имя в этом месте без имен и названий, он все же слегка поворачивает
голову.
из-за острого приступа боли. Он сосредоточивается на структуре боли,
мысленно ведя пальцем по ее схемам, как бы взбираясь по стволу, ветвям,
сучьям и шипам адского дерева. - Ваша милость!
осознает, что и крики, и голос - его собственные:
как каждое слово все глубже структурирует хаотический океан боли вокруг
него. Силен постигает наконец, что боль - его спутница с самого рождения.
Таков дар поэту от вселенной. То, что он испытывает сейчас, - лишь
физический аналог боли, которую он чувствовал и безуспешно пытался
переложить в стихи, пришпилить булавкой прозы все годы своей
бессмысленной, бесплодной жизни. Это хуже, чем боль, это несчастье, потому
что вселенная предлагает боль всем, и
вопль. Исходящие от дерева волны боли - невидимые и неслышимые - на
какую-то долю секунды стихают. Среди океана погруженных в свою боль
мучеников появился островок инакомыслия.
сквозь туман боли. Печальный Король Билли смотрит на него. СМОТРИТ.
усилия Силен угадывает просьбу: "Еще!"
он затихает, изнеможенно качаясь на шипе, а боль, не уменьшаясь, просто
изгоняется токсинами усталости из двигательных участков коры его мозга,
внутренний голос то кричит, то шепчет:
ветвей и десяток шипов, отягощенных людскими гроздьями.
повелитель - жертва его предательства - открывает свои печальные глаза. В
первый раз за два с лишним века покровитель и поэт встречаются взглядами.
И Силен произносит слова, ради которых вернулся сюда и угодил на шип:
всякий мыслимый ответ, воздух меняет цвет, замороженное время бьет
хвостом, и дерево содрогается, словно проваливаясь на метр. Силен кричит
вместе с другими, ибо ветвь трясется, и шип, на который он нанизан, рвет
ему внутренности.
Гробницы светятся, ветер дует, и время началось сызнова. Пытка не стала
легче, но сознание прояснилось.
разрубленной груди. - Весь город как на ладони!
было больно, но никакая боль не может сравниться с тем, что я только что
испытал.
жужжавшего в каком-то полуметре от моего лица и, видимо, принадлежал
какому-нибудь охраннику из Дома Правительства.
гравий. - Все нормально. Просто я вдруг почувствовал боль.
биомонитор сообщает, что органических повреждений нет, но мы можем...
Оставьте меня одного.
сада и территории немедленно отреагируют.
куда ни глянь, везде загородки и охрана - и вышел на живописные просторы
Оленьего Парка.
статуса и разрешение секретаря Сената, но отвечать не спешил.
в обход.
но, узнав сидевших в ней мужчин в форме, вновь открыл лицо.
маячили порталы - высокие прямоугольники, сотканные из непрозрачной серой
мглы.
скамью, держась за планшир. Когда лодка перестала качаться, я нажал кнопку
подачи энергии и скомандовал:
носом к реке: я приказал ей плыть вверх по течению.
действительно превратился в одностороннюю, полупроницаемую мембрану. Лодка
с жужжанием пронеслась через нее, я стряхнул несуществующих мурашек и
огляделся.
видимо, Ардмен или Памоло. Тетис служила здесь главной улицей, и от нее
отходили многочисленные переулки-притоки. Обычно здесь можно было
встретить только туристские гондолы да яхты и вездеходки ультрабогачей на
транзитных аквастрадах. Но сегодня здесь царило настоящее столпотворение.
форм, спешащих в обоих направлениях. Здесь были плавучие дома, доверху
набитые всяким барахлом, катера, нагруженные до такой степени, что,
казалось, малейшая волна или ветерок их опрокинет, сотни размалеванных
джонок с Циндао-Сычуаньской Панны и баснословно дорогие плавучие особняки
с Фудзи - все они на равных боролись за место на реке. По-видимому, многие
из этих плавучих жилищ до сих пор не покидали причалов. В мешанине дерева,
пластика и перспекса мелькали серебряные яйца яхт-вездеходок; их силовые
коконы работали сейчас в режиме полного отражения.
волне, и от вторжения его отделяло сто семь часов. Мне показалось
странным, что беженцы с Фудзи заполняют здешние водные пути, хотя топор
Бродяг обрушится на их мир лишь через двести часов, но потом я догадался,
что, не считая отрезанного от Тетис ТКЦ, река течет своим обычным путем.
Беженцы с Фудзи плыли от Панны, которой до вторжения оставалось всего
Березин Федор
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Пехов Алексей
Никитин Юрий
Шилова Юлия