обратно и начал обсасывать листья уже съеденного артишока.
на столе на некотором расстоянии друг от друга; официанты разносили десерт
- персики в корзиночках. И все покатились со смеху, когда Миньо прибавил:
слышал насмешек; бедняга горько сожалел о своем поступке. Они правы: в
качестве кого он ее защищает? Теперь они поверят всяким гнусностям; он
готов был избить себя за то, что, желая ее оправдать, так жестоко
скомпрометировал. Не везет ему! Лучше тут же подохнуть, - ведь он не может
даже отдаться влечению сердца, не натворив глупостей. Слезы навертывались
ему на глаза: именно он виноват, что весь магазин болтает теперь о письме
хозяина! Он вспомнил, как они хохотали, отпуская сальные шуточки по поводу
этого приглашения, о котором знал один только Льенар. И Делош раскаивался
в том, что позволил Полине говорить в присутствии Льенара; он считал себя
в ответе за допущенную нескромность.
очень нехорошо.
строгим секретом... Такие вещи как-то сами собою разносятся...
разразился хохотом. Завтрак близился к концу, и приказчики, развалясь на
стульях в ожидании, когда зазвонит колокол, переговаривались издали друг с
другом с непринужденностью сытно поевших людей. В большом центральном
буфете почти не спрашивали дополнительных блюд, тем более что в этот день
кофе оплачивался фирмой. Чашки дымились, и потные лица лоснились в легком
паре, реявшем подобно синеватому облачку от горящей папиросы. Шторы на
окнах неподвижно повисли - ни малейшее дуновение не колыхало их. Одна из
них приоткрылась, и целый сноп солнечных лучей ворвался в зал, загоревшись
пожаров на потолке. Стоял такой шум, что стены гудели, и колокол сначала
услышали только за столами, расположенными ближе к дверям. Все поднялись,
и беспорядочная толпа заполнила коридор.
Божэ вышел раньше него, а Божэ имел обыкновение уходить из столовой
последним, чтобы незаметно встретиться с Полиной, когда та направлялась в
женскую столовую; это был условленный маневр, единственный способ на
минутку увидеться в рабочее время. В этот день, как раз в ту минуту, когда
они всласть целовались в уголке коридора, их увидела Дениза, которая тоже
поднималась завтракать, с трудом ступая на больную ногу.
скажете, правда?
эти животные разве поймут, что людям хочется поцеловаться?
исчез как раз в ту минуту, когда появился Делош, избравший самый длинный
путь. Он решил извиниться и забормотал что-то, чего Дениза сначала не
поняла. Но когда он стал упрекать Полину за то, что она заговорила при
Льенаре, и та смутилась, Денизе наконец стал ясен смысл того, о чем с
самого утра шептались за ее спиной, - это передавали друг другу историю с
письмом. И снова дрожь пробежала по ней, как и тогда, когда она получила
письмо, - у нее было такое чувство, будто все эти мужчины раздевают ее.
дурного... Пусть их болтают, они все бешеные какие-то.
- я нисколько на вас не сержусь... Вы рассказали сущую правду. Я
действительно получила письмо, и мое дело дать на него ответ.
пойдет на свидание. Когда обе продавщицы позавтракали в смежном маленьком
зале, где женщин обслуживали с большим комфортом, Полине пришлось помочь
Денизе сойти, так как нога ее быстро уставала.
нарастающим гулом. Настал решительный час; когда все силы: напряглись до
предела, чтобы к вечеру закончить работу, мало подвинувшуюся с утра.
Голоса звучали все громче, то и дело мелькали руки, продолжавшие
освобождать полки и перебрасывать товары, по магазину невозможно было
пройти: груды кип и тюков на полу достигали высоты прилавков. Бушующее
море голов, махающих рук и спешащих куда-то ног терялось в беспредельной
глубине отделов, в смутных, взвихренных далях. То была последняя вспышка
рукопашного боя; машина чуть не взрывалась. А на улице мимо зеркальных
окон запертого магазина продолжали мелькать редкие прохожие с лицами,
бледными от удушливой воскресной скуки. На тротуаре улицы Нев-Сент-Огюстен
остановились три высокие простоволосые девушки, судомойки по виду, и,
беззастенчиво прижавшись лицом к стеклу, старались разглядеть, что за
странная суматоха творится внутри.
Маргарите закончить подсчет последних кип товара. Оставалось еще проверить
описи, и, чтобы заняться этим, заведующая, в поисках тишины, удалилась в
зал образчиков, уводя с собой и Денизу.
врывался такой оглушительный шум, что они даже не слышали друг друга. Это
была просторная четырехугольная комната, где стояли лишь стулья да три
длинных стола. В углу помещались большие механические ножи для резки
образчиков. На образчики уходили целые кипы материй - за год рассылалось
больше чем на шестьдесят тысяч франков различных тканей, изрезанных на
узкие лоскуточки; с утра до вечера ножи, шелестя, словно косы, кромсали
шелк, шерсть, полотно. Затем надо было подобрать лоскуты и наклеить или
вшить их в тетради. Между окнами помещался тут и небольшой печатный станок
для изготовления этикеток.
Денизу, которая вслух читала опись товаров.
погрузилась в подсчет итогов. Однако г-жа Орели почти тотчас же вернулась
вместе с мадемуазель де Фонтенай, в которой отдел приданого больше не
нуждался. Она тоже займется подсчетом, время так дорого. Но появление
маркизы, как ее злобно величала Клара, взволновало весь отдел. Послышались
смешки, все стали подтрунивать над Жозефом, из дверей долетали озорные
выкрики.
Дениза, охваченная глубокой жалостью. - Одной чернильницы хватит на нас
обеих.
благодарности. Она, должно быть, пила: худое лицо ее отливало свинцовой
бледностью, и только руки, белые и тонкие, еще говорили об ее
аристократическом происхождении.
возобновившейся работы: появился Муре, снова решивший обойти отделы. Он
остановился, ища глазами Денизу и удивляясь, что не видит ее. Хозяин
знаком подозвал г-жу Орели, отвел ее в сторону и тихо заговорил с ней.
Должно быть, он спрашивал ее о чем-то. Она указала глазами на зал
образчиков, потом стала что-то шептать ему. Очевидно, она сообщила, что
девушка утром плакала.
шума.
маневр: она прошептала, что самое лучшее сейчас же послать за кроватью. Но
Маргарита принялась усиленно подбрасывать ей одежду, чтобы занять ее и
заткнуть ей рот. Ведь Дениза - такой хороший товарищ! Ее личные дела
никого не касаются. Отдел становился соучастником: продавщицы задвигались
живее, Ломм и Жозеф делали вид, будто ничего не слышали, и еще ниже
склонились над ведомостями. А инспектор Жув, заметив маневры г-жи Орели,
принялся расхаживать перед дверьми отдела образчиков размеренным шагом
часового, стоящего на страже забав своего начальника.
слегка вздрогнула, но тотчас же овладела собой и была теперь спокойна,
только чуть побледнела. Муре углубился в изучение описей, не взглянув на
нее. Все молчали. Тут г-жа Орели подошла к мадемуазель де Фонтенай, даже
не повернувшей при появлении хозяина головы, и сделала вид, что недовольна
ее работой. Она сказала вполголоса:
цифрам.
Жозеф был так смущен насмешливыми взглядами приказчиц, что стал писать
вкривь и вкось. Клара, хоть и обрадованная появлением помощницы, все же то
и дело грубо наскакивала на нее: она прониклась к этой девушке ненавистью,
которую питала ко всем женщинам, работавшим в магазине. Ну не глупо ли -
быть маркизой и вскружить голову простому рабочему? Клара завидовала этой
любви.
описи.
нарушая приличий. Она топталась на месте, рассматривая механические ножи и
беснуясь, что муж ничего не придумает, чтобы вызвать ее; впрочем, он
никогда не годился ни для чего серьезного и мог умереть от жажды, сидя у
пруда. У одной Маргариты хватило смекалки обратиться к ней за указанием.