мизинец и попробовал осадок на вкус - сперва из ее чашки, затем из моей.
Была ли какая-нибудь разница? Я затруднялся определить. Возможно, в моей
чашке осадок был немного гуще. Но я бы не поклялся в этом. Я вышел из
буфетной и снова поднялся к себе.
страха. Только сострадание. Я видел в ней ту, кто, соприкоснувшись со злом и
неся на себе его печать, не отвечает за свои поступки. Принуждаемая и
руководимая человеком, имеющим над нею власть, по вине рождения и
обстоятельств лишенная нравственного чувства, она под влиянием инстинкта и
порыва способна на роковой поступок. Я хотел спасти ее от нее самой, но не
знал как. Мне казалось, что Эмброз где- то рядом и я вновь живу в нем. Или
он во мне. Письмо, которое он написал мне и которое я разорвал на клочки, не
достигло цели.
она, Рейчел любила нас обоих, но со временем мы перестали быть необходимыми
для нее. В конечном счете ее действиями руководило нечто иное, нежели слепое
чувство. Возможно, в ней жило два существа и верх одерживало то одно, то
другое. Не знаю. Луиза сказала бы, что Рейчел всегда была тем, вторым. Что с
самого начала каждая мысль, каждый поступок диктовались определенным
умыслом. Началось ли это в ту пору, когда после смерти отца она жила с
матерью во Флоренции или еще раньше? Это отношение к жизни, этот способ
жить? Сангаллетти, который и для Эмброза, и для меня всегда был не более чем
бесплотная, лишенная субстанции тень... Умирая на дуэли, может быть, он тоже
страдал? Луиза, несомненно, сказала бы, что страдал. Луиза настаивала на
том, что с первой же встречи с Эмброзом два года назад Рейчел строила планы
выйти за него замуж из-за денег. А когда он не дал ей того, чего она хотела,
замыслила его смерть. Так уж устроен ум Луизы. А ведь она не читала письма,
которое я разорвал на клочки. Каков был бы ее приговор, если бы она его
прочла? Свершенное однажды и оставшееся нераскрытым женщина может совершить
и во второй раз. И избавиться от очередной обузы.
Содержание письма теперь утратило реальный смысл. Я придавал ему значение не
больше, чем конечной фразе в последней записке Эмброза, от которой Райнальди
и Ник Кендалл отмахнулись как от бреда душевнобольного: .
Возможно, клятва и отличается от всего остального тем, что ею нельзя
пренебрегать, но в положенное время необходимо выполнить. И это время
пришло...
ее приезда, к дому подкатил экипаж, чтобы отвезти нас в церковь. День стоял
ясный, теплый. Лето было в полном разгаре. Она спустилась вниз в темном
платье из легкой материи, в соломенной шляпке и с зонтиком от солнца в
руках. Она с улыбкой пожелала Веллингтону и Джиму доброго утра, и я помог ей
подняться в экипаж. Когда я сел рядом с ней и мы въехали в парк, она вложила
свою руку в мою.
хрупкость и изящество, поворачивал кольца на пальцах, разглядывал голубые
жилки на тыльной стороне ладони, прикасался к маленьким, коротко остриженным
ногтям... Теперь, когда ее рука покоилась в моей, я впервые понял, что она
может служить и для другого. Я видел, как эта самая рука проворно берет
стручки, высыпает из них семена, затем разминает и втирает в ладонь. Я
вспомнил, как однажды сказал Рейчел, что у нее красивые руки, и она, смеясь,
ответила, что я первый говорю ей об этом. .
тормозной башмак. Ее плечо коснулось моего, и, раскрыв зонтик, она сказала:
времени, но я почувствовал себя еще большим лжецом. Я не нашелся с ответом
и, чтобы утвердиться в своем намерении, крепче сжал ее руку и отвернулся.
солнце. Мы свернули на дорогу к деревне и к церкви. Воздух полнился
колокольным звоном, люди стояли у ограды, ожидая, когда мы выйдем из
экипажа, чтобы пропустить нас вперед. Рейчел улыбнулась и поклонилась всем.
Мы заметили Кендаллов, Паско, многих арендаторов имения и под звуки органа
прошли через придел к своим местам.
лицо руками. С какими словами обращается она к своему Богу, если он вообще у
нее есть? - подумал я; сам я не молился. - Возносит благодарность за все,
чего достигла? Или молит о прощении?
безмятежно и счастливо. Как бы я хотел ненавидеть ее - как ненавидел те
долгие месяцы до нашей встречи. Но я ничего не чувствовал, ничего, кроме все
того же странного, жгучего сострадания.
пели в то утро. да не предстанет
он пред взором Моим>. Она пела, и губы ее слегка шевелились, голос звучал
мягко, тихо. Когда викарий поднялся на кафедру, чтобы обратиться к своей
пастве с проповедью, она сложила руки на коленях и, пока он оглашал тему:
, не сводила с его лица серьезного,
внимательного взгляда.
своего места я видел розовые лица деревенских ребятишек, которые позевывали
в ожидании конца проповеди, слышал, как они шаркают ногами в воскресной
обуви, мечтая скорее скинуть ее и босиком поиграть на траве. На какой-то миг
меня пронзило страстное желание сделаться юным, невинным и чтобы рядом со
мной в церкви сидел Эмброз, а не Рейчел.
почему в тот день мы пели именно этот гимн - возможно, по случаю
какого-нибудь праздника, связанного с деревенскими детьми. Громкие чистые
голоса летели под своды приходской церкви, но я думал не об Иерусалиме, что,
несомненно, предполагалось, а о простой могиле в углу протестантского
кладбища во Флоренции.
проговорила:
делали. В последний раз это было так давно, что они могут обидеться.
поможет навести между нами мосты, и у Рейчел, занятой беседой с привыкшими к
моему молчанию гостями, не будет времени смотреть на меня и размышлять над
моим поведением. Семейство Паско не пришлось долго уговаривать. С Кендаллами
было сложнее.
Но экипаж может вернуться за Луизой.
вмешалась супруга викария, - и мы можем подвезти вас.
устроить, я заметил, что десятник рабочих, занятых на строительстве террас и
будущего нижнего сада, с шапкой в руке остановился на обочине, чтобы
поговорить со мной.
после работы, но не нашел. Хотел предупредить, что если вы вдруг пойдете на
дорожку с террасами, не входите на мост, который мы строим над садом. Пока
это только остов, в понедельник мы продолжим работы. Настил кажется прочным
на вид, но он не выдержит и самого небольшого веса. Любой, кто ступит на
него, чтобы перебраться на другую сторону, упадет и сломает себе шею.
то первое воскресенье, которое теперь казалось таким далеким, мы разбились
на три группы: Рейчел и крестный устроились в его экипаже, Луиза и я - в
моем, Паско следовали за нами. Хотя с тех пор, проделывая этот путь, я много
раз перед крутым подъемом выходил из экипажа и шел пешком, теперь, шагая
рядом с ним, я думал о том первом сентябрьском воскресенье десять месяцев
назад. Я был раздражен тем, что Луиза тогда сидела надувшись, и с тех пор
пренебрегал ею. Но она не дрогнула и осталась мне другом. Когда мы поднялись
на холм, я снова сел в экипаж и сказал ей:
то умрет. И дети тоже умирают. Но почему ты спрашиваешь об этом? У тебя в
Бартоне пал скот?
надо срубить в цветнике деревья, которые наклоняются в сторону поля, потому
что их семена падают на землю.
потерял лошадь, которая поела ягод тиса. Это может случиться в любую минуту,
и ничем не поможешь.
когда я поделюсь с ней открытием, которое сделал прошлой ночью? В ужасе
уставится на меня и объявит, что я сошел с ума? Едва ли. Я думал, она мне
поверит. Однако ни время, ни место не располагали к откровенности - на
козлах сидели Веллингтон и Джим.
когда твой отец соберется уезжать, придумай какой-нибудь предлог, чтобы
остаться.
руку. Стоя в дверях, мы ждали, когда прибудут остальные. Совсем как в то
Громыко Ольга
Маркелов Олег
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Суворов Виктор
Ибсен Генрик