Солнечным лордом, Рожденным в бурю и Повелителем барсов. Сареван
становился тщеславным, как солнечная птица, но он понимал, чего стоит
лесть придворных. Это как золото колдунов. Пока заклинания действуют,
оно ярко блестит. Но пролетит мгновение - и блеск меркнет.
попадались повсюду: люди, обладающие маленькой силой, но умеющие пустить
пыль в глаза, творили чудеса, предсказывали судьбы и искали потерянные
драгоценности для простачков придворных. Но они представляли собой лишь
малую ветвь. Пока они убеждали скептиков Асаниана, что людей, подобных
им, не стоит опасаться, истинные маги совершали свои тайные деяния. Это
были неопределенного вида личности, которых редко замечали, хотя они
всегда оставались на виду, облаченные в серые либо фиолетовые одежды и
нередко сопровождаемые зверем или птицей. Сареван и представить себе не
мог, что некоторые из них пользуются благосклонным вниманием императора.
Они не признавались, а Зиад-Илариос не выставлял это напоказ. В основном
же он относился к Саревану весьма благосклонно. Когда Сареван появлялся
на совете и на заседании суда, император не говорил ни единого слова,
хотя глаза его блестели, а губы сжимались от возмущения. Император
отказывался видеть, что Сареван сует нос во все дела, и не ограничивал
его. Впрочем, в нужные моменты принц проявлял благоразумие. Он никогда
не делал попыток вмешаться в разговор, хотя слушал жадно, и часто его
глаза сверкали, а челюсти напрягались, словно ему стоило большого труда
сдержаться и не остановить поток чужой речи.
местности, где у людей языки подлиннее, назвали бы это иначе. Достаточно
вспомнить, кто его мать и кем она была для императора. Возможно, они
сочли бы своего повелителя околдованным.
***
него значит возвращение Высокого принца Асаниана и присутствие в
Кундри'дж-Асане Высокого принца Керувариона. С Первого Дня Осени Аранос
ни разу не появился при дворе. Это воспринималось как обычное,
свойственное ему поведение. Он прославился своими странностями. Его имя
произносилось чаще всего шепотом.
кого-то, то этим человеком был их блистательный и надменный Высокий
принц. Араноса они боялись.
спрятаться в своих покоях и не выходить. А люди пусть говорят.
стоял у дверей, ведущих в покои Араноса. Это была одна из его самых
очаровательных улыбок. - Я хочу говорить с твоим господином, - сказал он
на асанианском языке.
дверей.
светлый. Чародей был весьма любезен. Он поклонился и провел Саревана в
черные с серебром комнаты.
рассматривать чужеземца как нежеланного гостя. Возможно, это было своего
рода оскорбление. Аранос находился в купальне. Он лежал на ковре из
соболиных шкур, и один из рабов втирал в его кожу благовонное масло.
Другой раб расчесывал его волосы. Они были распущены и по длине
превосходили его тело.
этот счет ходили разные слухи. Насколько всем было известно, он не
породил ни одного ребенка, а для асанианского принца несколькими годами
старше Саревана это было форменным скандалом.
поднялись. Он почти улыбался. - Да, это действительно так, - сказал он.
Сареван посмотрел на рабов. Улыбка Араноса стала шире. - Они глухонемые,
- сказал он. - Самые полезные и самые неболтливые.
этом, но никогда не считал это правдой. Может быть, моя сила - другого
рода. Аранос был всерьез изумлен.
ради таинства. И ради моего бога. - А. - Важная асанианская гласная,
красноречивая и многозначная. - И все-таки ты понял меня.
Каждая из них верит, что я удостаиваю своими милостями другую. Некоторые
даже лживо утверждают это, чтобы извлечь для себя наибольшую выгоду. Я
потворствую им. Это служит мне на пользу: успокаивает моих так
называемых наложниц.
плечами:
полным знанием. - Ты не рожден в магии.
Принц снова спрятал его.
проволоки, в то время как ты с самого рождения наделен орлиными
крыльями.
Араноса, он разглядел отчаяние, ненависть и жгучую зависть. И все же,
несмотря ни на что, он чувствовал сострадание. Даже сняв маску, этот
человек оставался асанианцем. Паутины внутри паутин. Сареван превратил
свой язык в меч, разрубающий их.
у меня осталось кое-что от прежних сил: я могу видеть ловушки,
расставленные у моих ног. Аранос молчал. Сареван стремительно ринулся в
нападение. - Ты обещал стоять за спиной твоего брата, объявить его
наследником перед лицом вашего отца. Но ты не сделал этого. Ты обвинил
олениай в предательстве. А теперь оказывается, что они верны, и не
кому-нибудь, а вашему отцу. Откуда мне знать, что и все твои остальные
слова - не ложь? - Мой брат - Высокий принц, каким он и рожден быть. -
Надолго ли? Золотые глаза померкли.
схватить его, но он решил не двигаться. - Ты хотел, чтобы мы отделились
от Халида и его людей. Почему? - Я не могу тебе сказать. - Не можешь или
не хочешь? -И то, и другое. - Я могу вышибить из тебя правду. - Неужели?
его молчаливых рабов. Он улыбнулся. Аранос улыбнулся в ответ.
я искушаю тебя. Скажи, каков заговор ты замыслил против нас.
железной рукой на своем горле, - я не могу. Да, у меня есть собственные
планы, я охотно признаю это. Может быть, мой брат и не будет императором
так долго, как ему хотелось бы. Но что касается тебя... Я часть этого,
но я ничего не решаю. И я не волен сказать тебе больше...
***
женщины.
очевидно. И если он лгал... но он не лгал. Этого было достаточно, чтобы
свести с ума кого угодно. - Но если не ты, тогда кто? - Мне запрещено
говорить тебе. Сареван оскалил зубы.
тебе что-либо? - Мой отец.
к нему симпатию и, может быть, даже немного любил. Однако эти чувства не
могли ослепить его. Зиад-Илариос был сильным королем, хорошим человеком,
насколько это позволительно императору Асаниана, и искусным интриганом.
И все-таки...
организовывать то, что произошло, в империи противника. Одно время я
обвинял его даже в потере моей силы. Но недолго. Это слишком смахивало
на проделки магов. Слишком... смахивало...
были круглыми и ясными, как топазы.
бешенство. Будь он под открытым небом, оно вышло бы наружу в виде
торжествующего вопля.
эту игру. А они знают, твои собратья? Они хоть знают, насколько ты
опасен? - Любой человек опасен. - Не надо играть словами.
На шее цвета слоновой кости уже начали появляться синяки. Кожа асанианца
была такой нежной, что ни одна женщина не сравнилась бы с ним в этом.
Сареван. Он встал и безо всякой иронии поклонился. - Благодарю тебя,
принц.