возражений не последовало.
добавила: -- Но здесь работаю медсестрой. А вообще-то я врач. А вы( вы
прибыли из Старого Мира? Из Уэрела? Присядьте-ка вот здесь, дети. Как долго
вы находитесь здесь?
ее в палату, где больной предстояло отдыхать и проходить обследование. Потом
она выслушала мой рассказ и, прощаясь, вручила мне записку к своей подруге,
которая могла помочь мне найти жилье и работу.
явилась, как дождь небесный на иссохшую землю!
изъявила желание взять меня на работу и предоставила право преподавать все,
что я сочту нужным. Поскольку я имела дело с капиталистами, то зашла в
другую школу, узнать, не будут ли там платить мне больше. Но в конце концов
вернулась в первую. Мне понравились ее люди.
корпорации, которое приобретало временное право на свободу; у них были свои
больницы и школы с массой образовательных программ. В Старой столице имелся
даже университет для "имущества". Корпорации, конечно, наблюдали за
процессом обучения, подвергали цензуре содержание лекций и печатных трудов,
стараясь, чтобы все служило единой цели -- увеличению их доходов. Но в
пределах этих узких рамок можно было пользоваться имеющейся информацией, как
заблагорассудится.
тридцатилетней войны система сбора и передачи знаний была практически
уничтожена. Выросло целое поколение, умеющее только нападать и отступать,
знающее только болезни и несчастья.
сказал мне директор школы. -- Стоит ли удивляться, что люди с плантаций
заняли места, оставленные надсмотрщиками корпораций? Кто остановил бы их?
одержимостью верили, что лишь образование может проложить путь к свободе.
Они по-прежнему вели войну за Освобождение.
одноэтажными домишками, которые скрывались в тени огромных старых деревьев.
Передвигались по нему главным образом пешком; среди неторопливых толп,
дребезжа, сновали велосипеды, и, громыхая, прокладывал себе путь
немногочисленный общественный транспорт. Под дамбами, вдоль заливных низин,
где буйно шли в рост садовые посадки, на целые мили тянулись хижины и
бараки. Центр города был застроен преимущественно невысокими домами, которые
сменялись мельницами и складами. Деловой центр напоминал кварталы типичного
города Вое Део, только более старого, запущенного и не такого мрачного.
Вместо больших магазинов для хозяев улицы были заполнены открытыми лотками,
где торговали всем необходимым. Здесь, на юге, климат был мягче, и легкая
дымка, которую приносило в город дыхание теплого моря, была пронизана
солнцем. Ощущение радости не покидало меня. Господь одарил меня способностью
забывать беды и неприятности, и в городе Йотеббере я чувствовала себя
счастливой.
предприятии. Виделась я с ней редко, ибо подружились мы в силу
необходимости, а не по собственному выбору. При каждой нашей встрече она
неизменно вспоминала улицу Хаба и свою лабораторию на Уэреле, а также
жаловалась на работу и на коллег.
ее, что и сделала. Когда я рассказала ей о своих делах, она попросила меня
сходить с ней на собрание просветительского общества. Как я выяснила, оно
представляло собой группу демократов, главным образом учителей, которые
старались противостоять автократической власти племенных и местных вождей,
врученной тем новой Конституцией, боролись против явления, именуемого ими
рабским мышлением, тупым женоненавистничеством, с которым я познакомилась в
Хагайоте. Мой опыт оказался полезен для них, ибо все они были горожанами,
которые сталкивались с рабским мышлением, лишь когда оно начинало
командовать ими. Самыми неудержимыми в своем возмущении из членов группы
были женщины. Освобождение почти ничего не дало им, так что терять им было
нечего. Мужчины в большинстве своем являлись сторонниками постепенных
перемен, женщины же стояли за революцию. Поскольку я была родом с Уэрела и
плохо разбиралась в тонкостях политики на Йеове, то предпочитала слушать и
помалкивать. Хотя мне было нелегко сдерживаться. По природе своей я была
оратором и порой чувствовала: мне есть что сказать. Но я держала язык за
зубами и слушала выступавших. Их в самом деле стоило послушать.
могла быть свойственна изощренная хитрость. Хотя комиссар, президент
провинции Йотеббер, избранный в результате подтасовки избирательных
бюллетеней, и не понимал наших манипуляций со школьными программами, он без
больших усилий мог контролировать школы, просто посылая туда инспекторов,
которые вмешивались в ход занятий и просматривали наши учебники. Но, как и
во времена корпораций, самым главным он считал контроль над телесетью.
Сводки новостей, информационные программы, марионетки в "репортажах с места
событий" -- все подчинялось ему. И что могла противопоставить этой
вакханалии горстка учителей? Дети родителей, не имевших никакого
образования, с помощью телесети слышали, видели и чувствовали лишь то, что
комиссар хотел им внушить: свобода -- это необходимость повиноваться
начальству; насилие в чести и главное -- мужественность. Поскольку эти
истины каждодневно подтверждались жизнью и опытом просмотра сообщений по
телесети, что толку было в словах?
из членов нашей группы. -- Начальники через наши головы обратились к
информационной технологии эпохи "постнеграмотности".
признала, что, вероятно, она права.
вице-посол Экумены. Его присутствие в городе было предметом несказанной
гордости нашего комиссара, ибо чужака прислали из Старой столицы, чтобы
поддержать главу провинции Йотеббер в его противостоянии Всемирной партии,
чьи позиции были особенно сильны здесь и которая продолжала требовать
изгнания с Йеове всех иноземцев. До меня доносились смутные слухи об этой
личности, но я меньше всего ожидала встретить его на собрании школьных
учителей-вольнодумцев.
белков, но, если не обращать на это внимания, его можно было бы счесть и
симпатичным. Он сидел напротив меня, неестественно прямо, будто по привычке,
и слушал, не произнося ни слова, словно и это было для него привычным делом.
К концу встречи он повернулся и в упор уставился на меня своими странными
глазами.
кое-какие книги от Старой Музыки.
машина. -- В его словах чувствовалась какая-то легкая ирония, как будто он
не собирался иметь машину, но радовался ее наличию.
уж не любовники ли они. Хотя она была значительно старше, в этом
предположении не было ничего удивительного. Доктор Йерон обладала
магнетическим обаянием. Странно, что я вообще обратила на это внимание, ибо
меня не привлекали сексуальные особенности других людей. Они меня не
интересовали.
нежным был этот жест, пусть и неторопливым, но искренним. Это любовь,
подумала я. Тем не менее я видела, что они не вместе, поскольку в их общении
и взглядах не было того интимного взаимопонимания, которым любящие часто
дарят друг друга.
двух телохранителей -- молчаливых женщин-полицейских, которые сидели на
переднем сиденье. Мы разговаривали об Эсдардоне Айе, чье имя, как объяснил
Хавжива, означало "Старая Музыка". Я рассказала, как Эсдардон Айя спас мне
жизнь, переправив сюда. Мистер Йехедархед слушал с таким вниманием, что с
ним было легко разговаривать.
их, словно они были моей семьей. Но, может быть, с моей стороны было глупо
так думать.
в то же время в его речи уже слышалась йеовианская напевность, а голос был
прекрасным, низким и ласковым.
абсолютной невеждой, и именно книги дали мне свободу, открыли передо мной
мир -- точнее, миры( Но здесь я вижу, что телесеть, голограф-театры и все
прочее значат для людей куда больше, ибо определяют их сегодняшнее
существование. Может быть, привязанность к книгам означает привязанность к
Корнев Павел
Пехов Алексей
Никитин Юрий
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Сертаков Виталий