- Не волнуйся, - сказал я ей. - У нас еще есть завтра. Не думай ни о чем.
А кончится завтра - наступит послезавтра.
Она посмотрела на меня и весело улыбнулась. Я протянул ей руку, она
ухватилась покрепче и встала на ноги.
29.
На следующее утро Юки объявила, что мы едем встречаться с мамой. Ничего,
кроме домашнего телефона матери, она не знала, поэтому я набрал номер,
наскоро представился и спросил, куда ехать. Ее мать снимала коттедж
недалеко от Макахи. Полчаса на машине от Гонолулу, пояснила она. Думаю,
часам к двум мы до вас доберемся, сказал я. Затем отправился в ближайший
прокат и взял "мицубиси-лансер". Ничего не скажешь, ехали мы роскошно.
Врубили радио на полную, открыли все окна - и неслись по хайвэйю, выжимая
сто двадцать в час. Солнце заливало все вокруг, теплый ветер окатывал нас
запахами цветов и моря.
"Неужели мать живет там одна?" - вдруг подумал я. И спросил у Юки.
- Вот еще! - ответила Юки, чуть скривив губы. - Такие, как она, долго за
границей в одиночку не могут. Спорю на что угодно - у нее там бойфренд.
Причем наверняка - молодой и красивый. Как у папы. Помнишь, какой у папы
педик-бойфренд? Гладкий, чистенький - весь аж лоснится. За день, небось,
три раза моется и два переодевается...
- Педик?!
- А ты не знал?
- Нет...
- Ну ты даешь. Да у него все на лбу написано! - сказала Юки. - Папа такой
же или нет - я не знаю, но этот - точно педик. Железно. На двести
процентов.
По радио заиграли "Рокси Мьюзик", и она прибавила громкости.
- А мама у нас всю жизнь поэтов любила. Чтоб стихи писал, или хотя бы
пытался писать, но чтобы обязательно молодой. Чтоб она снимала свои
фотографии, а он бы у нее за спиной стихи декламировал. Сдвиг у нее на
этом. Такой вот прибабах. Какие угодно стихи - лишь бы читал кто-нибудь. И
тогда она привязывается к нему насмерть... Так что лучше бы папа стихи
писал. Но такие, как папа, стихи не пишут...
Ну и семейка, снова подумал я. Точно, Космические Робинзоны. Писатель
быстрого реагирования, гениальная фотохудожница, девчонка-медиум,
ученик-педераст и любовник-поэт... Черт бы меня побрал. А мне какая роль
уготована в этом психеделическом гиперсемействе? Стареющий комик-паж при
дочери-шизофреничке? Я вспомнил, как приветливо улыбался мне Пятница,
словно приглашал - дескать, добро пожаловать в нашу теплую компанию... Эй,
ребята, мы так не договаривались. Да я здесь вообще случайно! У меня
отпуск, понятно? Кончится отпуск - я вернусь разгребать сугробы дальше, и
мне станет некогда играть в ваши игры. Все это - временно. Коротенький
миф, волей случая вплетенный в сюжет реальной истории. Этот миф очень
скоро закончится: вы займетесь своими делами, а я - своими. Все-таки я
люблю мир попроще. Мир, в котором легко понять, кто есть кто.
* * *
Помня инструкции Амэ, перед Макахой я свернул с хайвэя вправо, и мы
проехали еще немного в сторону гор. По обочинам замелькали хижины
угрожающе хлипкого вида: так и чувствовалось - первый же сильный тайфун
посрывает эти крыши ко всем чертям. Вскоре, впрочем, они изчезли, и перед
нами появились ворота в зону частных коттеджей. Привратник-индиец,
дежуривший в будке, осведомился, куда мы едем. Я сказал ему номер коттеджа
Амэ. Он отвернулся к телефону, позвонил куда-то - и, обернувшись, кивнул,
пропуская нас с Юки:
- Все в порядке, проезжайте.
Мы въехали на участок - и вокруг, докуда хватало глаз, потянулись
ухоженные лужайки. Сразу несколько садовников, разъезжая на каких-то
тележках для гольфа, молча подстригали газоны и кроны деревьев. Мелкие
птицы с желтыми клювами прыгали в траве, напоминая колонию экзотических
насекомых. Я притормозил рядом с одним садовником, показал ему адрес
матери Юки и спросил, где это находится. "Там!" - бросил он и ткнул
пальцем в сторону. Я проследил за направлением его пальца и увидел вдалеке
очередную лужайку с бассейном и небольшой аллеей. Асфальтовая дорожка
огибала бассейн и скрывалась в гуще деревьев. Я поблагодарил садовника, мы
спустились с одного холма, поднялись на другой - и прибыли к модерновому
коттеджу тропической постройки, в котором жила мать Юки. У входа
раскинулась небольшая веранда, а перед окнами позвякивали на ветру
металлические колокольчики. Дом утопал в листве деревьев, с которых
свисали диковинные плоды.
Мы с Юки вышли из машины, поднялись по ступенькам, и я позвонил в дверь.
Полусонный звон колокольчиков на еле живом ветерке удивительно гармонично
вплетался в концерт Вивальди, доносившийся из распахнутых окон. Прошло
секунд пятнадцать, прежде чем дверь беззвучно открылась - и перед нами
появился мужчина. Загорелый невысокий американец, у которого не доставало
левой руки от самого плеча. Крепко сложенный, с бородкой и усами, которые
придавали ему весьма задумчивый вид. Одет в выцветшую "гавайку" с
короткими рукавами и спортивные шорты, на ногах - соломенные шлепанцы.
Приблизительно мой ровесник. Лицом не красавец, но симпатичный. Для поэта
- пожалуй, слишком похож на мачо. Впрочем, на свете наверняка хватает и
поэтов-мачо. Ничего в этом странного нет. Мир - штука большая. Кого только
в нем не встретишь.
Мужчина поглядел на меня, потом на Юки, потом опять на меня, затем чуть
склонил голову вбок - и широко улыбнулся:
- Hello, - произнес он негромко. И, перейдя на японский, добавил: -
Коннитива.
И пожал нам руки - сперва Юки, потом мне. Не очень сильно.
- Проходите, пожалуйста, - сказал он на отличном японском.
Он провел нас в просторную гостиную, усадил на огромный диван, достал из
холодильника две банки гавайского пива "Примо" и банку колы, водрузил на
поднос со стаканами и принес нам. Мы принялись за пиво, а Юки к своей коле
даже не притронулась. Он подошел к проигрывателю, убавил громкость
Вивальди и снова сел. Не знаю, почему, но комната вдруг напомнила мне
обстановку в рассказах Сомерсета Моэма. Огромные окна, вентилятор под
потолком, на стенах - побрякушки со всей Полинезии...
- Она сейчас пленку проявляет, закончит минут через десять, - сказал
мужчина. - Вы уж подождите немного. Меня зовут Дик. Дик Норт. Мы тут
вместе живем, она и я.
- Очень рад, - ответил я. Юки молчала, уставившись на далекий пейзаж за
окном. Туда, где меж деревьев ярко синело море. У самого горизонта в небе
зависло одинокое облако, похожее на череп гигантского питекантропа. Оно
никуда не двигалось - и, похоже, двигаться не собиралось. Видно, слишком
уж твердолобый оказался питекантроп. Время вылизало его череп добела и до
угрюмой отчетливости отшлифовало надбровные дуги. И теперь на фоне этого
черепа порхали туда-сюда стайки желтоклювых. Концерт Вивальди закончился,
Дик Норт вернул на место иглу, одной рукой снял пластинку, сунул в конверт
и поставил на полку.
- Отличный у вас японский, - сказал я, поскольку разговаривать все равно
было не о чем.
Дик Норт кивнул, слегка поднял одну бровь, закрыл на секунду глаза и опять
улыбнулся.
- Я очень долго жил в Японии, - сказал он наконец. На вопросы он отвечал
не сразу. - Десять лет. Впервые приехал во время войны... Вьетнамской
войны. Мне там очень понравилось, и когда война закончилась, я поступил в
японский университет. Очень хороший университет. И теперь пишу стихи...
Бинго, подумал я. Не очень молодой, не ахти какой красавец - но пишет
стихи; тут Юки попала в точку.
- ...А также перевожу на английский хайку и танка, - добавил он. - Очень
непростая работа, уверяю вас.
- Представляю, - кивнул я.
Он опять широко улыбнулся и спросил, не хочу ли я еще пива. Можно, ответил
я. Он принес еще две банки. С поразительной легкостью откупорив
единственной рукой свою, он наполнил стакан и сделал большой глоток. Затем
поставил стакан на стол и, покачав головой, уперся строгим взглядом в
плакат Уорхола на стене перед нами.
- Странная штука, - произнес он задумчиво. - На свете не бывает одноруких
поэтов. Почему?.. Однорукие художники есть. Однорукие пианисты - и те
иногда встречаются. Когда-то, помню, даже бейсболист однорукий был. Почему
же история не знает одноруких поэтов? Ведь чтобы стихи писать, совсем не
важно - одна у тебя рука или три...
В общем, конечно, так, согласился я мысленно. Где-где, а в стихосложении
количество рук - вопрос совершенно не принципиальный.
- Вот вы можете вспомнить хоть одного однорукого поэта? - спросил у меня
Дик Норт.
Я покачал головой. Хотя, если честно, в стихах я не смыслю почти ничего, и
даже двуруких поэтов вспомнил бы не больше десятка.
- Одноруких с"рферов я знаю несколько, - продолжал он. - С парусом ногой
управляются. Я и сам немного умею...
Юки вдруг встала и принялась рассеянно шататься по комнате. Остановившись
у полки с пластинками, она почитала названия, но, видно, не нашла ничего
интересного - и тут же скорчила рожицу из серии "ужасно дурацкая чушь".
После того, как музыка смолкла, комнату затопила сонная тишина. За окном
то и дело взревывала газонокосилка. Кто-то громко кого-то звал.
Позвякивали на ветру колокольчики. Пели птицы. Но тишина поглощала вс".
Какие бы звуки ни рождались - она сглатывала их подчистую. Словно тысячи
невидимых молчунов, вооружившись бесшумными пылесосами, собирали по всей
округе звуки, как грязь или пыль. Где б ни возник хоть малейший шум - они