конечно, не имело значения - внутри, как убедилась Людмила, заглянув в
один из дворцов, было светло, даже светлее, чем снаружи; стены оставались
прозрачными, если кому-нибудь из обитателей не приходило в голову
уединиться, а на потолке сверкали тысячи звезд земного неба - вероятно,
для создания у вновь прибывших комфортного ощущения близости к оставленной
родине.
похожа на постаревшую Венеру с полотна Тициана - сидела на своеобразном
пуфике, который для нее соорудила трава- дорожка, а перед ней стоял, глядя
вдаль, нелепого вида оборванец - мужчина лет сорока, в широкополой помятой
шляпе, завернутый, будто в саван, в серую накидку, возраст которой, судя
по многочисленным потертостям и прорехам, был наверняка больше, чем
возраст хозяина. Человек был бос и переминался с ноги на ногу, хотя
трава-дорожка успела уже разобраться в его желаниях и создала под ногами
подобие толстого коврика.
отрицающий наличие какой бы то ни было связи с евреями. Родился в тысяча
триста шестидесятом году после Рождества Христова, а умер... когда ты
умер, сеньор Лопец?
как слегка надтреснутый колокол, - что был убит на улице цмрюльников в
Мадриде, когда было мне сорок три года.
совершенно лишний, поскольку ответ был ей известен.
остановилось. Я взлетел и увидел сверху самого себя, я лежал на камнях, и
кровь текла из раны в груди...
мертвое тело. И я отправился на небеса, к престолу Господнему...
лучше покажи.
возникли сами, вызванные воспоминаниями, о которых Лопец и не подозревал.
которой проступали странные, плохо различимые узоры. Откуда-то капала
вода, и Лопец ловил ее, открыв рот. Он был один, но ему не было страшно,
потому что самое страшное уже произошло - он умер, он это знал, а в
загробном мире нет ни боли, ни наказаний. Разве что он попадет в Ад.
бездумно, как статуя Командора в поэме о доне Хуане.
Бог.
неведомой страны Эльдорадо, о которой он много слышал и куда стремился
попасть во время своих морских экспедиций. Но попадал он обычно не в
страну мечты, а на Западный берег черной Африки, где однажды едва не
погиб, пронзенный отравленной стрелой, выжил чудом, с морем пришлось
расстаться, и Лопец был уверен, что доживет до старости, лет до пятидесяти
наверняка - разве сравнить опасности столицы с тайнами и страхами мира
туземцев?
скрыть прегрешений - совратил малолетнюю Инессу, и она удавилась, а еще
убил своего врага Альфонсо Кохидора - ножом в спину, а что оставалось
делать, Лопец мог потерять корабль, и фрахт, и кучу заработанных честной
торговлей денег. Были грехи помельче - он уже год не посещал свою мать,
слышал, что она бедствует в Севилье, но у него не было времени отправиться
туда самому, он посылал деньги с доверенными людьми, но мать не получала
их, доверенные люди оказывались на поверку обычными ворами.
хотя он знал, видел, понимал, что решетка вовсе не металлическая, а
сделана из его же, Лопеца, покаянных мыслей, она не становилась из-за
этого ни менее прочной, ни более гибкой. Он не пытался выйти наружу, да
снаружи и не было ничего - равнина, желтовато-сизая, гладкая как лысый
череп.
на Саграбал - в самый центр нового поселения.
пристал к девушке...
воскрес!"
просто еще не знаем об этом?
достаточно забот с приемом прибывающих с Земли.
чувствовал себя на удивление комфортно. Страха не было, но было волнение,
совершенно для Мусы непривычное. И.Д.К., если бы он в тот момент подумал о
Мусе, определил бы это ощущение, как нетерпение творчества.
уровня сознания к более низкому. Эти тонкости физической структуры Мусе
были неведомы, он лежал - так ему казалось - на зыбкой волне, и мысль его
колебалась от "я отвечаю за все" к стандартному "да провалитесь вы, и
пусть мне будет хорошо".
четвертым измерением - временем. В пространстве Муса ошибся ненамного, во
времени - чуть больше, но по всем четырем координатам относительная
погрешность не превысила трех-четырех процентов, вполне допустимая
погрешность для непросчитанного, проведенного интуитивно, эксперимента...
почве, с неба не капало по меньшей мере полгода. Именно здесь, сейчас, а
не в двадцатом веке, живут настоящие евреи. Именно им и сейчас он объяснит
суть предназначения человека. Так примерно думал Муса - он был уверен, что
попал в Иудею времен Второго храма.
Муса побрел к людям, не очень понимая, как среди Иудейских гор оказалась
похожая на Араву пустыня.
постройкам - ближе всего к нему оказалась длинная и высокая стена
какого-то сооружения, в стене была открыта дверь, куда Муса и вошел просто
для того, чтобы хоть немного побыть в тени. В ту же секунду ему захотелось
выскочить обратно: лучше погибнуть от жары, чем от вони, мух и заунывного
пения. Однако человек, который выводил невыносимо нудные рулады, уже
увидел пришельца, Муса замешкался (по правде говоря, он испугался, потому
что в руке у мужчины был большой острый нож) и, не сумев совладать с
мгновенным столбняком, оказался вовлеченным в события, к которым вовсе не
считал себя подготовленным.
и Муса сделал несколько шагов вперед. Он находился в открытом дворике
сооружения, скорее всего, предназначенного для отправления какого-то
религиозного культа. Посреди дворика стояли два заляпанных кровью и грязью
идола, а перед мужчиной лежало мертвое тело мальчика лет пятнадцати. И еще
- навоз, трупный запах и мухи.
непривычно. Муса не привык к страху. Он не знал, что страх может заставить
бежать сломя голову, даже если опасность не очень-то велика. И может
заставить идти навстречу явной гибели, потому что, достигнув какого-то,
трудно установимого, предела, страх лишает человека способности правильно
оценивать ситуацию. Муса просто не мог заставить себя повернуться спиной к
человеку с ножом. Оставалось одно - идти вперед, что он и сделал.
собственного младшего сына Абдаллаха, поскольку в свое время дал обет:
если родятся десять сыновей, одного обязательно пожертвую. Почему бы и нет
- я породил, я и убью. Сыновья не возражали, даже сам приговоренный: воля
отца - закон. И повел Абд аль-Муталлиб сына своего Абдаллаха к идолам
Исафа и Найлы, на задний двор храма Каабы. И принес богам жертву, страдая
всей душой. Но боги решили, что негоже лишать человека сына. Как иначе мог
Абд аль-Муталлиб объяснить то, что произошло? Кровь еще капала с кончика
ножа, когда открылась дверь в задней стене и явился юноша, почти
обнаженный, похожий на Абдаллаха взглядом и осанкой. И сказал посланец
богов:
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Мурич Виктор
Жюль Верн
Прозоров Александр