российских или американских разведывательных спутников обратит внимание на
неожиданное появление буровой установки в безлюдной степи. Будь это район
никому не известный и ничем не знаменитый, буровая вряд ли вызвала бы чей-то
серьезный интерес. Но за территорией урочища Ульген-Сай, входившего в зону
советского военного полигона, наблюдение велось многие годы, а потому
возможно, что обстановка в этой зоне периодически контролируется и теперь,
после ухода Советской Армии. Обнаружив что-нибудь подозрительное, русские
или американцы могут сбросить правительству Казахстана официальный запрос,
по нему обязательно будет проведена проверка, а это для дела крайне
нежелательно.
буровой. У старого колодца поставили три юрты и разбили ложные кошары.
металлической мачте соорудили ветряк, какой обычно ставится возле колодцев.
Здесь же расположили еще две юрты и два загона для скота.
Снаружи палатка была изготовлена из камуфлированной водонепроницаемой ткани,
внутри подбитой белой нейлоновой подкладкой. Легкие деревянные плиты, хорошо
подогнанные одна к другой, устилали пол. У восточной стены палатки лежал
свернутый в тючок спальный мешок.
взойти на гору с триангуляционным знаком на вершине для более точной
геодезической привязки буровой. Поначалу за ним собирался увязаться
Кашкарбай, но Андрей запротестовал и попросил Иргаша унять ретивого
подкаблучника. Иргаш с невозмутимым видом махнул Кашкарбаю рукой, и тот
перестал досаждать мастеру.
он добрался до вышки, откуда собрался осмотреть местность и точнее
определить координаты интересовавших его точек.
цепляясь за которую можно было облегчить себе подъем. Приходилось двигаться
медленно и осторожно, чтобы не загреметь вниз, поскользнувшись на
выскакивавших из-под ног камнях. Несмотря на сухой жаркий ветер, пот обильно
струился по его лицу, болели икры, ныли мышцы спины.
камни, достал из кармана компас, развернул карту и стал оглядывать
местность.
равнина. Слева от горы во всем величии и красоте открывался Ульген-Сай,
огромная рваная рана на теле земли, глубокая и пугающая своей суровой
таинственностью. На западной стороне провала лежала ковыльная степь. Легкий
ветерок гнал по ней волны, и казалось, что там по ветру струится вода.
камней.
перочинный нож Халифа. Оттянул заводную головку часов и резко утопил ее.
Внутри корпуса что-то хрустнуло. Это означало, что из стеклянной ампулы
пролился электролит и через несколько секунд сигналы радиомаяка уйдут в
эфир.
углубление и положил туда секундомер. Осторожно опустил плитку на место.
обозначат наступление срока перечисления договорных денег на его счет.
антенной. Повторив действия, которым его обучил Халиф, привел второй
радиомаяк в действие. Кто и как зафиксирует его сигналы, Андрей не знал. Но
он был уверен - их обнаружат. И Москва, и Халиф определят координаты маячков
и поймут, что он начал действовать. Тогда Халиф передаст в Москву сообщение
с реквизитами банка, куда должны перечислить Андрею деньги.
деревянных ног триангуляционной вышки пристроил нож.
шеренгу, боевики приступили к молитве. Прежде чем начать ее, каждый постелил
перед собой коврик, который истинный мусульманин всегда берет с собой в
дальний путь, чтобы при намазе становиться на него коленями. Сверху действия
молящихся походили на упражнения спортсменов. Сперва все они стояли стройным
порядком, держа молитвенно сложенные ладони перед собой, как страницы
священной книги, потом воздевали руки вверх, делали жест омовения щек и
вдруг все, как по команде, падали на колени. Так же одновременно и слаженно
боевики били земные поклоны, касались лбами земли и поднимали вверх туго
обтянутые камуфлированными штанами зады.
пятикратных намазов всеми боевиками отряда. Он не проводил занятий по боевой
подготовке. Каждый его моджахед имел право на самостоятельные действия и
исходил в принятии решений из общей обстановки. Но молиться все должны были
однообразно. Молитвенные движения, повторяемые с регулярной
последовательностью, с утомительной монотонностью неизбежно делали такими же
однообразными взгляды молящихся на мир, формировали одинаковость их желаний
и действий. При этом, объединенные общими молитвенными движениями, люди
оставались разобщенными, замкнутыми для других. И Аллах, Всеблагой и
Всепрощающий, был у каждого свой собственный. Они не просили у него хлеба
насущного, поскольку с оружием в руках по милости божьей они могли взять для
себя у кого угодно не только хлеб, барана, верблюда, но даже жизнь, объявив
ее греховной и недостойной веры.
родникам ключевой воды, в сень разлапистых пальмовых листьев, в окружение
волооких гурий с тонкими талиями, страсть которых обжигает жаром. Им и здесь
было неплохо - бородатым, провонявшим потом, обжирающимся дармовой бараниной
и пловом, и не было пока причин стремиться куда-то в мир иной, незнакомый.
божественными, каноническими, но они в его устах звенели как военные
команды, требовавшие немедленного исполнения:
страже, бойтесь Аллаха, и вы преуспеете!
степью разносилось звучное "Аллах акбар!"
монолитности команды Иргаша была подорвана самым неожиданным образом.
стараясь не выдать себя поспешными движениями, медленно опустил руку в
карман, где лежал пистолет. Хотя понимал, что вряд ли сумеет его вынуть:
рядом стояли Кашкарбай, Дика и Алхазур.
зло сплюнул и тут же растер плевок ботинком. - Не хотел осквернять рта этим
именем, да вот пришлось.
пережитого стресса.
Точно так же взглянул на него Иргаш. Кривя губы в гневе, сказал:
кислотой. Далеко он не убежит. Я вытащу из него наружу кишки и обмотаю ими
его ноги...
Халиф, обещая помощь, сделал ставку на этого грязного вонючего дурака,
который, как всякий трус, носил страх в ножнах ножа и, зная это, не выдержал
опасности, едва приблизился к месту битвы?
служит мировому еврейству, работает на Израиль и на Америку.
границы. А тебе, мастер, надо гнать работу как можно быстрее.
подозрением?
проверил казаха?
побежит. Верно, мастер? - Иргаш скривил губы в ехидной улыбке.
Договорились?
И спешите, спешите.
ладонью по спине.
являлся?