Чтение 63–й страницы книги ~Угол атаки~

- ...Начинать без приказа, - закончил Голубков фразу. Он, может быть, и
еще что-нибудь сказал бы, но тут две короткие очереди из двух стволов,
пущенные впритирочку к моей голове, довольно убедительно намекнули, что
следует воздержаться от активных действий.

Пришлось воздержаться. Сивопляс забрал у Голубкова мобильник и отступил
под прикрытие своей команды. Неслабенькая у него, однако, команда. Пальнуть
навскидку так, что у меня даже ухо обожгло, - это надо уметь. Всем мужикам
хорошо за тридцать. Ай да пират. Откуда у него такие кадры?

Между тем полковник Голубков закурил и поинтересовался:

- Выходит, мне и по телефону поговорить нельзя? Я что, арестован?

- Сами напросились, - объяснил генерал-лейтенант.

- Я хочу знать: арестован я или не арестован? - повысил голос Голубков.

- Да, арестованы, - подтвердил сиделец.

- И ты, полковник Тулин, допустишь это? - обратился Голубков к командиру
полка. - Позволишь в своей части арестовать российского офицера? И кому -
каким-то бандитам? Капитан Тулин! Что с тобой сделалось? Под Кандагаром ты
был совсем не такой. Что с тобой произошло, друг ситный?

- Господи, майор! - ахнул полковник Тулин. - Ты, что ли?

- Узнал? - поинтересовался Голубков.

- Твою мать, майор! А я нутром чую: видел где-то. Точно видел. Я ведь
даже фамилию твою не знал! Командир диверсионного отряда. И все. Я ту ночь
на всю жизнь запомнил. Свалились, отбили нас и ушли. Майор! Неужели ты?

Командир полка вышел из-за спинки кресла-коляски и шагнул к полковнику
Голубкову, распахнув руки.

Но Голубков не спешил падать в его объятия.

- Вижу, узнал, - повторил он. - А вот я тебя не узнал.

Тулина словно толкнули в грудь. Он остановился, опустил руки и плечи.
Потом поправил фуражку и вытянулся по стойке "смирно":

- Приказывайте.

- Объявить боевую тревогу, - приказал Голубков. - Аэродром закрыть. Все
вылеты отменить, погрузку истребителей прекратить. Всех посторонних
задержать до выяснения. Генерал-лейтенанта Ермакова изолировать. Выполняй,
капитан Тулин.

- Есть выполнять, товарищ майор! - вытянулся полковник.

- Не спешите, Тулин, - остановил его генерал-лейтенант. - Здесь приказы
отдаю я.

- Я вам, товарищ генерал-лейтенант запаса, не Тулин, - отчеканил
полковник и даже стал будто бы не таким коротеньким. - Я вам полковник
Тулин. И приказы здесь отдаю я. Спасибо, майор, что напомнил, кто есть кто и
откуда вышел. А ваши дела, господин Ермаков, у меня уже вот - в горле. Я
немедленно доложу обо всем командующему округу. Обо всем. Под трибунал -
пойду под трибунал. Но в ваших грязных делах я больше участвовать не буду!

- Где вы видели грязные дела, полковник? - поинтересовался Ермаков.

- Везде! Летчики куплены, мои офицеры куплены, таможня куплена. Я что, не
вижу, сколько модулей вы грузите, а сколько по документам проходит? Инженера
полгода держите под землей - это светлое дело? На труп подполковника
Тимашука даже взглянуть не зашли. А он вам служил верой и правдой! Все, к
чему вы прикасаетесь, превращается в грязь и кровь! И это к вам вернется. А
если не вернется, значит, Бога нет!

- Взять! - бросил сиделец. "Черные" окружили Тулина.

- С дороги! - рыкнул полковник. "Черные" не пошевелились.

- Отойти от полковника! - скомандовал Голубков.

- Взять обоих, - приказал генерал-лейтенант Сивоплясу. - В разные боксы.
Приставить охрану. Держать до моего распоряжения. Выполняйте.

Действенность приказов определяется не теми, кто их отдает, а теми, кто
выполняет. "Черные" умели выполнять приказы. Оба полковника даже
трепыхнуться не успели. Они исчезли в дверном проеме. "Черные" с "калашами"
тут же сомкнули ряды, обрекая нас на роль публики, которая может выражать
свои чувства всеми доступными способами, а не может только одного - лезть на
сцену и вмешиваться в действие. Артист выразил свои чувства
непродолжительным аплодисментом.

- Браво, - сказал он. - Антракт. Не думаю, что он будет слишком долгим.
Господин генерал-лейтенант, вы чистый Рузвельт. Не боитесь кончить так же,
как он?

Сиделец посмотрел на него с хмурым недоумением:

- А как он кончил? Артист объяснил:

- Он всего месяц не дожил до победы. Такая досада.

- Займись ими, - бросил генерал-лейтенант Сивоплясу и выкатился из бокса.

...Этот приказ тоже был выполнен. Нами занялись, и в итоге восстановилось
статус-кво. Мы снова оказались прикованными к трубам, разве что свет не
выключили. Да еще Дока переместили с его трона на бетонный пол. Ему бы
радоваться после многочасового неподвижного сидения в кресле, но он
почему-то не радовался. Пыхтел, сопел, скрежетал цепью браслеток по трубе.
Потом сказал:

- Ничего не понимаю. Они по-прежнему собираются отправить "Руслан"?

- Расслабься, Док, - посоветовал ему Артист. - Как говорит мой
друг-флибустьер: лучше вспомни о своем будущем.

Муха заворочался на носилках, приподнял голову, оглядел нас жалобным
взглядом и сказал:

- Жрать охота.

- Шашлычка? - поинтересовался Артист.

- Не издевайся, а? - попросил Муха.

- Потерпи, - отозвался Боцман. - У меня такое чувство, что скоро нас всех
накормят. И мало не покажется.

Вот и у меня было точно такое же чувство.

"Миллион, миллион, миллион алых роз

Из окна, из окна видишь ты..."

Артист оказался прав: антракт не затянулся. Публика даже не успела как
следует обсудить первый акт, как начался второй. В боксе появился Сивопляс,
за ним еще один "черный" с охапкой наших камуфляжек, потом третий вывалил на
пол из мешка наши десантные прыжковые, а попросту говоря - спецназовские
ботинки. Логично было предположить, что следом въедет электрокар с оружием и
боеприпасами, но вместо него в дверном проеме встали "черные" с "калашами".

- Переодеться без никаких, - приказал Сивопляс. - Повезетесь в округ в
своем виде.

По его знаку с нас сняли браслетки и предоставили некоторую свободу
действий. Пока мы сбрасывали хэбэшки и не без удовольствия натягивали такую
родную "Выдру-ЗМ", все "черные" настороженно следили за каждым нашим
движением. Особенно напряженным и даже, как мне показалось, необычно хмурым
был вид у пирата. Он и раньше-то не выглядел весельчаком, а тут и вовсе
будто бы вобрал в себя всю мрачность мира.

Знак судьбы лежал на мрачном его...

Стоп. А ведь это чувство у меня уже было. Я видел уже этот знак - на челе
подполковника Тимашука.

Говорят, Бог троицу любит. Может быть. Но то, что судьба любит двоицу, -
это точно. В мире все двояко. Каждой твари по паре. У человека всего по два,
чего не по одному, а по три нет ничего. Сама жизнь состоит всего из двух
половин. И даже снаряд дважды падает в одну и ту же воронку гораздо чаще,
чем принято думать.

Неужели и этот снаряд снова нацелился в нас?

Через пять минут мы были готовы, а Мухе и не пришлось переодеваться - его
как унесли в санчасть в камуфляже, да так и оставили. На нас снова накинули
наручники, но как-то необычно. Дока, Боцмана и Артиста сковали в цепь, а
меня - персонально. В чем смысл этого, я не понял, но спрашивать не решился,
потому что от Сивопляса в его теперешнем настроении вместо ответа можно было
получить по зубам, чего как-то не хотелось. Какая, интересно, муха его
укусила?

- Вперед! - скомандовал пират и стволом показал на выход.

В нашем сопровождении было задействовано пятеро "черных". Один шел
впереди, двое сбоку, а еще двое тащили носилки с Мухой. Замыкал шествие
Сивопляс. В начале и конце длинного бетонного коридора тоже была выставлена
охрана. В такой ситуации невольно ощущаешь свою значительность. Для полноты
картины не хватало толпы репортеров у выхода. Чтобы зажужжали телекамеры,
засверкали блицы, обрушился град репортерских вопросов, и весь мир узрел бы
новых героев нашего времени и узнал, что из прохладительных напитков они
предпочитают пепси, к лесбиянкам относятся с интересом, а вот
гомосексуалистов не уважают.

От коридора, тускло освещенного плафонами, шло несколько боковых
ответвлений. Когда мы поравнялись с одним из них, вдруг послышалась музыка,
чьи-то очень немузыкальные вопли и звон стекла. Будто кто-то вдребадан
пьяный отводил душу под караоке и метал пустые бутылки в железную дверь.

Это было настолько неожиданно, что я даже приостановился. Но тут же мне в
спину больно ткнули стволом, давая понять, что отвлекаться не следует. Я
человек догадливый, все понял и до конца пути уже не отвлекался, тем более
что отвлекаться было больше не на что.

У выхода из ремзоны нас ждал аэродромный "пазик" с выбитыми стеклами,
заделанными фанерой и кусками дюраля. Он был подогнан вплотную к воротам,
как подгоняют автозак к дверям следственного изолятора. Но и в то короткое
время, пока нас грузили в автобус, я успел умилиться хмурому ветреному дню,
который после темницы показался ослепительно ярким и многоцветным, как
первомайская демонстрация в старые добрые времена.

На фоне низких летящих облаков плыли мачты аэродромных прожекторов,
трепыхался флажок на вышке руководителя полетов, стыли полусферы радаров. А
неподалеку от выхода из подземных ангаров возвышался огромный самолет с
надписью "Аэротранс" на фюзеляже. При виде его я слегка прибалдел и не сразу
понял, что это не "Мрия". У "Мрии" шесть турбин, а у этого было только