разведчик услышит его. - Мы свои, русские... Вас было здесь двое. Где
второй? Куда ушел второй?
складывалось ни в какое разумное слово, сип этот выдавливался двусложно:
немце? Или принимает меня за немца?"
дурындаса тоже придется на плечах волочь? Глянь-ка, лейтенант, что фриц
делает - тронулся или озверел. Дать ему раз промеж глаз, чтоб успокоился?
бревном катался по дну воронки, неистово колотил меховыми своими сапогами и
руками по снегу, вскидывал эпилептически головой, выгибался, бился грудью о
землю, издавая рыдающее, звериное подвывание; синели оскаленные в беззвучном
смехе зубы, истерично были выпучены глаза. Он не то обезумел от холода, не
то согревался, может быть испытывая какую-то звериную радость оттого, что
кончилось это страшное лежание в воронке в закаменелых объятиях русского
разведчика в ожидании смерти.
пеной в углах рта. - Рус... рус! Ферфлюхтер!..
снисходительным любопытством наблюдая за немцем. - Ругается, лейтенант?
Психует?
толкаться где-то внизу живота, откидывать полу шинели; спина напружилась,
потом внезапно он закинул голову, заводя за лоб глаза, и лающе не то
заплакал, не то завыл, суетливо колотя меховыми сапогами по снегу.
Уханов. - Ширинки тут расстегивать некому. Потерпишь, гитлеровская зануда.
Денщика с ночным горшком нет.
знакомые еще по школе немецкие слова, и подошел к затихшему на дне воронки
немцу. - Штейт ауф! - приказал он снова. - Встать!
сторону, и Кузнецов, толкнув его автоматом в плечо, повторил резче:
ногах и неуклюже повалился на бок на скате воронки; затем с клокочущим
всхлипом оперся руками, поднялся на четвереньки и с расстановками, медленно
выпрямился. А выпрямившись, стоял непрочно, шатаясь, - был на голову выше
Кузнецова, очень крупный, плотный в теле,
---------------------------------------(1) - Проклятый, проклятый!..
шинели, и так близко виден был этот чужой взгляд немца - взгляд, ждущий
удара, настороженный и в то же время через силу намеревающийся еще быть
высокомерным.
сказал Кузнецов с едким щекотным чувством оттого, что перед ним стоит вблизи
живой, ненавистный даже в воображении гитлеровец. Да, он их всех вот такими
и представлял и поэтому сейчас ни на минуту не сомневался, что в душе этого
пленного не оставалось ничего человеческого, свойственного нормальным людям.
другу жизнь, непримиримые, враждебные друг другу понятия. Между ними была
война и приготовленное к стрельбе оружие.
подойдя, грубовато и бесцеремонно похлопал по карманам немца, вынул
зажигалку, вместе с ней смятую пачку сигарет, нестеснительно расстегнул
шинель, достал из зазвеневшего орденами мундира портмоне, после чего отогнул
рукав его затвердевшей на морозе шинели, проговорил полувопросительно:
лейтенант?
гадливо выговорил Кузнецов. - Брать у вшивой фашистской сволочи!..
портмоне. - Глянь-ка, лейтенант, какие-то фотографии... У всех немцев на
фотографиях дети как ангелы, особенно девочки, замечал, нет? И в белых
чулочках.
любопытства к фотографиям.
глазах его тотчас исчезло натужно-высокомерное выражение, переменилось на
выражение неуверенной просьбы, и он качнулся в сторону Кузнецова, этого
русского, насупленного, зло приказывающего мальчика, выхрипнул:
виль раухен, герр лейтенант! Раухен!(1)
и подергивая шеей, судорожно глотал слюну.
неизменном положении лежал на спине, ноги раздвинуты, парок рваным облачком
пульсировал над стянутым на лице капюшоном. Его сейчас нужно было выносить
отсюда, и невозможно было представить, как сделать это, не задевая и не
тревожа его раненую и перетянутую жгутом ногу.
Рубин?"
токах поземки, сверху подсвечиваемой методичными вспышками ракет, невидимых
отсюда, из глубины. Внизу, по скатам, скребущий шорох залетавшей снежной
крупы, а там, вверху, вольное степное гудение низового ветра над воронкой,
над ночной степью и в двухстах шагах немцы - их танки, их посты с
наблюдателями на окраине станицы. Рубина не было.
нельзя рисковать!". - подумал Кузнецов и в мгновенном приступе
обеспокоенности хотел сказать Уханову, что надо немедленно выносить
разведчика, но опоздал сказать.
заста---------------------------------------(1)- Сигареты... мои сигареты...
господин лейтенант!.. Курить, курить. Я хочу курить, господин лейтенант!
Курить! вила его инстинктивно броситься вверх по скату воронки. Он успел
лишь приказывающе махнуть рукой Уханову - оставайся пока здесь, - и, когда
выкарабкался наверх, в мутный и завивающийся дым снежка, первая мысль была:
Рубин напоролся на немцев!
сливаясь, трассы летели левее воронки над контурами сожженных
бронетранспортеров. Все мерцало, светилось в поднятой по всей окраине метели
ракет, но никого не было видно слева от воронки, куда стреляли немцы.
сугробов метрах в пятидесяти левее двух бронетранспортеров, пробежали
несколько шагов к воронке, одновременно упали, зарылись в снег, и
крупнокалиберные трассы сдвинулись, молниеносно засветились там, где только
что бежали они.
бронетранспортеры зашел? Не ясно разве было?"
локтях, чтобы увидеть их.
перемещались за ними в одном узком секторе между бронетранспортерами и
воронкой, не давали поднять головы. Метрах в десяти от края воронки
передний, вскинувшись, откликнулся:
снегом плечи, потом заметил тонкой, проворной ящерицей ловко подползавшего к
воронке Дроздовского с двумя связистами из взвода управления, а рядом с ними
под белой шапкой странно забелело чье-то неправдоподобно знакомое, и
незнакомое лицо, не имеющее права быть здесь, странно оживленное
преодоленной опасностью, - лицо Зои.
Кузнецов, скорее не удивленный, а раздосадованный необязательностью ее
прихода сюда, и, увидев, как Зоя с возбужденным выражением проводила глазами
трассы над головой, он скомандовал, махнув автоматом:
вокруг искал, все на пузе облазил. Нету второго нигде... Каждый метр
оползал! А вдруг смотрю, наши бегут. Да левее взяли, не туда. Кинулся к ним,
а эти заметили, начали кутерьму!
Кузнецов, с неприязненной твердостью выделяя слова "бегать тут". - Устроили
концерт! Вниз! Все вниз!
подползшие тела, разом стали скатываться, сбегать вниз, послышался
перехваченный волнением голос Дроздовского: