началом страшного извержения. - У меня найдется огонь, чтобы уничтожить эту,
пакость! Дьявол он или святой, ему полезно бы сейчас помолиться!
страха, была бы в одно мгновение решена, если бы Полуорт не ударил палкой по
оружию и не стал между дурачком и его врагом.
между начальственным окриком и дружеским советом. - Не по-солдатски так
торопиться.
этого малого, мы сначала его допросим. Ведь, может быть, другие повинны в
этом преступлении больше, чем он.
пришелся не по вкусу его совет, а чин не внушал уважения.
него ничего хорошего, но тут, по счастью, какой-то ветеран, несмотря на
полумрак, признал в нем одного из друзей Макфьюза. Едва лишь солдат
поделился своим открытием с товарищами, как поднявшийся было гул возмущения
стал снова затихать, и порядком испуганный капитан с облегчением услышал,
что его имя передается из уст в уста, сопровождаемое дружескими
восклицаниями вроде: "Его старый друг!.. Офицер легкой пехоты!.. Тот, кто
потерял ногу в бою с бунтовщиками!"
на него со всех сторон, капитан поспешил воспользоваться благоприятным
моментом - Благодарю вас, друзья мои, за доброе мнение обо мне! Признаюсь, и
я плачу вам полной взаимностью.
и высоко ценил и кого, я боюсь, убили вопреки всем правилам ведения войны.
месть наша будет ужасна, - быстро проговорил капитан, боясь, как бы буйный
поток еще раз не прорвал плотину, ибо знал, что во второй раз уже не сумеет
совладать с ним.
один полк, который может похвастать такой дисциплиной, как восемнадцатый?
Соберитесь вокруг вашего пленника и слушайте, как я выпытаю у него всю
правду. Если окажется, что он виновен, я отдам его в ваши руки.
замыслам, а лишь вносит известный порядок в дело, солдаты встретили
предложение Полуорта новым взрывом ликования; его имя громко повторялось на
разные лады, раскатываясь эхом под стропилами, между тем как все
располагались так, как им было приказано.
приказал зажечь огонь - так можно будет следить, сказал он, за лицом
обвиняемого при допросе. Уже совсем стемнело, так что это требование
показалось вполне разумным, и солдаты с тем же пылом, с каким они за
несколько минут до этого рвались пролить кровь Джэба, кинулись выполнять
приказ, не заключавший в себе ничего кровожадного.
сторону, когда это жестокое намерение было оставлено. Теперь солдаты
подобрали несколько тлеющих угольков и, притащив две-три охапки пакли,
валявшейся в углу, подожгли ее. Вспыхнуло яркое пламя, и солдаты так
тщательно его поддерживали, что видны были самые дальние закоулки угрюмого
помещения.
чтобы никто не мог исподтишка ударить Джэба. Сумятица улеглась, и началось
нечто вроде настоящего судебного разбирательства. Любопытство превозмогло
страх перед заразой: теперь уже все столпились вокруг больного, шум смолк, и
вскоре ничего не было слышно, кроме его тяжелого дыхания. Когда наступила
полная тишина и Полуорт при ярком свете пылающей пеньки вгляделся в хмурые
лица, он понял, что дальнейшее промедление может быть опасно, и сразу
приступил к допросу.
настигла тебя, и единственное твое спасение - в чистосердечном признании.
Отвечай же на все мои вопросы и бойся божьего гнева!
впечатление. Но Джэб, заметив, что его мучители успокоились и, по всей
видимости, не собираются пока чинить над ним расправу, бессильно уронил
голову на одеяло и молча следил тревожным взглядом за малейшими движениями
своих врагов. Уступая нетерпению слушателей, Полуорт продолжал:
при чем?
правду, если пойду окольным путем.
которого мятежники лишили ноги!
уверток! Ведь ты не посмеешь отрицать, что знаком с майором Линкольном?
которые вы хотите узнать.
узнать с помощью этого вопроса, в недоумении переглядывались, однако
продолжали хранить молчание.
поручения.
что вы были очень близки. А если так, то я спрашиваю тебя: что случилось с
твоим приятелем?
продолжал Полуорт, - и я требую, чтобы ты сейчас же их объяснил.
этим бравым гренадерам делать с тобой все, что они захотят.
настороженную позу. По толпе прошло легкое движение, и опять послышались
зловещие слова:
более подходящего выражения, тем более, что его слабоумие снимало с него
ответственность за его поступки, уставился на окружающих испуганным
взглядом, но взгляд этот с каждой секундой становился все более и более
осмысленным, словно сжигавший Джэба внутренний огонь очищал его дух в той же
мере, в какой изнурял его тело.
Джэб таким проникновенным и торжественным тоном, что он растрогал бы не
столь очерствелые сердца. - И священная книга этого не позволяет!
конюшню, вы могли бы туда пойти и услышать такие проповеди, что волосы
зашевелились бы на ваших грешных головах!
глупости?.. Дурак глумится над нами!.. Да разве этот деревянный балаган мог
служить храмом для , истинных христиан?"
больше веса своим приказаниям. - Подождите, пока он во всем не сознается,
тогда будете его судить. Последний раз обращаюсь к тебе: скажи всю правду!
Может быть, твоя жизнь зависит сейчас от твоего ответа. Нам известно, что ты
поднял оружие против короля. Да, я сам видел тебя на поле сражения, когда
наши войска.., гм.., гм.., совершали контрмарш от Лексингтона; известно
также, что ты снова присоединился к мятежникам, когда наша армия штурмовала
высоты Чарлстона... - Но тут, с испугом заметив, как потемнели и нахмурились
, лица солдат при перечислении проступков Джэба, капитан спохватился и с
похвальной находчивостью добавил:
колониальную чернь, как собаки прогоняют овец с пастбища.
Ободренный этим доказательством своей власти над слушателями, достойный
капитан продолжал говорить со все возрастающей уверенностью в силе своего
красноречия:
воодушевляясь, - много доблестных офицеров и сотни бесстрашных солдат нашли
свой роковой конец. Одни честно пали в открытом бою, став жертвой
случайностей войны, другие.., гм.., гм.., получили увечья и до могилы не
расстанутся со знаками своей славы. - Тут его голос упал и немного охрип,
но, преодолев минутную слабость, он закончил как мог выразительнее, чтобы
совсем запугать пленника: