Чтение 63–й страницы книги ~Фаворит (роман-хроника времен Екатерины I)~

- Никто не знает! Вчера из Сибири прислали с курьером, чтобы я лично
указала стоимость. А тамошние оценщики цены этим мехам не ведают...
Поздравь меня: Россия новые земли обрела, мореходы наши Алеутские остро-
ва обживают - вот откуда меха эти. Теперь, чаю, скоро и Америку освоим.

- Нелегко добираться туда, матушка.

Екатерина была женщиной практичной:

- Легко... Офицер флотский, до Камчатки доехав, получит от меня чин
следующий. И еще один чин, когда Америки достигнет. Коли обратно живой
возвратится, я его опять в чине повышу. Скажи, какой офицер от такого
карьера откажется? А ты сам знаешь: я не мелочна! Это у "Ирода" прусско-
го полвека до седых волос тужатся и все в фендриках, как мальчишки, бе-
гают.

Она спросила: что с лесом из Мамадыша и Казани?

- По первопутку обозы тронутся, - обещал Голенищев.

Прошке Курносову он велел кафтан справить.

- И волосы обкорнай покороче, паричок заведи недлинный, чтобы буклями
парижскими за русские елки-палки не цепляться.

Впервые в жизни Прошка получил прогонные деньги, на станциях ямских
являл подорожную - как барин! Кони бежали легко...

4. НЕПОРОЧНЫЙ ЛЕС

Ах, Казань, Казань! Золотая твоя голова...

Разом грянули колокола соборные, с минаретов завыли муэдзины татарс-
кие - пора и день начинать. Вот уж не думал Прошка, что загостился в до-
ме лейтенанта Мамаева, который Казанским адмиралтейством ведал. Курносов
мамадышский лес в Петербург уже отправил, теперь корабельную древесину
надо из Казани забрать. Хотя Мамаев был здесь вроде дяди Хрисанфа в Со-
ломбале, но в Казани все иное - дворянское. Казачок платье чистил, умы-
ваться давал, у стола Прошке лакей прислуживал. В обширной горнице стен-
ки украшали темные, как иконы, парсуны давние - с них взирали на юное
поколение предки мамаевские. Висел и список пергаментный: на нем изобра-
жен был павший замертво рыцарь, из живота которого вырастал дуб с ветвя-
ми, а в золотых яблоках были имена потомков его начертаны. Хозяин нас-
тырно в комель дуба указывал:

- Вишь, вишь! От самого Мамая происходим.

- Так Мамая-то мы на поле Куликовом чесали.

- И что с того? Мы и московским царям служили. А ныне я в ранге-то
лейтенантском - попробуй-ка, дослужись...

Ели дворяне сытно, рыбу да медвежатину, на столе икра гурьевская, на
десерт - желе лимонное с вином "розен-бэ". Соловьи заливались в соседних
комнатах, а кот был на диво умен. Мамаев хвастал, что казанские коты са-
мые разумные на Руси, по указу Елизаветы котов для нее только из Казани
ко двору поставляли.

Данила Петрович Мамаев встал и повелел:

- Умри, Базиль!

Кот мигом соскочил с лавки, брякнулся о пол, члены свои вытянул,
хвост трубкой на сторону откинул и глаза блудливые в притворстве зажму-
рил.

- О-о, не делай всех нас несчастными! - возопил тут Мамаев, руки за-
ламывая, и кот живо воспрял, за что и был вознагражден осетринкою.

- Да, ума у него палата, - согласился Прошка. - Но вот у нас в Солом-
бале коты эти самые прямо чудеса вытворяют. Своими глазами видел, как
один рыжий верхом на собачке Двину форсировал, дела котовские в городе
сделал, всем кошкам знакомым визиты учинил, откланялся и обратно на со-
бачке домой приплыл...

Хорошо жилось в Казани! Но особенно радовало Прошку сияние глаз де-
вичьих, которые уже не раз замирали на нем. Анюточка Мамаева была пят-
надцати лет - уже невеста, и, когда Прошка похвалил сияние ее глаз, де-
вушка сказала, что глаза у нее не папины:

- А от мамочки, коя из породы дворян Рославлевых.

- А я имею честь из поморов Курносовых быть!

- Вы, сударь, фамилию свою вполне ликом оправдываете.

- Что делать? Курносые тоже сердце имеют...

Прошка и намеки всякие пробовал уже делать:

- Вы кого-нибудь любите ли, сударыня?

- Маменьку.

- А еще кого?

- Папеньку.

За такую осмотрительность Прошка ее похвалил:

- Но я вас, сударыня, об иной любви спрашиваю.

- Ах, сколь вы привязчивы, сударь! Да у меня ведь родня-то изо-
бильная: и тетушки, и дядюшки - мне есть кого любить.

- А вот, скажем, если бы муж у вас появился...

- И не стыдно вам такое мне говорить!

- Любили бы вы его, сударыня?

- Ежели родители прикажут - конечно же.

- Очень мне трудно, сударыня, беседу с вами вести...

На этом Прошка разговор о любви пока закончил.

Адмиралтейство же на реке Казанке стояло, место звалось Бежболда
(по-татарски "семь топоров" означает). Матросы казанские из татар были
набраны, на Волге они воевали с разбойниками, да и сами от разбойников
мало чем отличались. Прохор Акимович начал браковать деревья, выговари-
вая со знанием дела, благо дело тиммерманское с детства ему привычное:

- Сучок крапивный - к бесу, откатывай! Табак с рожком - негоден. Ух,
свиль-то какой, будто сама ведьма скручивала... Косослоя много у вас.
Метик, отлуп - сколько ж браку вы запасли! На што лес-то губили? Нет у
вас в Казани порядку...

Все штабеля раскидал, отобрав лесины только добрые: их сразу клеймили
с комля тавром адмиралтейским. И не знал парень, что, бракуя деревья,
наживает врага себе лютого.

- Вот ведь как бывает! - упрекал его Мамаев. - Ты с человеком со всей
душой, последнее готов ему отдать, лучшего куска не жаль, а он... Зачем
же ты, сынок, обижать меня хочешь?

Прошка и не думал обижать отродье Мамаево.

- Данила Петрович, - отвечал он, - гнили-то разной и на питерских
верфях хватает. На что мне лишнюю из Казани таскать? Я ведь не для себя
- для флота нашего стараюсь.

- Вижу я, какой ты старательный! Нет того, чтобы уважить хозяина, ко-
торый приютил, обогрел, поит да кормит...

Ложась спать, Прошка обнаружил под подушкой кисет с десятью рублями.
Едва утра дождался - вернул хозяину:

- Уж не потерял ли кто? Возьмите.

- Я ведь от добра, - сказал Мамаев. - Ты человек незнатный, едва из
лаптя вылез, щей валенком нахлебался, так зачем мзду мою отвергаешь с
таким видом, будто я враг тебе?

Тиммерман понял, чего домогается душа Мамаева: ему бы только тавро на
лесе проставить! Но совесть свою парень не запятнал:

- Денег от вас не возьму. Есть у меня деньги, нет у меня денег - я
лучше не стану. Детишки по лавкам еще не плачут, жена конфет не требует,
с чего бы я волноваться стал?

- Эх, дурак ты дурак! - окрысился Мамаев...

На беду парня, Анюта дозволила ему поцеловать себя. И так им целова-
ние понравилось, что, не раздумывая, оба в ноги отцу повалились, прося
благословения. Мамаев сказал:

- Это кстати! Сейчас благословлю вас...

Взял лейтенант дочку за косу, намотал ее на руку и поволок в чулан,
где и запер. А жениха шпагой на двор выгнал.

- Эй, служивые! - крикнул. - Давайте бою ему...

Матросы казанские набежали в столь изрядном количестве, в каком Прош-
ка их даже на верфи не видывал. Стали они метелить сироту поморскую с
такой небывалой поспешностью, что не успевал отмахиваться. А лейтенант,
хозяин очень гостеприимный, вокруг бегал, девизы злодейские возглашая:

- Бей холопа! Жарь семя навозное... Мы-то от самого Мамая корень ве-
дем, а он откель взялся такой? Бей...

Избили и разбежались. Мамаев в доме закрылся.

Прошка поднял с земли камень, шарах - по окнам.

- Эй ты... адмирал из лужи! - крикнул он. - Меня уж так били, как те-
бе, дураку, и не снилось. Но помни: еще все локти изгрызешь себе, будешь
в ногах у меня валяться...

Всадил для верности еще два камня по окнам и ушел.

Жаль, конечно, Анютку! Уж больно глаза красивые...

Прошка Курносов доставил на верфи столицы восемь обозов с чудесным
сухим корабельным лесом.

- Без порока! - доложил он в Адмиралтействе.

Лес проверили: тавро было пробито исключительно на добротных лесинах
- ни сучка, ни гнили, ни косослоя. Иван Логпшович прилежание в людях
уважал, даже поцеловал парня:

- Говорил же я тебе: ты хорош - и мы хороши будем...

При докладе императрице Голенищев-Кутузов-Средний рассказал о рвении,
проявленном тиммерманом П. А. Курносовым, на это Екатерина отвечала, что
добрые поступки надобно поощрять:

- В таких делах, кои интереса казенного касаются, полушками отдари-
ваться нельзя. Мелочность в наградах - порок вредный.

Она отпустила из "кабинетных" сумм 100 рублей для тиммермана - с пуб-
ликацией! Имя Прохора Курносова появилось в официальных прибавлениях
"С.-Петербургских ведомостей", а Иван Логгинович велел парню собираться
в Англию:

- Ты, миленький, на джины с пуншами не набрасывайся там, а мы тебя