него не осталось и тени сомнения, что я его настоящая и доподлинная мать.
что живу на мерилендском берегу залива, на плантации одного близкого друга,
приехавшего из Англии на одном корабле со мной, а на этой стороне залива у
меня нет пристанища. Услышан это, он предложил мне переехать к нему и жить
вместе, если мне угодно, хоть до самой смерти; что же касается отца, то
старик никого не узнает и никогда не догадается, кто я такая. Немного
подумав, я ответила, что хотя мне будет очень тяжело жить вдали от сына,
однако я не могу сказать, чтобы мне было слишком приятно, живя с ним в одном
доме, всегда иметь перед глазами несчастного старика, некогда сокрушившего
мой душевный покой; и хотя я была бы счастлива находиться под одной крышей с
ним (моим сыном) или в самой непосредственной близости от него, однако мне
тяжело было бы жить в доме, где мне пришлось бы постоянно бояться за каждое
свое слово, а я не в силах была бы удержаться в разговоре с ним от ласковых
выражений, которые меня выдали бы и поставили в крайне неудобное положение.
сказал он, - вы должны поселиться как можно ближе.
землями его отца, где я была окружена такими заботами, точно у него в доме.
Оставив меня там, он уехал домой, сказав, что о главном поговорит со мной
завтра. В присутствии посторонних он называл меня тетей и отдал распоряжение
хозяевам, которые были, по-видимому, его фермерами, оказывать мне
всевозможное почтение, а уехав, прислал мне через два часа девушку-служанку
и негритенка, а также провизии на ужин; я точно переселилась в новый мир и
начала даже сожалеть, что привезла из Англии своего ланкаширского мужа.
ланкаширского мужа, который с самого начала пришелся мне по сердцу; и он,
замечу мимоходом, вполне заслуживал моей любви.
встала. После краткого приветствия он прежде всего вручил мне замшевый
мешочек с пятьюдесятью пятью испанскими пистолями, сказав, что это на
покрытие моих дорожных расходов из Англии в Америку, так как хотя это не его
дело, однако он не думает, чтобы я привезла с собой много денег, - в эту
страну не ездят с большими деньгами. Потом он вынул завещание своей бабушки
и прочитал его мне; оказалось, что она завещала мне плантацию на реке Йорк,
со всей челядью и скотом, доверив управление ею моему сыну до тех пор, пока
он не услышит обо мне; в случае моей смерти плантация должна перейти к моим
наследникам, если у меня есть дети, а при отсутствии наследников - кому мне
будет угодно отказать ее по завещанию; однако доходы с этой плантации должны
принадлежать упомянутому моему сыну до тех пор, пока он не узнает обо мне,
если же меня нет в живых - то ему и его наследникам.
поставил над ней управляющего, как и над другой плантацией, принадлежащей
его отцу и расположенной совсем рядом, а сам наезжал присмотреть за ними три
или четыре раза в год. Я спросила, сколько, по его мнению, может стоить эта
плантация. Он ответил, что, если я сдам ее в аренду, она будет приносить мне
около шестидесяти фунтов в год, если же пожелаю хозяйничать сама, она будет
приносить гораздо больше - около ста пятидесяти фунтов годового дохода. Но,
принимая во внимание, что я, вероятно, поселюсь на другом берегу залива или,
может быть, вернусь в Англию, он будет управлять ею от моего имени, как
делал до сих пор, и тогда, наверно, сможет посылать мне на сто фунтов табаку
ежегодно, а иногда и больше.
кажется, никогда с таким искренним умилением не взирала я на небо, никогда
не испытывала такой живой благодарности к Провидению. Какие же чудеса оно
творило, и для кого! Ведь я сама была чудом испорченности, какого еще свет
не видывал. Еще раз скажу: не только теперь, но и всякий раз, что мне
приходилось благодарить Провидение, моя прошлая жизнь, неправедная и
гнусная, казалась мне особенно чудовищной; я ненавидела себя еще сильней,
укоряла себя за эту жизнь еще больше, когда Провидение мне, недостойной,
оказывало свою милость.
они, безусловно, нуждаются в дальнейшем развитии, - я же буду продолжать
свои рассказ.
слезы, и во время его речи они все текли из моих глаз, а рыдания не давали
мне говорить; наконец я оправилась и выразила свою радость по поводу того,
что забота об отказанном мне имушестве была доверена моему родному сыну;
потом, переходя к вопросу о наследстве, сказала ему, что он у меня
единственный сын на свете, и если я даже выйду замуж, то не могу уже иметь
детей; поэтому я попросила его составить документ, согласно которому я
завещаю всю эту плантацию ему и его наследникам. Окончив разговор о делах, я
с улыбкой спросила сына, почему он до сих пор остался холостяком. Он тотчас
ответил, что в Виргинии трудно найти жену, и так как я, кажется, собираюсь
вернуться в Англию, то он просит меня прислать ему жену из Лондона.
выпадавший мне когда-либо в жизни и доставивший мне самое живое
удовольствие. После этого сын приезжал ко мне ежедневно и не раз возил меня
в гости к своим друзьям, принимавшим меня с большим почетом. Несколько раз я
обедала у него в доме, и тогда он старался удалить своего чуть живого отца,
так что ни я его никогда не видела, ни он меня. В тот день, когда сын третий
раз приехал ко мне в гости, я преподнесла ему в подарок единственную
драгоценность, оказавшуюся при мне, - одни из двух золотых часов, которые я,
как о том упоминалось выше, привезла из Англии в своем корабельном сундуке.
Я сказала, что у меня нет больше ничего ценного, и попросила его целовать
иногда эти часы в память обо мне, однако умолчала о том, что в бытность свою
в Лондоне украла эти часы у одной дамы в церкви. Но это так, мимоходом.
подарок или нет. Но я настояла и убедила его принять; часы эти стоили
немногим меньше его кожаного кошелька с испанскими пистолями даже в Лондоне,
здесь же их следовало оценить вдвое. В конце концов он взял их, поцеловал и
сказал, что берет эти часы в долг, но будет выплачивать его, пока я жива.
нотариуса, и я охотно подписала документ, возвратив его сыну с сотней
поцелуев; никогда, кажется, не заключалось более полюбовной сделки между
матерью и нежным, почтительным сыном. На другой день он принес мне
обязательство, скрепленное подписью и печатью, управлять плантацией от моего
имени со всем старанием и пересылать доходы с нее, куда я прикажу, причем
означенные доходы должны быть не менее ста фунтов в год. Покончив с этим, он
сказал, что так как я вхожу во владение перед сбором урожая, то имею право
на доходы текущего года, и тут же заплатил мне сто фунтов испанскими
долларами, попросив у меня расписку, что за этот год, до Рождества
включительно, мной получено все, что мне причитается; происходило это в
конце августа.
уехать. Сын вызвался меня проводить через залив, не я наотрез отклонила его
предложение. Однако он упросил меня ехать в его собственном шлюпе,
построенном наподобие яхты и служившем ему и для прогулок, и для перевозки
груза. Я согласилась, и после самых нежных выражений сыновних чувств он
отпустил меня, и через два дня я благополучно прибыла к моему другу квакеру.
Я привезла с собой для нашей плантации трех лошадей с упряжью и седлами,
несколько свиней, двух коров и много другого добра, подарок любезнейшего и
почтительнейшего сына, какого только может иметь женщина. Я рассказала мужу
все подробности своего путешествия, но только называла сына родственником;
очень этим огорчился, но потом расписала, как любезен и внимателен был со
мной родственник; сказала, что мать отказала мне такую-то плантацию и этот
родственник сохранил ее для меня, в надежде рано или поздно получить обо мне
известия; потом сказала, что поручила родственнику управлять этой плантацией
- он будет аккуратно давать мне отчет о ее доходах, и вынула сто фунтов
серебром - доход за первый год; наконец, показывая замшевый мешочек с
пистолями, воскликнула:
чувствительных людей.
этого: я имею в виду лошадей, свиней, коров и разные припасы для нашей
плантации; изумление его еще более возросло, и сердце преисполнилось
благодарности; и я утверждаю, что с этого времени раскаяние его сделалось
таким искренним, обращение таким полным, какими только могут они быть у
отчаянного молодца, вора и разбойника с большой дороги. Божьей милостью
вернувшегося на стезю добродетели. В подтверждение моих слов я могла бы
написать еще более длинную историю, чем эта; но описание добродетели не
столь занимательно, как описание порока, и лишь одна эта мысль удерживает
меня от того, чтобы посвятить жизни моего мужа отдельную книгу.
моей жизни, а не о жизни моего мужа. Мы продолжали трудиться на нашей
плантации, пользуясь помощью и советами друзей, особенно честного квакера,
который был нам верным, благородным и преданным другом; и мы добились
больших успехов: располагая с самого начала достаточным капиталом, как я уже
говорила, и получив теперь еще сто пятьдесят фунтов наличными, мы увеличили
число слуг, построили прекрасный дом и распахивали каждый год по большому
участку целины. На второй год я написала своей старой пестунье, чтобы она
порадовалась нашим успехам, и дала указания, как распорядиться оставленными
у нее деньгами, которые составляли двести пятьдесят фунтов, как я уже
сказала; я просила ее прислать нам эти деньги в виде товаров, что она и
исполнила со своей обычной любезностью и преданностью, и весь отправленный
ею груз благополучно прибыл к нам.