поправлял грязными руками еще более грязную скатерть, которая вся
перекосилась и, как видно, не снималась после завтрака. Воздух в комнате был
чрезвычайно жаркий и удушливый; а так как в нем носились тошнотворные пары
супа из кухни и исходившие из вышеупомянутых медных сосудов миазмы,
отдаленно напоминавшие табачную вонь, - непривычному человеку здесь было
почти невозможно дышать.
интеллектуальным занятием, не замечал их до тех пор, пока полковник, подойдя
к печке, не отправил свою лепту в левую плевательницу, как раз в ту минуту,
когда майор - это и был майор - нацелился плюнуть туда же. Майор Паукинс
приостановил огонь и, подняв глаза, произнес с особенным выражением тихой
усталости, как у человека, не спавшего всю ночь, которое Мартин уже подметил
и у полковника и у мистера Джефферсона Брика:
поселиться здесь, если цена подойдет ему.
причем на его лице не дрогнул ни единый мускул. - Надеюсь, вы хорошо себя
чувствуете?
узнаете, что такое свет солнца.
улыбаясь.
равнодушием, но твердым тоном, не допускавшим никаких пререканий. Разрешив
таким образом этот вопрос, он слегка сдвинул шляпу набок, чтобы удобнее было
почесать голову, и ленивым кивком приветствовал мистера Джефферсона Брика.
черепом и объемистым желтым лбом, в силу каковых достоинств в барах и прочих
увеселительных заведениях распространено было мнение, будто майор человек
обширного ума. Кроме того, он отличался осовелым взглядом и вялыми,
медлительными движениями, а также тем, что ему требовался большой простер,
чтобы развернуться. Однако, пуская свою мудрость в оборот, од неизменно
применял правила - выставлять на витрину весь товар, какой у него имеется (и
даже больше), и это сильно действовало на его приверженцев. Очевидно, это
внушало уважение и мистеру Джефферсону Брику, который не упустил случая
шепнуть на ухо Мартину:
симпатии и уважение, что постоянно выставлял на продажу или отдавал напрокат
весь свой наличный запас товаров. Он был большой политик. Единственный его
девиз по части тех обязанностей гражданина, от которых зависит честь и
доброе имя его отечества, гласил: "0бмакнув перо, зачеркнуть все начисто и
начать снова". Поэтому он считался патриотом. В коммерческих делах он был
отважным прожектером. Проще говоря, он умел весьма ловко мошенничать и мог
открыть банк, организовать заем, основать компанию для спекуляции земельными
участками (неся разорение, гибель и смерть сотням семейств) не хуже всякой
другой изворотливой бестии в Соединенных Штатах. Поэтому он считался
замечательным дельцом. Он мог околачиваться в баре, разглагольствуя о
государственных делах по двенадцати часов подряд, и при этом ухитрялся
нагнать на всех больше скуки, изжевать и выкурить больше табаку и выпить
больше ромового пунша, мятного грога, джина и разных смесей, чем любое
частное лицо из его знакомых. Поэтому он считался оратором и другом народа.
Словом, майор шел в гору, приобретал популярность, и немало шансов было за
то, что его изберут в палату представителей штата Нью-Йорк, а не то пошлют и
в самый Вашингтон. Но так как личное благосостояние человека не всегда идет
в ногу с его патриотической преданностью общественным делам и так как
жульнические махинации иногда удаются, а иногда и нет, то майору Паукинсу
временами не везло. Как раз поэтому миссис Паукинс содержала теперь
меблированные комнаты, а майор Паукинс больше лодырничал, чем занимался
делом.
сказал майор.
что, если верить каждому из ее граждан в отдельности, она всегда находится в
состоянии кризиса, и всегда в состоянии застоя, и всегда это внушает
тревогу, и никогда это не бывало иначе; хотя те же граждане всем скопом
готовы поклясться на евангелии, что это самая процветающая и благополучная
страна из всех стран на земном шаре.
все кончится благополучно.
майор. - Не выпить ли нам горькой перед обедом, полковник?
майор Паукинс предложил им отправиться в ближайший бар, который, по его
словам, находился "в двух шагах отсюда". Затем он попросил Мартина
адресоваться к миссис Паукинс за всеми подробностями относительно платы за
стол и квартиру, сообщив, что эту даму можно видеть за обедом, который скоро
подадут, так как обедают в два, а до этого времени осталось всего четверть
часа. Тут майор вспомнил, что если они вообще собираются выпить по рюмке
горькой, то времени терять нечего, и вышел, не тратя больше слов и
предоставив остальным следовать за ним, если им угодно.
носившиеся в нем благоуханные испарения супа, запах табачного перегара
настолько усилился, что уже не оставалось никакого сомнения в том, что он
шел главным образом от одежды этого джентльмена. В самом деле, идя позади
него в бар, Мартин никак не мог отделаться от мысли, что большой и
коренастый майор своей вялостью и безжизненностью очень походит на сохнущее
растение табака и что его следовало бы выдернуть, как плевел, к большой
выгоде других, полезных растений в общественном саду и выбросить на
подобающее ему место - в навозную кучу.
как и от грязи, и были очень вялы в одном отношении и очень свежи в другом.
Среди них находился джентльмен, который, как понял Мартин из разговора,
завязавшегося за выпивкой, уезжал сегодня на Дальний Запад по делам на целые
полгода и у которого все снаряжение и оборудование состояло из точно такого
же блестящего цилиндра и точно такого же чемоданчика светлой кожи, какие
составляли весь багаж джентльмена, ехавшего из Англии на пакетботе "Винт".
мистером Джефферсоном Бриком, следом за майором и полковником, - как вдруг,
не доходя одного или двух домов до резиденции майора, они услышали громкий
звон колокола. Как только этот звон донесся до их ушей, полковник и майор
бросились вперед, взлетели по ступенькам и, как сумасшедшие, ворвались в
дверь, которая была открыта настежь, и мистер Джефферсон Брик, вырвав свою
руку у Мартина, поспешно ринулся в том же направлении и тоже исчез за
дверью.
никаких признаков пожара. Пока Мартин стоял в нерешимости на тротуаре, еще
трое джентльменов, на лицах которых были написаны ужас и волнение,
стремительно выскочили из-за угла, взлетели на крыльцо, толкая друг друга на
ступеньках, секунду побарахтались в дверях и ввалились в дом всей кучей, из
которой торчали руки и ноги. Не в силах выносить неизвестность дольше,
Мартин ринулся вслед за ними. Как ни быстро он бежал, его настигли,
оттолкнули в сторону и обогнали еще два джентльмена, по-видимому
окончательно рехнувшиеся от сильного волнения.
в коридоре.
сэр.
на что негр, движимый природным добродушием и желанием угодить, отвечал так
искренне, что его зубы блеснули лучом света.
хлопая его по спине, - и разговаривать с вами полезней для аппетита, чем
рюмка горькой.
кончавшим обедать; он оставил стул для Мартина, прислонив его спинкой к
столу.
было пять или шесть дам, сидевших за столом отдельной маленькой фалангой.
Все ножи и вилки работали с устрашающей быстротой; разговоров почти не было
слышно; каждый ел так, как будто от этого зависело спасение его жизни и как
будто не позже завтрашнего утра должен был наступить повальный голод, так
что следовало спешить изо всех сил, чтобы выполнить первый закон природы.
Птица, составлявшая едва ли не основное блюдо на пиршестве, - ибо во главе
стола имелась индейка, в конце - пара уток и посередине - две курицы, -
исчезала с, такой быстротой, как будто каждое из этих пернатых в отчаянии
летело на собственных крыльях прямо в рот обедающим. Устрицы, тушеные и
маринованные, соскакивали с больших блюд и десятками скользили в глотку
обедающих. Самые острые пикули, целые огурцы проглатывались, как конфетки, и
Акунин Борис
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Белов Вольф
Белов Вольф
Витковский Евгений