его чувствует, может бросить семя и вырастить дерево - в качестве примера
рекомендую роман Томаса Куллинана "Обманутый" (The Beguiled) (на его основе
режиссером Доном Сигелом снят вполне приличный фильм с Клинтом Иствудом).
Вот роман, "написанный неплохо", как любит говорить один мой приятель, не
имея в виду, конечно, ничего особенного. Не Сол Беллоу и не Бернард Меламуд,
но и не четвертый класс Гарольда Роббинса или Сидни Шелдона, которые явно не
видят разницы между уравновешенной прозой и пиццей с анчоусами и разной
дрянью. Если бы Куллинан решил написать обычный роман, о нем никто бы и не
вспомнил. Но он выбрал безумный готический сюжет о солдате-южанине, который
теряет сначала ногу, а потом и жизнь из-за смертоносных ангелов милосердия,
живущих в разрушенной женской школе, мимо которой проходила армия Шермана.
Это личная собственность Куллинана - маленький участок невозделанной южной
почвы - почвы, которая всегда была необыкновенно плодородной. Невольно
начинаешь думать, что за пределами юга из подобной идеи могут вырасти лишь
сорняки. Но на юге из нее вырастает лоза, удивительно красивая и мощная:
читатель, следя за тем, что происходит в забытой школе для юных леди; от
ужаса впадает в оцепенение.
несколько семян, он насадил целый сад.., и все, к чему он обращался после
1930 года, после того как открыл для себя готическую форму, - все дало
плоды. Квинтэссенция южной готики в произведениях Фолкнера для меня - в
"Святилище" (Sanctuary), в той сцене, когда Попей стоит на виселице в
ожидании казни. По такому случаю он аккуратно причесался, но теперь, когда
петля у него на шее, а руки связаны за спиной, волосы упали ему на лоб.
"Сейчас поправлю", - говорит ему палач и нажимает на рычаг. Попей умирает с
волосами, упавшими на лицо. От всего сердца верю, что человек, выросший
севернее линии Мейсон - Диксон, не смог бы придумать такую сцену, а даже
если бы и придумал, то не сумел бы написать. То же самое - долгая мрачная
мучительная сцена в приемной врача, с которой начинается роман Флэннери
О'Коннор "Откровение". За пределами южного воображения таких врачебных
приемных нет; боже, что за компания!
плодородное, и это особенно проявляется, когда воображение устремляется в
русло готики.
Сиддонс, ясно показывает, как автор запускает в работу южное воображение.
"Младшей лиги", испытывает нездоровое влечение к отцу, могучему человеку с
холерическим темпераментом, выросшему на "южном мятлике". Пирожок вполне
осознает, что ее муж, Бадди, представляет одну вершину Треугольника, а ее
отец - другую. Она настраивает их друг против друга. Сам дом кажется лишь
еще одной фигурой в игре "любовь - ненависть - любовь", в которую она играет
с отцом. ("Что за странные у них отношения", - замечает один из героев.) К
концу первого разговора с Колкит и Уолтером Пирожок весело восклицает: "О,
папа этот дом просто возненавидит! Придется его связывать!"
юридической фирме, в которой Бадди работает. Эббот - северянин, и мы
мимоходом узнаем, что он покинул Нью-Йорк из-за скандала: "...что-то с одним
из клерков".
их тайные слабости, с ужасной аккуратностью переплетает все эти элементы. К
концу вечеринки по случаю новоселья Пирожок начинает кричать. Гости
сбегаются, чтобы узнать, что случилось. И видят в комнате, где оставляли
пальто, обнявшихся обнаженных Бадди Харральсона и Лукаса Эббота. Папа
Пирожка, который увидел их первым, умирает на полу от сердечного приступа, а
Пирожок кричит.., и кричит.., и кричит...
мне ошеломляющий момент в "Ребекке" (Rebecca), когда безымянная рассказчица
заставляет гостей замереть, спускаясь по лестнице в костюме, который носила
ужасная первая жена Максима) в том, что социальные обычаи не просто
нарушены: они нарушены прямо на наших выпученных от шока глазах. Сиддонс
очень точно взрывает этот заряд динамита. Вот случай, когда разрушается все:
за несколько секунд рухнула и жизнь, и карьера.
нет ничего скучнее людей, которые спрашивают: "Почему вы пишете так
странно?" или "Испугала ли вашу матушку, когда она была беременна вами,
двухголовая собака?" - и никто не раздражает так сильно, как они.
воздействие "Дома по соседству" объясняется тем, что автор хорошо понимает
социальные границы. Любой, кто работает в жанре ужасов, имеет четкое -
иногда даже болезненно развитое - представление о том, где кончаются
социальные (или моральные, или психологические) рамки общепринятого и
начинаются белые пятна табу. Сиддонс лучше других способна обозначить
границы, отделяющие социально приемлемое от социально кошмарного (правда,
тут на память снова приходит Дафна Дюмарье), и я уверен, что в детстве ее
учили, что нельзя есть, положив локти на стол.., или заниматься извращенной
любовью в комнате для пальто.
и в своем раннем романе - не о сверхъестественном, - в книге о юге "Отель
печали" (Heartbreak Hotel)), и на самом общепонятном символическом уровне
"Дом по соседству" можно считать забавным, с примесью страшного,
социологическим трактатом о нравах и обычаях Пригорода Умеренно Богатых
Людей. Но под этой внешностью мощно бьется сердце южной готики. Колкит
говорит, что даже близкому другу не в состоянии передать, что увидела в тот
день, когда Анита Шихан окончательно и безвозвратно потеряла рассудок, и
однако рассказывает об этом с яркими, шокирующими подробностями. В каком бы
ни была она ужасе, Колкит видела все. В самом начале романа она сама
сравнивает "Новый Юг" со "Старым Югом", и весь роман в целом есть такое
сравнение. На поверхности мы видим "непременный "мерседес" табачного цвета",
отпуск в Очо-Риос и "Кровавую Мэри", обильно посыпанную укропом, у Ринальди.
Но под этим таится то, что заставляет сердце романа биться с такой
поразительной и грубой силой, - таится Старый Юг, южная готика. На этой
глубине действие романа происходит вовсе не в фешенебельном пригороде
Атланты - оно происходит в том мрачном округе сердца, который так удачно
нанесла на карту Флэннери О'Коннор. Поскребите посильнее Колкит Кеннеди - и
вы увидите миссис Терпин О'Коннор, стоящую в своем хлеву в ожидании
откровения.
восприятием супругов Кеннеди и третьего персонажа - Вирджинии Гатри. Мы не
испытываем к ним особой симпатии, и хотя это не обязательно, но читатели
могут не понять, почему сама Сиддонс их любит, как она говорит. Почти на
всем протяжении повествования Колкит не слишком симпатична: она тщеславна,
чересчур много думает о деньгах и сословных различиях, в сексуальном смысле
чопорна и в то же время склонна к эксгибиционизму. "Нам нравится, когда
жизнь и все, что у нас есть, складывается гладко, - в самом начале говорит
она читателю с раздражающим удовлетворением. - Хаос, насилие, беспорядок,
беззаботность нас огорчают. Не пугают, потому что мы их осознаем, а именно
огорчают. Мы следим за новостями, активно занимаемся политикой. Мы знаем,
что соорудили себе оболочку, но мы много работали, чтобы этого достичь; это
был наш собственный выбор. И у нас есть на это право".
которые испытают Колкит и Уолтер под влиянием проделок соседнего дома, -
этот проклятый дом делает то, что Боб Дилан называл "возвращением вспять".
Сиддонс, несомненно, хочет сказать нам, что Кеннеди постепенно достигнут
нового уровня социального сознания; после эпизода с Шиханами Колкит говорит
мужу: "Знаешь, Уолтер, мы никогда не высовываем головы. Никогда не рискуем
тем, что ценим. Мы взяли у жизни все лучшее.., и ничего не дали взамен".
Если это так, то Сиддонс выполняет поставленную перед собой задачу. Кеннеди
расплачиваются своей жизнью. Проблема романа, возможно, заключается в том,
что читатель чувствует: эта цена справедлива.
о том, что означает растущая социальная сознательность Кеннеди. Если это
победа, то она мне кажется пирровой; их собственный мир уничтожен
убеждением, что они должны предупредить остальных насчет соседнего дома, но
это убеждение взамен не дало им внутреннего спокойствия - и финал книги как
будто указывает на то, что победитель в итоге не получает ничего.
мексиканскую шляпу. Она вправе гордиться своей работой, но читатель может
усомниться в ее спокойной уверенности в собственной внешности: "У меня есть
все, что мне нужно, и я не нуждаюсь в лести молодых людей, хотя, должна
скромно признаться, есть такие, кто готов ее предложить". Мы знаем, что она
хорошо выглядит в облегающих джинсах; сама Колкит об этом упоминает. И у
читателя складывается ощущение, что если бы книга была написана год-два
спустя, Колкит уточнила бы, что она хороша в своих джинсах от Калвина
Клейна. Дело в том, что с такими людьми нелегко, и помогает ли ее характер
постоянному движению к катастрофе или мешает ему, читатель должен решить для
себя сам.
только что приехавшую Аниту Шихан и говорит ей: "Добро пожаловать, Анита. Вы
здесь новенькая и очень мне понравились, поэтому надеюсь, вы будете здесь
очень-очень счастливы". Я не сомневаюсь в ее искренности; просто мне
кажется, что люди так не говорят - даже на юге.
развития характеров. Меньшая - в непосредственном исполнении; это
проявляется главным образом в диалогах, в то время как повествование от
автора вполне адекватно и образность речи достойна похвал. Впрочем, как
готический роман книга действительно удалась.
готический роман; вопреки своим недостаткам он достиг успеха в гораздо более