расположено на пути к кладбищу, уже окончательно стемнело. Из ворот вышел
человек и спросил сквозь туман, висевший между ними, как облако мучной пыли:
чем вызвана задержка. Боюсь, что сейчас слишком поздно, и уже нельзя
совершить обряд погребения с должной благопристойностью. Что, свидетельство
о смерти при вас?
"Оленьей голове". Я забыл спросить у него.
можно отвезти в церковь или же оставить здесь, на ферме; а утром его возьмут
носильщики. Они прождали больше часа и разошлись по домам.
неприемлемым, хотя Фанни еще при жизни дядюшки Батшебы несколько лет
прослужила на ферме. Он подумал о разных непредвиденных обстоятельствах:
ведь эта задержка может повлечь за собой несчастные случайности! Но его воля
не была законом, и он решил узнать, как выскажется по этому поводу его
хозяйка. Войдя в гостиную, он сразу заметил, что она в каком-то необычном
состоянии: он прочитал в ее глазах подозрения и растерянность; как видно, ее
обуревали мрачные мысли. Трой еще не возвратился. Сперва Батшеба с
равнодушным видом согласилась на предложение Оука перевезти тело в церковь,
но, дойдя с Габриэлем до ворот, переменила решение и захотела, чтобы
покойницу внесли в дом. Оук убеждал Батшебу, что лучше оставить ее в
повозке, где она лежит, укрытая цветами и зелеными листьями, только завезти
повозку до утра в каретный сарай, но все его доводы были напрасны.
если мы оставим бедняжку на ночь в каретном сарае.
я позабочусь об этом. Миссис Трой права, мы должны оказать уважение умершей.
Не забудем, что, хотя она совершила серьезный проступок, убежав из дома, все
же она остается нашей сестрой. Будем надеяться, что господь по своему
безграничному милосердию простит ее и причислит к агнцам стада Христова.
густом воздухе, и у Габриэля на глазах показались слезы. Батшеба, казалось,
не была тронута. Мистер Сэрдли удалился, а Габриэль зажег фонарь. Он позвал
на помощь еще троих мужчин, все вместе они внесли в дом бесчувственное тело
изменившей своему долгу служанки и, исполняя приказание Батшебы, поставили
гроб на две сдвинутые скамейки в маленькой гостиной, смежной с прихожей.
нерешительности возле гроба. Оук был до глубины души потрясен зловещей
иронией обстоятельств, складывавшихся против жены Троя, и чувствовал, что не
в силах предотвратить беду. Как он ни старался, какие ни предпринимал меры -
случилось самое худшее. Оук представлял себе, какие последствия будут иметь
события сегодняшнего дня: ведь ужасное открытие неизбежно бросит на жизнь
Батшебы тень, которая лишь слегка рассеется по истечении долгих лет, но
никогда не изгладится окончательно.
вот он снова взглянул на крышку гроба и вдруг увидел нацарапанные на ней
простые слова: "Фанни Робин и младенец". Габриэль вынул носовой платок и
тщательно стер два последних слова, оставив лишь имя: "Фанни Робин". Затем
он вышел из комнаты и покинул особняк, спокойно затворив за собою парадную
дверь.
ГЛАВА XLIII
со свечой в руке и глядя на Батшебу, которая сидела, печальная и одинокая, в
большой гостиной возле камина, где впервые этой осенью пылал огонь.
не боюсь Фанни, только позвольте мне сидеть у себя в комнате при свече. Она
была совсем как дитя, такая безобидная, и ее дух, уж конечно, не может
никому явиться.
не приедет к этому времени, тоже лягу спать.
топится камин, Лидди. - И неожиданно для себя спросила взволнованным
шепотом: - Ты не слыхала каких-нибудь толков про Фанни?
непередаваемой скорби, и она залилась слезами.
хозяйку. - Отчего вы плачете, мэм? Что вас так опечалило? - Она подошла к
Батшебе, в глазах ее светилось искреннее сочувствие.
за последнее время у меня так часто глаза на мокром месте, раньше этого со
мной не бывало. Спокойной ночи.
замужества она привыкла к одиночеству, но раньше ее можно было уподобить
человеку, одиноко стоящему на вершине горы, а теперь она как бы находилась в
одиночном заключении. За последние два дня на нее нахлынули мучительные
мысли о прошлом ее мужа. Теперь в ее груди бушевали самые противоречивые
чувства, и сперва ей не захотелось поставить на ночь к себе в дом тело
Фанни. Но потом она осознала, что ею владеют предрассудки, и решила
превозмочь жестокий низменный инстинкт, заглушавший в ее сердце всякое
сочувствие к умершей женщине, которая до нее была дорога Трою; Батшеба
по-прежнему его любила, хотя ее любовь была смертельно ранена и отравлена
мрачными предчувствиями.
Сделав несколько шагов, она остановилась, немного помялась и сказала:
заклад, что это вранье. И мы наверняка узнаем все как было через
день-другой.
вы слыхали.
подошла вплотную к своей хозяйке и медленно прошептала ей на ухо окончание
этой фразы, кивнув головой в сторону комнаты, где лежала Фанни.
написано только ее имя!
наверняка что-нибудь да услыхали бы, - как по-вашему, мэм?
увидела ее лица. Убедившись, что хозяйка больше не расположена говорить,
Лидди выскользнула из комнаты, тихонько притворила дверь и отправилась
спать.
беспокойство даже у постороннего человека. Батшеба и не думала
торжествовать, узнав о печальной участи Фанни Робин, хотя ее можно было бы
уподобить Эсфири, а соперницу - злополучной Васти, и невольно хотелось
сопоставить их судьбы. Простодушная, выросшая за городом и воспитанная в
старомодных правилах, Батшеба была потрясена событием, которое произвело бы
лишь слабое впечатление на светскую женщину, - смертью Фанни и ее младенца
(если он вправду у нее был). Когда Лидди вторично вошла в комнату,
прекрасные глаза хозяйки смотрели на нее как-то безжизненно и устало. После
того как девушка все выболтала и удалилась, в этих глазах отразилось
неимоверное страдание. Немного спустя оно перешло в апатию. Но время текло,
и мысли Батшебы, вначале вялые и сумбурные, стали постепенно оживляться,
разгладились мрачные складки на лбу, и выражение тревоги в глазах сменилось
покоем сосредоточенного размышления.
трагической историей, в которую замешана и она сама, хотя ни Оук, ни Болдвуд
даже не допускали мысли, что она обо всем догадывается. Встреча с одинокой
женщиной субботним вечером произошла без свидетелей и не вызвала никаких
толков. Оук из самых лучших побуждений пытался возможно дольше сохранить в
тайне все, приключившееся с Фанни, но если б он знал, что Батшеба сама
старается распутать этот узел, он не стал бы держать ее в томительной
неизвестности, понимая, что ужасная правда только подтвердит ее подозрения.
духом, чем она, и почерпнуть у него мужества, чтобы с достоинством перенести
свалившееся на нее бремя мук и стоически перетерпеть гнетущие сомнения. Где
бы ей найти такого друга? Только не у себя в доме. Она куда хладнокровнее
всех женщин, живущих под ее кровом. Сейчас ей хотелось одного - научиться
терпеливо выжидать и воздерживаться от всяких суждений хотя бы в ближайшие
часы, но некому было ее в этом наставить. Уж не пойти ли ей к Габриэлю Оуку?
Нет, она этого не сделает!
Казалось, Болдвуду доступны более глубокие, возвышенные и сильные чувства,
чем Габриэлю, а между тем он до сих пор постиг не лучше ее ту простую науку,
какой в совершенстве овладел Оук, доказывая это каждым своим движением и
взглядом: он умел поступаться своими личными интересами ради интересов