Чтение 63–й страницы книги ~Два капитана~

старший ученый специалист, и ему по штату полагался этот большой пустой
дом, с которым он не знал, что делать.

Я спохватился, что оставил Володю у ворот, и Валя послал за ним
младшего ученого специалиста, который был, однако, старше Вали лет на
тридцать, довольно внушительного мужчину, бородатого, с диким двойным
носом. Но на Володю он, очевидно, произвел хорошее впечатление, потому что
они явились через полчаса, дружески беседуя, и Володя объявил, что Павел
Петрович - так звали мужчину - обещал ему показать лисью кухню.

- И даже накормить лисьим обедом, - сказал Павел Петрович.

- А что сегодня у нас?

- Помидоры и манная каша.

- Покажите ему "джунгли", - сказал Валя.

Володя покраснел и, кажется, перестал дышать, услышав это слово. Еще
бы! Джунгли!

- Павел Петрович, а можно мне сперва в "джунгли"? - шепотом спросил
он.

- Нет, сперва в кухню, а то завтрак пропустим!

Они ушли, и мы с Валей остались вдвоем. Он пустился было угощать
меня, заварил чай и принес из кухни ватрушку.

- Это у нас в столовой готовят! Правда, недурно?

От ватрушки тоже пахло каким-то зверем. Я попробовал и сказал, как
наш детдомовский повар, дядя Петя:

- А! Отрава!

Валя счастливо засмеялся.

- Где они все? Где Танька Величко? Гришка Фабер? Где Иван Павлыч? Что
с ним?

- Иван Павлыч ничего, - сказал Валя. - Я как-то был у него. Он и о
тебе справлялся.

- Ну?

- Я сказал, что не знаю.

- Ну да, ты не знаешь! Еще бы! А кто звонил тебе в Москве? Тебе
передали?

- Передали. Но мне сказали, что звонил летчик. А я тогда не знал, что
ты летчик.

- Врешь ты все! А как же ты здесь очутился?

- А я, понимаешь, придумал одну интересную штуку, - сказал Валька, -
от которой они быстро растут.

- Кто?

- Лисицы.

Я засмеялся.

- Опять изменение крови в зависимости от возраста?

- Что?

- Изменение крови у гадюк в зависимости от возраста, - повторил я
торжественно. - Это тоже была такая штука, которую ты придумал. Черт, но
как я рад, что я тебя вижу!

И я действительно был очень рад, от всего сердца! Мы с Валей всегда
любили друг друга, но мы не знали, как это хорошо - вдруг встретиться
нежданно-негаданно через несколько лет, когда вся прежняя жизнь кажется
полузабытой.

Мы стали говорить о Кораблеве, но в это время Валя вспомнил, что ему
нужно дать лисенятам какое-то лекарство.

- Так распорядись, чтобы дали!

- Нет, понимаешь, это я должен сам дать, лично, - озабоченно сказал
Валя. - Это вигантоль, от рахита. Ты подождешь меня? Я скоро вернусь.

Мне не хотелось расставаться с ним, и мы пошли вместе.

Глава десятая

СПОКОЙНОЙ НОЧИ!

Начинало уже темнеть, когда Володя вернулся из "джунглей" - так,
оказывается, назывался в совхозе отгороженный участок леса, где звери жили
на свободе. Домики, в которых жили лисы, - вот что больше всего его
поразило.

- Да, здорово, - сказал Володя, стараясь не очень показывать, что он
просто в восторге. - И вообще они живут совершенно как люди. Завтракают,
потом у них мертвый час, потом дети играют, а взрослые некоторые ходят в
гости.

Валя уговорил меня остаться у него ночевать, и мы позвонили доктору,
что Володя вернется домой один.

Заполярье - шумный город. Конечно, там не очень большое движение,
хотя случается, что по улице одновременно двигаются, перегоняя друг друга,
автомобили, олени, лошади и собачьи упряжки. Шумят пилы на лесозаводах - и
в ушах днем и ночью отдается этот нарастающий воющий звук. В конце концов,
его перестаешь замечать, но все-таки где-то далеко в голове звенит и
звенит пила.

А здесь, в совхозе, было очень тихо. Мы гуляли в лесу и встретили
Павла Петровича, который ходил ставить силки на куропаток, и долго
разговаривали с ним о лесе, о Карской, о погоде.

- Валентин Николаевич, вы как, Дон-Карлоса сегодня себе на ночь
будете брать? - спросил он, и это было очень смешно и приятно, что такой
старый, почтенный мужчина с двойным носом называет Валю - Валентином
Николаевичем и говорит с ним почтительно, как с настоящим старшим ученым
специалистом. Дон-Карлосом звали лисенка, который боялся мороза.

Потом мы вернулись к Вале, выпили по рюмочке, и он объяснил мне, что
действительно за последние полгода он почти не выходил из совхоза. У него
была интересная работа: он потрошил желудки соболей и выяснял, из чего
состоит их пища. Несколько желудков у него было своих, а еще штук двести
любезно предоставил в его распоряжение какой-то заповедник. И он выяснил
очень интересную штуку: что при заготовке мелких пушных видов следует
щадить бурундука, которым главным образом и питается соболь.

Я молча слушал его. Мы были совершенно одни, в пустом доме, и комната
была совершенно пуста - большая, неуютная комната одинокого человека.

- Да, интересно, - сказал я, когда Валя кончил. - Значит, соболь
питается бурундуками. Здорово! А тебе - знаешь, что тебе нужнее всего?
Знаешь, что тебе просто дьявольски нужно? Жениться!

Валя заморгал, потом засмеялся.

- Почему ты думаешь? - нерешительно спросил он.

- Потому что ты живешь, как собака. И знаешь, какая жена тебе нужна?
Которая бы таскала тебе бутерброды в лабораторию и не очень старалась,
чтобы ты обращал на нее внимание.

- Ну да, ты скажешь, - пробормотал Валя. - А что ж! Я и женюсь со
временем. Мне нужно вот только диссертацию защитить, а потом я буду
совершенно свободен. Я ведь теперь скоро в Москву вернусь. А ты?

- Что я?

- Что же ты не женишься?

Я помолчал.

- Ну, я особая статья. У меня другая жизнь. Я, видишь, как: сегодня
здесь, а завтра - за тридевять земель. Мне нельзя жениться.

- Нет, тебе тоже нужно жениться, - возразил Валя. - Послушай, - с
неожиданным вдохновением сказал он, - а помнишь, вы приходили ко мне в
Зоопарк, и Катя была со своей подругой? Как ее звали? Такая высокая, с
косами.

У него стало такое доброе, детское лицо, что я посмотрел и невольно
стал смеяться.

- Ну как же! Кирен! Красивая, правда?

- Очень, - сказал Валя. - Очень.

- Он хотел постлать мне на своей кровати, но я не дал и лег на полу.
Коек было сколько угодно, но я всегда любил спать на полу. Высокий сенник
раздался, я сказал: "Ого", и Валя забеспокоился, что мне неудобно. Но мне
было очень удобно - снизу было видно небо, такое тихое, будто и там кругом
был лес и полно снега, и было очень хорошо смотреть на это небо и
разговаривать. Спать не хотелось.

О чем только мы не переговорили! Мы вспомнили даже Валиного ежа,
который был продан в университет за двадцать копеек. Потом опять вернулись
к Кораблеву.

- Ты знаешь что, - вдруг сказал Валя, - конечно, может быть, я и
ошибаюсь, - мне кажется, что он был немного влюблен в Марью Васильевну.
Как ты думаешь?

- Пожалуй.

- Потому что - очень странная вещь. Я однажды зашел к нему и вижу: на
столе стоит ее портрет. Я что-то спросил, потому что как раз на следующий
день собирался к Татариновым, и он вдруг стал говорить о ней. Потом
замолчал, и у него было такое лицо... Я решил, что тут что-то неладно.

- Валька, иди ты к черту! - сказал я с досадой. - Я не пойму, где ты
живешь, честное слово! Немного влюблен! Он без нее жить не мог! И ведь вся
эта история произошла перед твоими глазами. Ну, да ты тогда занимался
гадюками, - понятно!

- Что ты говоришь! Вот бедняга!

- Да, он бедняга.

Мы помолчали. Потом я спросил:

- Ты часто бывал у Татариновых?

- Не очень часто. Раза три был.

- Ну, как они поживают?

Валя приподнялся на локте. Кажется, он хотел рассмотреть меня в
темноте, хотя я сказал это совершенно спокойно.

- Ничего. Николай Антоныч теперь профессор.

- Вот как! Что же он читает?