том, что нужно делать в первую очередь, невольно подчинила ему растерянных
врачей и полицейских, они кидались по одному его знаку туда, куда он
показывал, не понимая значения произносимых им слов, но понимая, что этот
человек знает, что нужно делать. И он действительно знал. Это была работа,
которую он исполнял не раз и не два в гораздо более страшных условиях. И он
работал, усилием воли подавляя бушевавшие в душе чувства. Это были не
чувства. А чувство. Только одно. И оно называлось: ярость.
восстановить хоть какое-то подобие спокойствия и порядка, Голубков заметил,
что и у него самого куртка разодрана и кровоточит задетое каким-то каменным
осколком плечо.
высокий круглый табурет бара, с которого взрывной волной снесло крышу,
продезинфицировал и перевязал рану. Пока врач занимался своим нехитрым
делом, Голубкова окружило с десяток греков - санитаров и полицейских, они
уважительно пожимали ему руку, дружески похлопывали по спине. Откуда-то
возник фоторепортер и засверкал вспышкой. Голубков попробовал закрыться от
объектива, но греки дружно и возмущенно запротестовали, образовали вокруг
него плотную группу и придали выражение мужественности своим потным и
грязным эллинским лицам. Пришлось подчиниться. Репортер сделал несколько
групповых снимков и исчез, чтобы в редакции успели дать их в утренний номер.
Хоть фамилию в спешке не спросил - Голубкова это немного успокоило. Тем
временем бармен выудил из стеклянного боя несколько уцелевших бутылок и
стаканов, налил всем доверху и один из стаканов почтительно поднес
Голубкову. Объяснил, прижимая руку к волосатой груди:
коротко подстриженными волосами сначала поднес стакан к губам, а потом вдруг
отставил его на стойку бара и сказал:
душем с лица и рук остатки своей и чужой крови и переоделся в свой серый,
слишком приличный для кипрско-русского курорта костюм. С полчаса посидел
перед телевизором, глядя на экран и одновременно обдумывая сложившуюся
ситуацию. По греческой программе шел оперативный репортаж с места события:
пожарники пытались залить неукротимый огонь водой и пеной, санитарные машины
увозили пострадавших, возбужденно рассказывали о своих впечатлениях
очевидцы, несколько раз в комментарии репортера мелькнули фамилии Петров и
Грибанов - под ними жили на Кипре Розовский и Назаров.
в овальном бассейне...
трансформировалась в холодную сосредоточенность. Он чувствовал себя так,
словно бы вступил на минное поле, и нельзя было сделать ни одного неверного
шага.
сейчас в постель, но нужно было идти и звонить в Москву. Из уличного
автомата. Правило есть правило. Он должен доложить о взрыве виллы Назарова.
Касалось его это дело или не касалось, но он был свидетелем взрыва, и было
бы странно, если бы в Москве не получили его рапорт. Это было бы не просто
странно, а в высшей степени подозрительно, и Голубков не видел причин, по
которым ему стоило навлекать на себя это подозрение. А вот что будет в его
рапорте - это он уже хорошо представлял.
"командирских", взглянул на циферблат и чертыхнулся: стекло было разбито,
часы стояли. Стрелки показывали двадцать три сорок.
за которые долетел до набережной осколок камня, разбивший его часы. А по
расчетам Голубкова к этой минуте эти неведомые Курков и Веригин могли успеть
только заложить заряды и поставить взрыватели на боевой взвод. Успели
раньше? И намного? Исключено. В своей прикидке Голубков и так исходил из
минимума. Перед форсированием стены пять минут осмотреться надо? Надо. Две
минуты, чтобы перелезть, надо? Надо. Еще пять минут, если не больше,
освоиться в саду виллы надо? Надо. И всего двадцать минут на поиск места и
укладку зарядов. Двадцать три сорок. Все правильно.
угрозу безопасности объекта любыми средствами... Реакция Запада на новое
покушение, кем бы оно ни было совершено... Чтобы все убедились, что
президент и господин Назаров общаются, как уважающие друг друга политические
деятели..."
барабану им и реакция Запада, и как общаются президент и Назаров. "Им":
Волкову и тем, кто за ним стоит. И кто, если прав Нифонтов, очень сильно на
него давит. Им только одно важно: завершить то, что не удалось при взрыве
яхты "Анна".
Курков и Веригин. Для того и его, Голубкова, прислали: не форсировать
операцию Пастухова, а узнать, не начата ли она, не увезен ли Назаров с
виллы. Просто узнать. Поинтересоваться. Для этого и посылают полковника
контрразведки с тридцатилетним стажем. Как вестового за сигаретами. Заодно
пусть проветрится, позагорает, покупается в Средиземном море. Прямо Совет
ветеранов!
было узнать совершенно точно. Поэтому его и послали. И получили бы
оперативную и полную информацию, если бы перед этим не объяснили в
популярной форме, что Управление - это не армия и здесь приказы не
обсуждают. "Виноват, товарищ генерал-лейтенант!" "Так точно, товарищ
генерал-лейтенант!" "Будет исполнено, товарищ генерал-лейтенант!" Он получил
приказ: узнать у Пастухова, когда он планирует начать операцию, и доложить
об этом в Москву. И он исполнил этот приказ. А что еще он узнал, это уж,
извините, генерал, мое личное дело. Даже проститутки не любят, когда с ними
обращаются, как с проститутками. Вот и выбить бы эти слова, товарищ
генерал-лейтенант, на фасаде вашей фирмы рядом с дельфийским "Ничего сверх
меры".
многоходовая комбинация по несанкционированному перемещению объекта внимания
на польско-белорусскую границу, на которую было истрачено столько энергии и
валюты? Значит, и здесь его держали за безгласную пешку? И не только его!
их руках в тот момент, когда они пытались активизировать заряды. Нажали на
пластины, когда фишки находились в режиме хранения, красным концом вверх. Не
обратили внимания? Забыли об этом? Но даже обычный армейский сапер может
забыть, как зовут его жену и сколько у него детей, но не такое. А эти двое
были не обычными саперами. Изделия были новейшей конструкции. И боевые
заряды не дали бы им даже просто подержать в руках, пока они не разобрались
бы в конструкции самым доскональным образом и не провели с десяток-другой
репетиций на макетах. И все-таки фишки не переставили. И причина этому могла
быть единственная: они не знали об этом. Не знали, потому что им не сказали.
Не забыли сказать, а не сказали специально с единственной, совершенно
определенной целью. После взрыва виллы Назарова не должно было остаться ни
одного свидетеля.
Управления: "Лучший свидетель - мертвый свидетель". Голубков подумал, что он
не останется без работы, когда его выпрут на пенсию. Займется научной
деятельностью, будет писать диссертацию на тему: "Роль этики в деятельности
спецслужб на примере Управления по планированию специальных мероприятий".
Хорошая будет диссертация. Емкая. Понятная последнему идиоту. И короткая,
как все талантливые произведения. В ней будет всего три слова: "Этика - это
х-ня". Можно добавить еще одно слово: "полная". Но оно, пожалуй, будет
лишним.
ощущение, что в сложившейся ситуации проблема эта не решается одним
естественным течением времени.
дополнительной проверки...
ночи. Как всегда, почти все кафе и бары были еще открыты, играла музыка,
людей было довольно много, но они не сидели за столиками и не танцевали на
тротуарах, а стояли, сбившись в кучки, и переговаривались, тревожно
поглядывая в сторону пригорода, небо над которым багровело от бликов не
усмиренного еще пожара.
его десятком монет и набрал код Москвы.
события...
Откуда вы звоните?
Николаев Андрей
Контровский Владимир
Сертаков Виталий
Доценко Виктор
Пехов Алексей
Прозоров Александр