заметила, что не успела она войти в церковь, как принялась шнырять глазами
туда, сюда и во все стороны. Мало-помалу, но очень медленно, я в конце
концов поборола свое странное волнение. Не скоро взглянула я снова на леди
Дедлок. Это было в ту минуту, когда молящиеся готовились петь хором перед
началом проповеди. Но леди Дедлок уже не обращала на меня внимания, и сердце
мое перестало стучать. Да и после оно трепетало лишь несколько мгновений, -
когда леди Дедлок раза два взглянула в лорнет не то на меня, не то на Аду.
руку леди Дедлок - хотя ему самому приходилось опираться на толстую палку -
и повел свою супругу к выходу из церкви, а потом к поджидавшему их экипажу,
в который были запряжены пони. После этого разошлись и слуги и остальные
прихожане, на которых сэр Лестер (по выражению мистера Скимпола, вызвавшему
бурный восторг мистера Бойторна) взирал с таким видом, словно считал себя
крупным землевладельцем не только на земле, но и на небесах.
Бойторн. - Верит твердо. Так же верили его отец, дед и прадед.
обращаясь к мистеру Бойторну, - мне приятно видеть человека такого склада.
покровительственно, - продолжал мистер Скимпол. - Пускай себе! Я не
возражаю.
легкостью и непринужденностью. - Но ведь с этими возражениями связано много
всякого беспокойства. А стоит ли вам беспокоиться? Вот я совсем по-детски
принимаю все, что выпадает мне на долю, и ни о чем не беспокоюсь! Скажем
так: я приезжаю сюда и нахожу здесь могущественного властителя, который
требует к себе почтения. Прекрасно! Я говорю: "Могущественный властитель,
вот вам дань моего почтения! Легче отдать ее, чем удержать. Берите! Можете
показать мне что-нибудь приятное - пожалуйста, буду счастлив полюбоваться;
можете подарить мне что-нибудь приятное - пожалуйста, буду счастлив
принять". Выслушав мои слова, могущественный властитель подумает: "Неглупый
малый. Я вижу, он приспособляется к моему пищеварению и к моей желчи. Он не
принуждает меня свертываться подобно ежу и топорщить иглы. Напротив, при нем
я расцветаю, раскрываюсь, показываю свои светлые стороны, как туча у
Мильтона*, и тем приятнее нам обоим. Вот мой детский взгляд на такие вещи.
- проговорил мистер Бойторн, - и там встретите человека совершенно
противоположного склада. Как тогда?
величайшую искренность и прямодушие. - Совершенно так же. Я скажу:
"Глубокоуважаемый Бойторн (допустим, что это вы олицетворяете нашего
мифического приятеля), глубокоуважаемый Бойторн, вам не нравится
могущественный властитель? Прекрасно. Мне также. Но я считаю, что в обществе
я должен быть приятным; я считаю, что в обществе приятным обязан быть
каждый. Короче говоря, общество должно быть гармоничным. Поэтому, если вам
что-либо не нравится, мне это тоже не нравится. А теперь, высокочтимый
Бойторн, пойдемте обедать!"
надуваясь и густо краснея: - "Будь я...
сказал бы.
останавливаясь, чтобы хватить палкой по земле. - И он, наверное, добавил бы:
"А есть ли в природе такая вещь, как принцип, мистер Гарольд Скимпол?"
веселым тоном и с самой светлой улыбкой: - "Клянусь жизнью, не имею об этом
ни малейшего понятия! Не знаю, какую вещь вы называете этим словом, не знаю,
где она и кто ею владеет. Если вы владеете ею и находите ее удобной, я в
восторге и сердечно вас поздравляю. Но сам я понятия о ней не имею, уверяю
вас, потому что я сущее дитя; и я ничуть не стремлюсь к ней и не жажду ее".
Итак, сами видите, что высокопочтенный Бойторн и я, мы в конце концов пошли
бы обедать.
опасение, что они могут кончиться, - как, пожалуй, и кончились бы при других
обстоятельствах, - бурным взрывом со стороны мистера Бойторна. Но в нем было
сильно развито чувство гостеприимства и своей ответственности как нашего
хозяина, а мой опекун искренне хохотал, вторя шуткам и смеху мистера
Скимпола, словно смеху ребенка, который день-деньской то выдувает, то
протыкает мыльные пузыри; поэтому дело никогда не заходило далеко. Сам
мистер Скимпол, казалось, не сознавал, что становится на скользкий путь, и
после таких случаев обычно шествовал в парк рисовать, - но никогда не кончал
рисунка, - или принимался играть на рояле отрывки из каких-нибудь
музыкальных произведений, или напевать отдельные фразы из разных песенок, а
не то ложился на спину под дерево и созерцал небо, для чего, по его словам,
он и был создан - так ему это правилось.
(лежа на спине). - Я, должно быть, заядлый космополит. К космополитам у меня
глубочайшая симпатия. Я лежу в тенистом месте, как, например, вот это, и с
восхищением размышляю о тех храбрецах, что отправляются на Северный полюс
или проникают в самую глубь знойных областей. Меркантильные души спрашивают:
"Зачем человеку отправляться на Северный полюс? Какой в этом толк?" Не знаю,
но знаю одно: быть может, он отправляется с целью, - хотя и неведомой ему
самому, - занять мои мысли, покуда я лежу здесь. Возьмем особый пример.
Возьмем рабов на американских плантациях. Допускаю, что их жестоко
эксплуатируют, допускаю, что им это не совсем нравится, допускаю, что, в
общем, им приходится туго; но зато для меня рабы населяют пейзаж, для меня
они придают ему поэтичность и, может быть, это - одна из отраднейших целей
их существования. Если так - прекрасно, и я не удивлюсь, если так оно и
есть.
о миссис Скимпол и своих детях и в каком аспекте они представляются его
космополитическому уму. Впрочем, насколько мне было известно, они вообще
возникали в его представлении весьма редко.
были в церкви, где у меня так сильно забилось сердце, и каждый день этой
недели был до того ясным и лазурным, что мы с величайшим наслаждением гуляли
в лесу, любуясь на прозрачные листья, пронизанные светом, который сверкал
искрами в узорном сплетенье отброшенных деревьями теней, в то время как
птицы распевали свои песни, а воздух, наполненный жужжанием насекомых,
навевал дремоту. В лесу мы облюбовали одно местечко - небольшую вырубку,
покрытую толстым слоем мха и палых прошлогодних листьев, где лежало
несколько поваленных деревьев с ободранной корой. Расположившись среди них,
в конце просеки, зеленые своды которой опирались на тысячи белеющих
древесных стволов - этих колонн, созданных природой, - мы смотрели на
открывавшийся в другом ее конце далекий простор, такой сияющий по контрасту
с тенью, в которой мы сидели, и такой волшебный в обрамлении сводчатой
просеки, что он казался нам видением земли обетованной. Втроем - мистер
Джарндис, Ада и я - мы сидели здесь и в эту субботу, пока не услышали, как
вдали загремел гром, а вокруг нас по листьям забарабанили крупные дождевые
капли.
внезапно, по крайней мере над нами, в этом укромном месте, что не успели мы
добежать до опушки леса, как гром и молния стали чередоваться почти
беспрерывно, а дождь так легко пробивал листву, словно каждая его капля была
тяжелой свинцовой бусинкой. В такую грозу укрываться под деревьями не
следовало, и мы, выбежав из леса, поднялись и спустились по обомшелым
ступенькам, которые вели через живую изгородь, напоминая две приставленные
друг к другу стремянки с широкими перекладинами, и помчались к ближней
сторожке лесника. Мы уже бывали здесь, и внимание наше не раз привлекала
сумрачная красота этих мест, - хороши были и сама сторожка, стоявшая в
густом полумраке леса, и плющ, обвивавший ее всю целиком, и крутой овраг по
соседству с нею; а однажды мы видели, как собака сторожа нырнула в этот
заросший папоротником овраг, словно в воду.
мы разглядели только лесника, который подошел к порогу, едва мы подбежали, и
принес нам два стула - Аде и мне. Окна с частым свинцовым переплетом были
открыты настежь, мы сидели в дверях и смотрели на грозу. Чудесно было
наблюдать, как поднимается ветер, гнет ветви деревьев и гонит перед собой
дождь, словно клубы дыма; чудесно было слышать торжественные раскаты грома,
видеть молнию, думать с благоговейным страхом о могущественных силах
природы, окружающих нашу ничтожную жизнь, и размышлять о том, как они
благотворны, - ведь уже сейчас все цветы и листья, даже самые крошечные,
дышали свежестью, исходящей от этой мнимой ярости, которая словно заново
сотворила мир.
прошлой недели не видела этого лица, но теперь голос подействовал на меня
так же странно, как тогда подействовало лицо. В тот же миг передо мной опять
всплыли бесчисленные образы моего прошлого.
глубины. Она стала за моим стулом, положив руку на его спинку. Повернув
голову, я увидела, что рука ее почти касается моего плеча.
опекуну, - я имею удовольствие говорить с мистером Джарндисом?