Чтение 63–й страницы книги ~Восставшая из пепла~

- отнюдь не волосы Дарака. Свечи не горели. Он произнес в темноте:

- Благодарю тебя, богиня. Надеюсь, что вернусь до рождения.

Она была нелепой, эта его уверенность, и все же она вызвала у меня
холодок. Я ничего не ответила, и вскоре он ушел. Похолодев, я лежала на
постели до тех пор, пока луна не засияла на моей наготе. Я нашла спальную
маску и надела ее. Часы начали отбивать второй час утра, а потом третий,
четвертый и пятый часы. Спала я в За, Голубке, неважно.

Два дня в За громыхали и лязгали армии Аммата, Со-Эсса и Кмисса.
Царили страшный шум и суматоха, но я их почти не слышала, равно как и
ужасные часы. Я послала за лекарем и, отобрав среди его трав и лекарств
те, какими пользовалась Уасти, приготовила сонное зелье. Казалось
нелепостью, что я раньше не додумалась до этого. Я проспала две ночи и
день между ними. Глаза я открыла в странно безмолвном рассвете - исчезли
Вазкор и его военные силы, и фургоны из обоза.

Я встала, приняла ванну, оделась и позвала к себе Мазлека.

- Через За будут еще проходить войска?

- Да, богиня, - подтвердил он, - еще должно подойти несколько
соединений регулярных войск и много пехоты. Они будут проходить через
Город много дней.

Я сообщила ему, что нам предстоит присоединиться к Вазкору; он,
казалось, удивился, но и обрадовался перспективе участия в боевых
действиях. Я терпеливо ждала, пока не наступил четвертый день после
отбытия Вазкора. В полдень из Аммата прибыло пятьсот всадников и двести
пехотинцев под командованием здоровенного блондина в полном походном
вооружении в отличие от своих подчиненных. Они расположились под стенами
на придворцовом поле или нашли помещения для постоя в Городе, и началась
шумная ночь. В темноте, освещенной факелами моего эскорта, я прошла по
короткой траве среди рядов палаток и прибыла к огромному алому шатру. Под
черным плащом я носила все регалии богини. Часовые сразу узнали меня, и
через какие-то минуты я вошла и оказалась лицом к лицу с нервничающим,
пораженным командиром. Он не так давно что-то пил и из кожи вон лез,
стараясь скрыть этот факт. Подав мне высокое кресло, он расхаживал вокруг
стола, не зная, что со мной делать.

- Командир, - сказала наконец я, когда иссякли его неловкие
любезности. - Я весь день ожидала вашего ответа.

- Моего - моего _о_т_в_е_т_а_? - воскликнул он, останавливаясь как
вкопанный.

- Снарядить моих людей для похода.

Его не скрытые маской глаза сделались круглыми от удивления.

- Я вижу, командир, - сказала я, - что посланцы до вас не добрались.
Я должна отправиться на эту кампанию вместе с моим мужем-властелином.
Честь вооружить меня предоставлена Аммату.

С лицом, покрасневшим от потрясения, он начал оправдываться и
заверять меня, что немедленно выполнит пожелания властелина.

Это вызвало задержку на два дня для Аммата, но тем не менее Мазлек и
его восемьдесят людей получили в походных фургонах превосходное снаряжение
для себя и для своих лошадей. Командир нервно спросил, что я выберу для
себя, но доспехи были для меня совершению бесполезны. Их, как правило,
изготовляли не для женщин, и поэтому подходящих из бывших в употреблении
не находилось; к тому же, каждая часть их была громоздкой, неудобной и
наверняка свалилась бы в тот же миг, как только мой конь перейдет в галоп.
Поэтому я выбрала только ножи и длинный яркий меч без эмблемы. Он считал,
что мне надо изготовить персональное снаряжение, но я уведомила его, что
нуждаюсь в вооружении только для нападения, а не для защиты. Он прочистил
горло и кивнул, считая меня, полагаю, облаченной в мою божественность и
потому неуязвимой. Однако страдать от всякой раны я буду, даже если и не
смогу умереть. Но сейчас это казалось неважным. Я не представляла себе
битву как таковую, я думала только о том, что Вазкор твердо решил запереть
меня в За и что я не дам себя запереть.

За это время в За въехал и выехал отряд Со-Эсса, и войско из самого
За с лязгом прошло на юг под высоким арочным сводом ворот.

В последнюю ночь, когда я допоздна засиделась в своих покоях, готовя
официальное письмо тому, у кого гостила, желтогребенчачому Джавховору,
вбежала одна из моих женщин и уведомила меня, что тот только что явился
лично.

Он вошел, глубоко поклонился и завозился с маской. Я спросила его,
что ему угодно.

- Богиня, прости меня, но я понял так, что ты должна была оставаться
здесь, в За.

- И как же ты это понял?

- Владыка Вазкор... - он заколебался. - Властелин доверил ваше
благополучие моим заботам. Он объяснил положение дел. Твое деликатное
состояние...

Я посмотрела на него каменным взглядом, и он покраснел.

- Деликатное? - переспросила я. - Это почему?

- Из-за _б_е_р_е_м_е_н_н_о_с_т_и_, - выдавил он гортанным шепотом.

Это было одновременно и смешно, и жутко.

- Владыка Вазкор, боюсь, страшно ошибся, - заявила я. -
Следовательно, тебе нет нужды убеждать меня не ехать, и в самом деле, я бы
настоятельно рекомендовала тебе этого не делать. Ты немедленно уберешь от
моих дверей свою стражу. С любыми дальнейшими попытками задержать мою
особу разберется моя собственная стража. Ты помнишь, кто я и какими силами
обладаю. Ты желаешь, чтобы я их продемонстрировала?

Он побелел и попятился, пытаясь найти подходящие слова.

- Я понимаю твое затруднительное положение, - смилостивилась я. - Ты
разрываешься между необходимостью подчиниться Вазкору и желанием не
гневить меня. Однако на самом-то деле все очень просто. Я здесь, а Вазкор
- нет. А теперь иди и больше не беспокой меня чем либо, связанным с этим.

Он поклонился и, трясясь, вышел; я так никогда и не увидела стражу,
которую он, как я догадалась, привел с собой - бедный, сбитый с толку
дурак.

Мы выехали на заре навстречу сильному яркому солнечному свету.

Дорога шла вниз с платформы, на которой стоял Город, в безлюдную
белую пустыню, однако в тот день она казалась прекрасной, искрящейся, как
алмаз, под ясным бледным небом. Вдали на востоке я теперь смогла различить
самые слабые признаки тех гор, которые вели к Эшкорек-Арнору и окружали
его. Там правил теперь человек, который ожидал во время совещания в За
смерти черепахи и слов Вазкора: "Теперь _т_ы_ Джавховор".

Мы двигались довольно проворно, так как не тащили с собой много
фургонов, и они нас не слишком задерживали. По ночам воздвигались
металлические стены, вспыхивали костры. Ко мне приходил Мазлек и понемногу
обучал меня военному делу, но не слишком долго; уставая от езды, я легко
погружалась в сон. Ко мне относились с большим уважением и вежливостью.
Амматский командир явно думал, что делает приятное всем. Он действительно
с нетерпением дожидался, когда сможет доставить меня с почетом, в целости
и сохранности и должным образом вооруженную, к моему донельзя
обрадованному мужу.

Как я поняла, Вазкор установил место встречи для всех своих сил в
точке, называемой ими Львиной Пастью. Неподалеку от этого места, где в
небо вонзались высокие скалистые холмы, создавая частокол вокруг Пурпурной
долины, находилось ведущее вниз узкое ущелье. Зимой ущелье заваливало
снегом, и ходило немало рассуждений и споров о том, как Вазкор планировал
пробираться через эти непроходимые снега или как долго придется ждать,
пока весенняя оттепель не выполнит эту работу за него. В любом случае по
этому поводу ворчали. Зимняя кампания по ту сторону Театра военных
действий была редким и рискованным предприятием.

Ближе к холмам ландшафт изменился: замерзшие русла речек, редкая
россыпь лесов с голыми деревьями, сломанными снегом ветвями. Здесь стояло
несколько деревень, и в них не обошлось без обычных солдатских грабежей,
но на этот раз никаких изнасилований не было, возможно, только потому, что
тут прятали женщин получше. Здесь мы также начали догонять и обгонять
длинные неповоротливые процессии больших колесных пушек, осадных башен и
других военных машин, влекомых запряженными цугом мулами или мертвоглазыми
темнокожими. Они оставляли на белой земле большие черные колеи. Погонщики
шныряли вдоль напряженных рядов, и длинные бичи взвивались и опускались,
словно извивающиеся языки змей. На десятый день, когда мы проезжали мимо,
пало сразу два мула, надорвавшись под грузом большого металлического
тарана. Люди с бичами сердито ругались и кричали, но у амматских солдат
это зрелище вызвало немало смеха. Я отвернулась от двух одинаковых туш,
лежащих на снегу, словно рисунок. Уж не знаю, почему меня так расстраивал
вид умершего животного, коль скоро человеческая смерть меня совсем не
трогала. Наверное, потому, что животные были прекраснее, и в них не
усматривалось никаких признаков разложения, в то время как даже в
наилучшем из людей всегда можно найти какую-то вину или порок, из-за
которых он кажется заслужившим смерть.

Скалистые холмы выросли и отвердели в лежавшей перед нами пурпурной
темноте. Пересеченная лесистая местность сгустилась и отступила. Время от
времени небо расшивали узорами птицы, а на рассвете появилась горстка
белых волков, шныряющих вокруг стен лагеря и воющих от голода.

- Выходит, в этих горах водятся животные? - спросила я у Мазлека.

- Водятся, но мало, богиня.