из-за ряда неотложных дел вынужден был прервать свой отпуск и возвратиться
в столицу. Число гостей было ограничено - человек десять, не больше, и все
же прием носил довольно торжественный характер: лакеи - в коротких штанах
и в обшитых галунами ливреях, гости, в честь принца, - во фраках и при
регалиях. Признаться, я с удовольствием смотрел на кресты и звезды этих
сановитых людей, почти поголовно превосходивших меня годами, с
удовольствием и даже не без известной зависти к столь почтенным украшениям
на фраках. Впрочем, не льстя ни вам, ни себе, должен заметить, что я в
своем неукрашенном фраке, едва переступив порог гостиной, уже завоевал
симпатии хозяина дома и гостей не только своим именем, но достойной его
непринужденной любезностью и светскостью.
иностранных и отечественных дипломатов, военных и негоциантов, среди
которых находился австро-венгерский советник посольства в Мадриде некий
граф Фестетих, живописно выделявшийся своей опушенной мехом национальной
венгерской одеждой, сапогами с отворотами и кривой саблей, я оказался за
столом между бородатым капитаном бельгийского фрегата и крупным
португальским виноторговцем с усталым лицом, чьи величаво небрежные манеры
свидетельствовали о немалом богатстве; общество для меня несколько
скучноватое, ибо разговор довольно долго вращался вокруг политических и
экономических предметов, так что я принимал в нем хотя и оживленное, но
чисто пантомимическое участие. Но затем сидевший наискосок от меня принц с
одутловатым скучливым лицом, заикаясь и пришепетывая (*28), втянул меня в
разговор о Париже, вскоре ставший всеобщим (ибо кому не хочется поговорить
о Париже), в котором я, ободренный не слишком внятным бормотанием его
высочества, позволил себе некоторое время играть первую скрипку. После
ужина, когда мы уютно расположились в курительной комнате за кофе и
ликерами, мне как-то само собой досталось место подле высокого гостя, по
другую сторону которого сел хозяин дома. Безукоризненная, но и бесцветная
внешность господина де Гюйона, его лысеющий череп, водянисто-голубые глаза
и тонкие, вытянутые щипцами усы вам, несомненно, знакомы. Иоанн-Фердинанд
почти совсем к нему не обращался, предоставив мне одному занимать свою
особу, что, видимо, пришлось по вкусу нашему хозяину. Надо думать, что и
мое неожиданное приглашение объяснялось желанием господина де Гюйона
развлечь принца обществом сверстника, по своему рождению достойного
составить ему компанию.
простейшими средствами, самыми для него подходящими. Я рассказывал принцу
о своем детстве и отрочестве у нас в замке, о дряхлости нашего славного
Радикюля и при этом воспроизводил его походку, а принц захлебывался от
восторга, узнавая в нем незадачливую услужливость своего старого
камердинера в Бухаресте, перешедшего к нему от отца. Рассказывал я, милая
мама, и о невероятном жеманстве твоей Аделаиды и под восторженное
хихикание принца показал, как она старается не ходить, а парить, словно
сказочная фея; о собаках - Фрипоне, о том, как он скрежещет зубами, когда
у Миниме наступают известные периоды, и о ней самой с ее роковой
склонностью, особенно опасной в болонке и не раз уже гибельно отражавшейся
на твоих платьях, мама. В мужской компании я мог себе позволить рассказать
об этом так же, как и о "зубовном скрежете" Фрипона - о, конечно, в самых
изысканных выражениях. Оправданием мне послужили слезы, которые отпрыск
королевского дома, задыхаясь от смеха, то и дело отирал со своих щек,
слушая о деликатной слабости бедняжки Миниме. Есть что-то трогательное,
когда такое косноязычное и потому как бы "заторможенное" существо
предается буйной веселости.
на потеху обществу слабое здоровье твоей любимицы, но эффект, которого я
этим достиг, безусловно примирил бы тебя с такой нескромностью.
так что крест, висевший у него на воротнике мундира, заболтался в воздухе.
Меня наперебой стали упрашивать повторить рассказ о Радикюле, Аделаиде и
Миниме. Венгерец с меховой опушкой так колотил себя ладонью по ляжке, что
ему, верно, было очень больно, у дородного и за свое богатство усыпанного
орденскими звездами виноторговца от хохота отскочила пуговица на жилете, а
на лице нашего посланника изображалось живейшее удовольствие.
(франц.)], оставшись со мной наедине, он предложил представить меня его
величеству королю Карлосу I (*29), который тоже в настоящее время
находится в столице, о чем я мог судить по развевающемуся над дворцом
флагу Браганца (*30). В какой-то степени он считает своей обязанностью,
пояснил господин де Гюйон, представить монарху находящегося здесь проездом
сына знатных люксембуржцев, к тому же - так он выразился - являющегося
весьма "приятно одаренным" молодым человеком. Он просил меня иметь в виду,
что благородная душа короля - душа художника, ибо его величество время от
времени пишет маслом, и одновременно душа ученого - его величество
любитель океанографии, то есть науки о море и населяющих его живых
существах. Эта душа находится в состоянии несколько подавленном под
влиянием политических забот, которые обрушились на его величество сразу же
после вступления на престол шесть лет назад вследствие расхождения
португальских и английских интересов по вопросу владений в Центральной
Африке. В то время уступчивость короля восстановила против него
общественное мнение, так что он был даже обрадован английским
ультиматумом, позволившим португальскому правительству уступить
требованиям Великобритании после официально заявленного протеста. Тем не
менее в ряде португальских городов возникли досадные беспорядки, а в
Лиссабоне пришлось даже подавлять республиканское восстание. И ко всему
этому еще роковой дефицит португальских железных дорог, три года назад
приведший к тяжкому финансовому кризису и к акту государственного
банкротства, то есть к декретированному сокращению государственных
обязательств на две трети! Такое стечение обстоятельств значительно
повысило шансы республиканской партии и помогло радикальным элементам
страны в их разрушительной работе. Его величеству довелось, и не однажды,
узнавать о том, что полиция своевременно напала на след заговорщиков,
злоумышлявших против его особы. Мое представление ко двору, нарушив
ежедневную рутину официальных аудиенций, могло бы благотворно
подействовать на августейшего печальника. Господин де Гюйон добавил, что
мне, со своей стороны, надо постараться, если к тому представится малейшая
возможность, навести разговор на Миниме, доставившей сегодня вечером такое
большое удовольствие бедному принцу Иоанну-Фердинанду.
убеждениях и энтузиастическом стремлении (о котором вы, может быть, и не
подозревали) склониться перед легитимным государем, предложение нашего
посланника имело немалую притягательную силу. Этому проекту препятствовало
только то досадное обстоятельство, что для исхлопотания аудиенции потребно
было время от четырех до пяти дней, то есть больше, чем оставалось до
отплытия "Кап Арконы". Что мне было делать? Желание предстать перед
королем, воссоединившееся с увещаниями моего ученого ментора Кукука не
ограничиваться беглым осмотром такого города, как Лиссабон, в последнюю
минуту заставило меня решиться пропустить этот пароход, с тем чтобы уехать
на следующем. Я отправился в пароходное агентство и там узнал, что на
следующий пароход этой же линии - "Амфитрита", который должен отбыть из
Лиссабона недели через две, почти все каюты уже разобраны и что вдобавок
комфортабельностью он сильно уступает "Кап Аркона", так что ехать на нем
мне как бы и не пристало. Тамошний клерк посоветовал дождаться возвращения
"Кап Арконы", которое состоится недель через шесть или семь, считая от
пятнадцатого сего месяца, заявив о том, что я откладываю свою поездку до
следующего рейса, и, следовательно, пробыть в Лиссабоне до конца сентября
или даже до первых чисел октября.
согласился с предложением клерка, отдал необходимые распоряжения и, само
собой разумеется, немедленно отправил корректнейшую телеграмму вашим
друзьям Мейер-Новаро с извещением о задержке и с просьбой не ждать меня
раньше октября. Таким образом, в моем распоряжении остался срок даже более
длительный, чем тот, какого я желал для пребывания в Лиссабоне. Но да
будет так! В отеле я, по правде говоря, устроен вполне сносно, а в
поучительных развлечениях у меня здесь не будет недостатка до самого моего
отбытия. Итак, смею ли я надеяться, что вы одобрите мой поступок? В
противном случае я лишился бы душевного спокойствия. Но я думаю, что вы
задним числом охотно дадите мне свое согласие, тем более услышав, как
удачно для меня прошла теперь уже состоявшаяся аудиенция у его величества.
Господин де Гюйон заблаговременно известил меня о всемилостивейшем
изволении его величества и в собственном экипаже заехал за мной, чтобы
везти меня во дворец, где внешняя и внутренняя стража благодаря его
аккредитованности при дворе и парадному дипломатическому мундиру не только
не остановила нас, но торжественно взяла на караул. По широкой лестнице с
двумя кариатидами, в мучительно напряженных позах стоящими у ее подножия,
мы поднимаемся в анфиладу приемных зал, уставленных бюстами прежних
королей, изобилующую картинами и сияющими хрустальными люстрами, которая
ведет в королевскую аудиенц-залу. Медленно проходим мы по этим покоям из
одного в другой, и уже во втором из них нас останавливает дежурный
чиновник гофмаршальской части и приглашает обождать. Если бы не роскошь,
царившая вокруг, то все это походило бы на прием у знаменитого врача,
который никак не может точно соблюсти часы, так как пациенты, задерживаясь
у него в кабинете, задерживают тех, что идут вслед за ними. Эти покои были
полны сановников, отечественных и иноземных, в мундирах и во фраках; стоя
небольшими группами, они тихо переговаривались между собой или скучали,
сидя на диванах вдоль стен. Каких я только здесь не насмотрелся плюмажей,
орденов, золотого шитья. В каждой следующей зале посланник, обменявшись
учтивым приветствием с тем или другим из знакомых ему дипломатов, спешил
меня представить, и так как я всякий раз наново убеждался в своем уменье
поддержать светский разговор (что мне было приятно), то время ожидания,
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Корнев Павел