будет?
бесцветный матовый коридор, светлый, но без видимых источников света. И
без углов, как внутренность трубы большого диаметра и непонятного
протяжения. Непонятного потому, что труба загибалась то вправо, то влево,
то скручивалась винтом, то завивалась кольцами, словно вы шли внутри
сброшенной шкуры гигантского питона в далекие, третичные времена. Самое
любопытное - были миражи. Они возникали неожиданно и таяли по мере нашего
продвижения вперед. Призраки больших помещений загадочных металлических
форм, аппаратов неведомого назначения и людей в белых халатах, что-то
записывающих, просматривающих, вычисляющих. Опять вспомнился континуум с
его проницаемостью замкнутых поверхностей. Нет, здесь это была не
проницаемость, а нечто совсем иное. Но нечто иное было и в континууме,
когда со всех сторон, словно из другого измерения, смотрело на нас
многократно повторенное лицо Мартина. Может быть, здесь мы двигались по
какой-то четвертой координате, подобно жителю двухмерного пространства,
свернувшего в трехмерное и вдруг увидевшего со стороны свой плоскостной
мир. Может быть, и мы смотрели здесь тоже "со стороны", с какой-то
неведомой "стороны", заключенной в эту бесформенную трубу?
замкнутый лабораторный зал с бегущими кривыми по стекловидным экранам и
пультом управления, за которым полицейский в белом халате пристально
рассматривал отрезок прозрачной перфорированной ленты. Услышав нас, он
поднял голову и долго-долго удивленно моргал, прежде чем спросить:
лабораторию, но никаких изменений кругом не возникло.
случилось? Они даже видимость сняли. Вам куда?
лиловую дырку. Пол тронется - не упадите. На световом табло выжмите
"двойку". Там все пять, начиная с единицы.
этажей, не понял ни я, ни тем более Толька, тенью следовавший за мной и
молчавший, как пионер в церкви: все кругом ему чуждо, но удивляться и
осуждать окружающее он не решается. Мысли Тольки были написаны у него на
лице: зачем городить газовые проходы и трубы, а не построить нормальные
коридоры и лестницы? Но разъяснять я не стал. Дьячук не был с нами в
континууме, а это, в сущности, был второй континуум, только поменьше и с
менее ошеломлявшими чудесами. Я своевременно выжал "двойку" на световом
табло, но ничего не произошло: пол скользил, мы двигались по-прежнему в
призрачном мире незнакомой и непонятной техники, то возникавшем из тумана,
то уходившем в туман и чуточку искаженном в пропорциях, словно невидимое
стекло, сквозь которое мы смотрели, все время кривилось и выгибалось.
Характерно, что туман повсюду был фиолетовым, а не багровым, не алым, не
малиновым. В нем не было ни одного оттенка красного - катализатора всех
атомных превращений. Видимо, фиолетовый, со всеми его оттенками, газ
служил иным целям - сверхпроходимости, видимости, брешам в силовом поле,
геометрическим метаморфозам. Впрочем, я это лишь предполагал, взирая на
окружавшие нас качественно иные, чем на Земле, пространственные структуры.
Я не мог ничего объяснить, не имея экспериментальных данных. Просто
говорил себе: может быть, так, а может быть, этак.
лифте.
вестибулярный аппарат иначе устроен? Но размышлять было некогда. Нас
швырнуло в лабораторный зал навстречу Зернову. И зал был не призрачный, а
реальный, и Зернов тоже. Он подхватил меня под руку, кивнул Тольке и повел
нас мимо огромных выпуклых экранов, похожих на телевизорные, на которых
стереоскопически наглядно воспроизводились сложные цветовые формы - что-то
напоминающее западноевропейский поп-арт. Я невольно, как говорится,
разинул рот.
воспроизводимая пучками нейтронов. В Москве уже опыты делаются. Пошли.
разветвляется?
желтые струи, тончайшие, будто лазерные световые пучки.
индикаторы.
приглашая нас последовать по тому или иному пути.
автосбрасывателю. Помнишь экран с надписью "дэйнджер!"? Дальше "прохода"
нет - только телепортация. А поскольку телепортация блокирована, у него
только один ход - назад!
выбрать и желтый - карты у него нет. Думаю, нам следует разделиться.
от желтых струй. Та же труба, те же путаные, непонятные повороты. Мне
показалось вдруг, что я взбираюсь по винтовой лестнице, догоняя
мелькающего наверху человека. Вот он темной тенью возник надо мной справа,
переместился влево, исчез в завитке невидимого винта и снова возник,
повторяя движение по убегающей кверху спирали. Я ускорил шаг, но тень
впереди даже не обернулась: в этом ракурсе, вероятно, я был невидим.
Внезапно она исчезла. Куда? Я тотчас же понял это, когда меня швырнуло в
знакомое замкнутое пространство с черно-желтым экраном. Знакомые буквы
английской надписи вспыхивали и угасали:
он, несмотря на тучность, легко и неслышно, как зверь кошачьей породы.
Любопытно, что ни он, ни я не схватились за оружие - это произошло позже,
- а сейчас мысль об этом никому из нас не пришла в голову. И первые наши
слова только обнаружили обоюдную неловкость.
успеть... точно нажать курок". Но я медлил. Как трудно все-таки убить
человека!
спусковом крючке. А у него почему-то задрожали губы, отвисла челюсть и
разжавшиеся пальцы выпустили автомат, бесшумно коснувшийся пола. Я понял,
почему так неслышны были наши шаги: пол или, вернее, плоскость под ногами
поглощала все звуки.