Чтение 63–й страницы книги ~Комедианты~

- Ну да, та очаровательная дама, которая приходила в гостиницу. Неужели
не помните?

Поначалу я действительно не сообразил, о ком идет речь.

- А что она делает в Санто-Доминго?

- Ее мужа перевели в Лиму. Они с сыном задержались на несколько дней
здесь, в своем посольстве. Забыл, как его зовут.

- Анхел.

- Правильно. Прелестный мальчик. Мы с миссис Смит очень любим детей.
Может, потому, что у нас никогда не было своих. Миссис Пинеда была очень
рада узнать, что вы выбрались из Гаити целым и невредимым, но она,
естественно, беспокоится за майора Джонса. Я думаю, мы можем завтра
вечером поужинать небольшой компанией и вы ей расскажете о своих
приключениях.

- Завтра я хочу выехать с самого утра на север, - сказал я. - Вакансия
не станет меня дожидаться. Я уже и так слишком долго здесь околачиваюсь.
Скажите, что я напишу ей все, что знаю о Джонсе.

На этот раз, зная здешние дороги, я запасся вездеходом, снова взятым
для меня напрокат со скидкой мистером Фернандесом. Тем не менее я так и не
добрался до банановых плантаций в Монте-Кристи и никогда не узнаю,
доверили бы мне лавку фруктовой компании. Я пустился в путь в шесть утра и
к завтраку достиг Сан-Хуана. До Элиас-Пинас шла хорошая дорога, но дальше,
вдоль границы, Международное шоссе годилось разве что для мулов и коров -
правда, по нему и не было никакого движения, если не считать ежедневного
автобуса и нескольких военных грузовиков. Я доехал до военного поста
Педро-Сантана, где меня непонятно почему задержали. Лейтенант, которого я
видел месяц назад, когда переходил границу, был поглощен разговором с
толстяком в штатском; перед ним лежала груда сверкающих побрякушек и
дешевых ожерелий, браслетов, часов, колец: граница была излюбленным полем
деятельности контрабандистов. Деньги перешли из рук в руки, и лейтенант
подошел к моему вездеходу.

- Что случилось? - спросил я.

- Случилось? Ничего не случилось.

Он говорил по-французски не хуже меня.

- Солдаты не дают мне ехать дальше.

- Для вашей собственной безопасности. По ту сторону Международного
шоссе идет стрельба. Беспорядочная стрельба. Мы с вами, кажется, где-то
встречались?

- Я перешел ату дорогу месяц назад.

- Да. Теперь вспоминаю. Думаю, что мы сейчас увидим еще кое-кого из
ваших.

- К вам сюда часто переходят беженцы?

- Сразу после вас к нам перешло человек двадцать партизан. Теперь они в
лагере около Санто-Доминго. Я уже думал, что на той стороне больше никого
не осталось.

Наверно, речь шла о том отряде, с которым хотел установить связь
Филипо. Я вспомнил, как Джонс и Филипо проговорили всю ночь и как слушали
их люди, - о великих планах создания партизанской базы, о временном
правительстве, о посещениях журналистов.

- Я хочу добраться в Монте-Кристи еще до темноты.

- Вам лучше вернуться в Элиас-Пинас.

- Нет, если не возражаете, я тогда подожду здесь.

- Воля ваша.

В машине у меня была бутылка виски, и лейтенант стал гораздо
приветливее. Человек, продававший украшения, попытался заинтересовать меня
парой сережек, по его словам, это были сапфиры и алмазы. Вскоре он уехал в
сторону Элиас-Пинас. Он продал лейтенанту часы, а сержанту - два ожерелья.

- Для одной и той же женщины? - спросил я сержанта.

- Для моей жены, - ответил он, подмигнув.

Солнце было в зените. Я сидел в тени на ступеньках караульного
помещения и раздумывал, что мне делать, если фруктовая компания мне
откажет. Оставалось, конечно, предложение мистера Фернандеса, и я гадал,
придется ли мне ходить в черном.

Может быть, и есть преимущество в том, что ты родился где-нибудь вроде
Монте-Карло, там нельзя пустить корней, и от этого легче принимаешь все,
что выпадает тебе на долю. Те, кто не пустил корней, испытывают соблазн
найти, как и прочие, убежище в религии или политической вере, но мы
почему-то не поддаемся этому искушению. Мы - люди без веры; мы восхищаемся
теми, кто посвятил себя какой-то цели, такими, как доктор Мажио и мистер
Смит, восхищаемся их мужеством и честностью, их преданностью своему делу,
но из робости или из-за отсутствия должного рвения мы оказываемся
единственными, кто действительно посвятил себя целиком всему миру зла и
добра, мудрости и глупости, равнодушия и заблуждений. Мы предпочитаем
просто существовать, "вращаясь вместе с круговоротом Земли рядом со
скалами, камнями и деревьями", как сказал Вордсворт.

Эти рассуждения увлекли меня; по правде говоря, они облегчили мою
беспокойную совесть, которую разбудили во мне помимо моей воли отцы
св.Пришествия, когда я был еще слишком молод, чтобы этому противиться. Тут
солнце осветило ступени и загнало меня в караулку, где стояли койки,
похожие на носилки, на стенах были приколоты фотографии красавиц, и стоял
тяжелый, душный запах. Туда и пришел за мной лейтенант.

- Скоро сможете ехать, - сказал он. - Они уже подходят.

По дороге устало брели несколько доминиканских солдат; они тянулись
цепочкой, чтобы держаться в тени деревьев. Винтовки они несли через плечо,
а в руках держали оружие людей, спустившихся с гаитянских гор, - те шли
немного позади, тяжело волоча ноги, лица у них были смущенные, как у
детей, сломавших дорогую вещь. Я не узнал никого из негров, но почти в
хвосте маленькой колонны я увидел Филипо. Он шел голый по пояс - рубашкой
он перевязал себе правую руку. Заметив меня, он произнес с каким-то
вызовом: "У нас не осталось патронов", но, по-моему, он меня тогда не
узнал, а увидел только возмущенное, как ему показалось, белое лицо.
Небольшой отряд замыкали два человека, которые тащили носилки. На них
лежал Жозеф. Глаза его были открыты, но он уже не видел чужой страны, в
которую его принесли.

Один из несших носилки спросил:

- Вы его знаете?

- Да, - ответил я, - он умел готовить отличный ромовый пунш.

Оба посмотрели на меня с негодованием, и я понял, что такие слова не
подобает произносить над мертвым, мистер Фернандес справился бы с этим
лучше. Я молча поплелся за носилками, как участник похоронного кортежа.

В караулке кто-то подставил Филипо стул и дал сигарету. Лейтенант
объяснил ему, что до завтрашнего дня не будет транспорта и что у них нет
врача.

- У меня только рука сломана, - сказал Филипо. - Упал, спускаясь в
ущелье. Пустяки. Я подожду.

Лейтенант добродушно сказал:

- Мы открыли для ваших комфортабельный лагерь возле Санто-Доминго. В
бывшем сумасшедшем доме...

Филипо захохотал:

- В сумасшедшем доме! Вот это правильно, - а потом заплакал. Закрыл
лицо руками, чтобы спрятать слезы.

- У меня здесь машина, - сказал я. - Если лейтенант разрешит, вам не
придется ждать.

- Эмиль ранен в ногу.

- Мы можем взять и его.

- Мне не хочется с ними расставаться. Кто вы такой? Ах, да, конечно,
же, я вас знаю. Я плохо соображаю сейчас.

- Вам обоим нужен врач. Какой смысл сидеть здесь до завтра? Вы еще
кого-нибудь ждете?

Я имел в виду Джонса.

- Нет, больше никого нет.

Я пытался вспомнить, сколько их шло по дороге.

- Все остальные убиты? - спросил я.

- Убиты.

Я устроил этих двоих поудобнее в вездеходе, а беглецы стояли вокруг,
держа в руках куски хлеба, и смотрели на нас. Их было всего шестеро, да
еще Жозеф, который лежал мертвый в тени на носилках. У всех был потерянный
вид людей, чудом спасшихся от лесного пожара. Мы тронулись, двое нам
помахали, остальные молча жевали хлеб.

Я спросил Филипо:

- А Джонс... погиб?

- Теперь уже да.

- Он был ранен?

- Нет, но ему отказали ноги.

Я с трудом вытягивал из него слова. Сперва я подумал, что ему не
хочется вспоминать, но он просто ушел в себя. Я сказал:

- Он оправдал ваши надежды?

- Это был необыкновенный человек. Мы у него кое-чему научились, но
времени было мало. Люди его любили. Он умел их рассмешить.

- Но ведь он не говорил по-креольски.

- Он обходился без слов. Сколько там человек в этом сумасшедшем доме?

- Около двадцати. Тот отряд, который вы искали.

- Когда мы снова раздобудем оружие, мы вернемся.

- Непременно, - сказал я, чтобы его утешить.

- Я хотел бы найти его тело. Надо, чтобы у него была настоящая могила.
Я поставлю камень там, где мы перешли границу, а потом, когда с
Папой-Доком будет покончено, мы воздвигнем такой же камень там, где погиб
Джонс. Это станет местом паломничества. Я приглашу британского посла,
может быть, кого-нибудь из королевской семьи...