, ты это понимаешь.
ставь никого из нас... - Когда стрелок дышал, в груди у него негромко
свистело. Эдди слышал эти хрипы, но они очень мало волновали его, - ...в
затруднительное положение.
...Укладывайся, - закончил стрелок.
схватил юношу грубыми руками неловкого в своем рвении любовника. Эдди
услышал (или это ему только пригрезилось), как Роланд говорит: "Но
отдавать ей револьвер не следовало", и неведомо на сколько времени
погрузился в тьму и неведение, а потом Роланд затряс его, чтобы разбудить.
Когда Эдди наконец сел, ему показалось, что в его теле не осталось ничего,
кроме боли: боли и тяжести. Мышцы словно бы превратились в заржавленные
блоки, шкивы и лебедки заброшенного цеха. Из первой попытки встать ничего
не вышло. Он тяжело плюхнулся обратно на песок. Со второй попытки Эдди
удалось подняться, однако он чувствовал, что даже на такое простое
действие, как поворот кругом, у него уйдет порядка двадцати минут. Причем
поворачиваться будет больно.
последний поход по окаянному взморью.
объявил привал, Эдди испытал смутное разочарование. Он ничем не проявил
своего несогласия, поскольку попросту чересчур устал, чтобы идти дальше
без отдыха, однако, отправляясь в путь, надеялся пройти больше. Тяжесть.
Вот что было нешуточной проблемой. По сравнению с Одеттой, везти Роланда
было все равно, что везти железные брусья. Перед рассветом Эдди проспал
еще четыре часа. Он проснулся, когда над разрушающимися холмами, в которые
выродились горы, вставало солнце, и прислушался к кашлю стрелка. Кашель
был слабым, хриплым - перханье старика, возможно, больного воспалением
легких.
нашел бы.
яблони и весенние цветы в Придворных Садах Его Величества.
ветерком прокатить тоже не обещаю, но все равно на десяток-другой миль мы
уедем.
склонился к закату, а они все еще медленно тащились к тому месту, где
молодым людям явилась третья дверь. Эдди прилег было, думая покемарить еще
часика четыре, но спустя каких-нибудь два часа пронзительный крик одной из
диких кошек вырвал его из сна. Сердце у Эдди колотилось. Боже правый, судя
по тому, как эта сволочь вопила, она была огромадной.
глазами.
другим вспыхивали снизанные в гирлянду крохотные бенгальские огни.
как на ладони. Еще через два часа они наконец оказались возле нее.
след простыл.
же сорванным и хриплым, как у второго номера Одетты.
спутать с ее голосом. Невысокие, изъязвленные холмы не желали отражать
звук. Слышался только грохот волн, гораздо более громкий на этом тесном
клине суши, гулкий рокот прибоя, гудевшего в конце тоннеля, прорытого им в
рыхлом, крошащемся камне скал, да непрекращающиеся причитания ветра.
голосовые связки оцарапало что-то вроде острого зубца рыбьей кости. Глаза
Эдди лихорадочно обшаривали холмы в поисках светло-коричневого пятнышка
(которое оказалось бы ладонью Одетты), или движения (если бы Одетта
приподнялась), или... (прости ему, Боже) ярких брызг крови на буром камне.
найдет револьвер, в гладкий сандал рукояти которого окажутся глубоко
впечатаны следы зубов. Подобное зрелище могло довести Эдди до истерики,
даже свести с ума, однако он продолжал высматривать - это ли, что-то
другое, все равно.
увидеть только одно слово; слово, которое употребил человек в черном,
перевернув на пыльной Голгофе, где они держали совет, шестую карту из
колоды Таро. "Смерть, - сказал тогда Уолтер, - но не твоя, стрелок".
Беззвучно шевеля губами, стрелок снова прочитал:
переставая выкрикивать имя Одетты, уже карабкался на первый склон.
не слишком сильно пострадавшую и по-прежнему, что называется, "в себе".
Стрелок полагал, что эта парочка смогла бы даже устроить себе тут своего
рода жизнь - взаимная любовь Одетты и Эдди могла бы как-нибудь задушить
полную яда белену, именовавшую себя Деттой Уокер. Да, он полагал
возможным, что вместе эти двое просто задавили бы Детту насмерть. Роланд
был своего рода суровым романтиком... и все-таки достаточным реалистом,
чтобы знать: порой любовь действительно побеждает все. Что же до него
самого... даже будь Роланд в силах добыть из мира Эдди те снадобья, что
однажды уже почти вылечили его, смогли бы они излечить его или хотя бы
положить начало исцелению теперь? Теперь Роланд был очень болен и ловил
себя на том, что гадает, не слишком ли далеко зашло дело. Руки и ноги
терзала тупая ноющая боль, в голове глухо стучало, в забитой мокротой
груди ощущалась тяжесть. Когда он кашлял, в левом боку что-то болезненно
скрежетало, словно ребра там были сломаны. Левое ухо пылало. Возможно,
Максимов Альберт
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия