палаты, где у папы была сиеста. Ни при входе папы в палаты, ни при выходе не
было никаких происшествий, хоть отдаленно напоминавших попытку покушения.
После пяти поехали куда-то на окраину, где папа, следуя укоренившейся
привычке, благословлял какую-то стройку. Кажется, чего-то вроде семинарии.
Дед молчал. От семинарии, которую только-только начали строить, отправились
к слегка недостроенному храму Рождества Богородицы в районе Сихова, с
которым сравнительно недавно совсем с другой стороны имел возможность
познакомиться Муха. И уже с Сихова вся вереница снова завернула лыжи в
пригородный монастырь -- ужинать. Похоже, Дед, похерил свои кровожадные
планы, оставил папу в покое и перешел к какой-либо иной, возможно, более
мирной деятельности.
слишком лезли в разговоры, вернее сказать, вовсе не лезли. Сам же Док лишь
ломал голову над тем, что же именно в нем выдавало принадлежность к этому
ордену. То ли синяя шапочка, тогда как у остальных она была
сиренево-фиолетовой, то ли покрой рясы, который, кажется, тоже был
нестандартным. В любом случае нелюбопытство окружения Дока вполне
устраивало. Кроме того, к вечеру в свите папы остались лишь единицы из тех
пресвитеров, что встречали его вчера в аэропорту. Наверное, решили
поисследовать город на предмет чего-нибудь экзотического. Например,
украинской горилки с перцем. Так что и приставать к Доку с ненужными
расспросами было почти некому. Но расслабляться было рано. Предстоял вечер
дня сегодняшнего и почти весь день завтрашний. А это масса времени и для
того, чтобы где-то проколоться, и для того, чтобы Дед успел попытаться
осуществить свои опасные и нежелательные планы.
из монастырских подвалов, и вино неплохое. Так что в бытовом плане Доку
жаловаться было не на что: его и кормили, и поили, и спать ему мягко
стелили. Едва окончилась трапеза, к Доку подошел тот самый кардинал,
который, Док запомнил, вначале смотрел на самозваного аббата весьма
подозрительно и, что хуже, как опять же запомнил Док, весьма проницательно.
Но все же на этот раз кардинал не хмурил бровей, а, напротив, улыбался
ласково и, приближаясь, делал Доку знак рукой, чтобы тот не вставал
навстречу. Док все же поднялся со скамьи.
паролем.
насмотреться, как обычно ксендз меньшего ранга приветствует ксендза ранга
более высокого. Он склонил голову и сложил руки в надежде, что и такая
разновидность приветствия сойдет. Сошла.
поинтересовался кардинал, который, очевидно, не желая отставать от своего
патрона, тоже был полиглотом.
он решил, что небольшая доля юмора в общении двух коллег даже по такой
ответственной работе, как служение Богу, не повредит. И тут же добавил,
отрабатывая свою шаткую, но единственную легенду: -- Немецкий, язык детства,
я почти забыл, а на испанском говорить приходится хорошо, если раз в год.
Так что и этим языком, увы, я не владею в совершенстве.
интересного человека.
языке, включая, кстати, и латынь. У аббата был крайне странный выговор: если
католическое духовенство говорило на этом языке мягко, плавно, по аналогии с
ближайшими к латыни современными языками -- испанским и итальянским, то
аббат Мартин говорил так, как изъясняются медики, произнося диагнозы и
выписывая рецепты -- рублено, резко. Впрочем, это могло объясняться тем, что
аббат был немцем по происхождению.
Парагвайской народной армии. Он даже воевал когда-то против аргентинцев. Там
вообще, как узнал любопытный кардинал, постоянно шли стычки на границе из-за
контроля над серебряными рудниками. А вот теперь он проповедует среди
местных аборигенов, населяющих болота Ла-Платы и холмы Гран-Чако. Народ
дикий и плохо воспринимающий Истину. Они поклоняются божку Вицлипуцли,
которого считают могущественнее христианского Бога, однако все же они
заходят в единственный на всей огромной территории к юго-западу от
Байа-Негро храм аббата Мартина, чтобы воздать жертвы и Иисусу Христу,
которого, безусловно, ставят много ниже Вицлипуцли, но с которым тоже на
всякий случай не желают портить отношений. Кубинские коммандос, приглашенные
правительством Парагвая, занесли в эти дикие и редконаселенные места еще и
культ вуду, так что отцу Мартину приходится прикладывать невероятные усилия
для охраны поголовья своих кур, едва ли не единственного источника
пропитания. Каждое полнолуние дикие и кровожадные гуарани совершают налет на
прицерковное хозяйство, чтобы украсть и принести в жертву идолищу хохлаток и
пеструшек. Нет, аббат не сердится на несчастных кубинцев. Ведь многие из
них, несмотря на жизнь под властью коммунистического диктатора, не отошли от
истинной католической веры. Да, там среди вудуистов встречались и верные
сыны нашей Церкви! Их пребывание в селище Кузнетски Мост на берегу речушки
Негро-Линка, где несет свою миссию патер Мартин, было подлинным праздником.
Вместе так хорошо было петь псалмы и хоралы!
полностью оставили поклонение языческим божкам и приняли святое крещение.
Это начало католизации Западного Парагвая, которое было начато
предшественником аббата Мартина, ныне покойным аббатом Йоганом, тоже, как и
сам аббат Мартин, немцем, вернее, австрийцем по происхождению. Так уж
получилось, что службу там тащит немецкая династия аббатов. Вот.
открытого священника, который несет свет Евангелия в столь диких местах: кто
не знает, как трудно выращивать колоски истинной веры на неплодородной почве
язычества. До глубокой ночи кардинал, плача, молил Господа о помощи
несчастному аббату во всех его начинаниях.
навязчивые вопросы, он прихлебывал винцо, услужливо подливаемое в пустеющий
бокал средних лет монахиней с добрым усталым лицом. Пожалуй, без вина Доку
не удалось бы так стройно и ясно рассказать свою на ходу сочиняемую легенду.
А подъем был ранний -- в половине восьмого папа должен был служить частную
литургию в митрополичьих палатах, и, поскольку Док разыгрывал из себя
человека крайне набожного, монахи, по его же просьбе, разбудили в половине
шестого: от монастыря до палат был добрый час езды.
пустой. Большинство патеров, основательно изучив город накануне, сегодня
отлеживалось по кельям.
папа служил обедню по-византийски. Час. Возвращение в палаты. Тринадцать
пятнадцать. Обед в палатах. Масса священников, но одетых по-иному -- униаты.
Док просто выедал их лица глазами, все искал Деда, но Деда или не было, или
он так страшно замаскировался, что узнать его было невозможно. После обеда
папа лег прикорнуть, а Док получил часовую передышку. Пока папа спит,
проникнуть к нему невозможно.
его планы оказались расстроены. Оставались всего две возможности увидеть
понтифика на людях, подобраться к нему поближе и пальнуть из пистолета. В
пять папа должен был прощаться с католиками и униатами Западной Украины в
церкви святого Юра, а в шесть пятнадцать еще раз прощаться с ними в
аэропорту. Да, Док ошибся. Дед не стал переодеваться католическим попом,
проникать в свиту, подбираться к папе на расстояние вытянутой руки и бить
наверняка. Если он и попытается стрелять, то либо из толпы в храме, либо на
площади храма, либо, наконец, в аэропорту. Док знал, что толпа
контролируется с двух позиций. С одной стороны, сам Док глазеет на народные
массы как бы глазами папы. С другой стороны, в толпе рыщут неугомонные
Пастух и Боцман, -- их лица мелькали несколько раз. Док их заметил, и это
при том, что они всячески старались не светиться. Вот ведь гады! Просил же
их покинуть город в экстренном порядке, не мелькать, так нет же! Чувство
товарищества им не дает наслаждаться безопасностью, когда друг рискует на
всю катушку. А их позиция наблюдения как раз самая поганая, хоть они и видят
всех тех, кто пробирается поближе к папе со спины. Но что под таким углом
можно увидеть? Да ничего, особенно если Дед устроил маскарад. Мало ли в кого
он вырядится на этот раз.
сказать, все лица паломников, приблизившихся на рискованное расстояние. Он
скользил взглядом по всем, по абсолютно всем лицам, периодически цепляясь за
нос, глаза или лоб какого-нибудь старика, если они хоть чуть напоминали ему
о Николае Ивановиче. Такое лицо Док рассматривал пристально и анализировал:
нет ли на нем грима, нет ли парика; смотрел, какой овал, какой разрез глаз,
не может ли это быть Дед. Но снова и снова оказывалось, что нет, это простой
старик католик. Или униат. Не Дед. Не Николай Иванович. И вроде бы то нос
попадется характерный, дедовский -- прямой, как стрелка, греческий. То те же
глаза -- голубые, умные, чуть прищуренные. Но при тщательном рассмотрении
оказывалось не то. То складки на лбу иные, а их загримировать почти
невозможно, то ухо лопухом, тогда как у Деда уши аккуратные, прижатые к
голове. То скулы жесткие торчат шире ушей, а такие скулы не приклеишь.
не подают ему знаков -- отбой, мол, все, дескать, в порядке, значит,
ситуация не разрешена, Дед не обнаружен, не остановлен, не обезврежен.
Выстрел, роковой для папы римского и, как ни странно, для России, может
прозвучать в любой момент.
из нунциатуры на наводненную паломниками площадь, обошел толпу, зашел за
Ильин Андрей
Конан-Дойль Артур
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Шилова Юлия