Чтение 63–й страницы книги ~На пути к Шамбале~

-- Она -- готская принцесса, -- сказал Эдуард Оскарович, который знал
не только многое, но и то, о чем и знать-то вроде был не должен. -- Это был
такой народ, о котором известно мало, -- готы Крыма. О них упоминает автор
"Слова о полку Игореве".

Кора вздохнула. Она помнила название этого стихотворения, но о чем оно
и кто его написал -- представления не имела, -- то ли болела в тот день, то
ли прогуляла урок.

-- И она тоже попала сюда недавно? -- спросила Кора.

-- Она не могла попасть давно, я же говорил вам, -- ответил человек в
толстых очках. -- Они все попали сюда, когда активно заработала установка
Гарбуя. И она стала вытягивать сюда всех, кто погибал или пропадал без вести
в точке соприкосновения наших миров. -- То есть сколько лет этой девушке? --
Наверняка больше пятисот.

Сообразив, что речь идет о ней, Парра сказала несколько фраз Коре. Язык
звучал красиво, звучно, но Кора не все поняла.

-- Так и запиши, -- сказала Кора, -- готская принцесса. -- Я уже
написала, -- ответила Нинеля. -- И должна сообщить о том, что у этой
гражданки есть отношения с Покревским.

-- А какое нам дело до этого? -- спросила Кора. Она еще не знала, кто
из присутствующих Покрев-ский; оставался, правда, лишь молодой человек со
страшным шрамом.

-- Нам должно быть до всего дело, -- сказала Нинеля. -- Мы с вами
комитет по управлению соотечественниками за рубежом. Моральный уровень наших
товарищей должен быть на высоте. Ведь не на пустом месте сидим, а на глазах
у враждебной общественности. А вернемся домой, и нас спросят: а как вы себя
вели, не уронили ли достоинство советского человека?

Кора даже открыла было рот, чтобы ответить этой законсервированной
красавице, но сдержалась. Ее функция -- наблюдать, запоминать и понимать,
что происходит. А кто с кем спорит, кто за кем наблюдает -- это ее не
касается.

-- Господин Покревский? -- спросила Кора, улыбнувшись притом и как бы
ставя себя на сторону Покревского, который имел полное право дружить с любой
готской принцессой.

-- Я, -- сказал молодой человек со страшным шрамом. Он продолжал лежать
на земле, прикрыв глаза и разведя ноги в сапогах.

-- Мне он не нравится, -- сообщила Нинеля. -- Сволочь недобитая.

-- Вы мне тоже не нравитесь, мадемуазель, -- ответил молодой человек.
-- Потому что вы шлюха. -- Ну вот, видишь!

-- Расскажите нам о себе, -- попросила Кора. -- Что считаете нужным.

-- Я ничего не считаю нужным, -- ответил молодой человек, а когда
Нинеля заорала, чего он, видно, и добивался, то молодой человек приоткрыл
правый глаз. -- Только не дотрагивайся, -- закончил он свою речь. -- А то
отвечу действием.

-- Можно, я его? -- спросила Нинеля. Она не была уверена в себе --
признав главенство Коры и находясь в центре внимания, она предпочитала
изображать подчиненную.

-- Отставить! -- рявкнула Кора и не узнала своего голоса.

-- Слушаюсь -- отставить, -- сразу покорилась Нинеля. И в глазках
загорелось странное тяготение к Коре, в которой для Нинели воплотился идеал
хозяйки. Ее можно любить, и ей можно подчиняться. Но Нинеля была схожа с
дрессированной пантерой: послушна, пока видит хлыст. И не дай бог укротителю
отвернуться! -- Расскажите о себе, -- попросила Кора. -- Я нахожусь во сне,
из которого не могу вылезти, -- ответил Покревский. -- Не знаю, каково
остальным, но для меня случившееся -- это смерть и то, что наступает после
смерти. Я даже думаю -- тут, в чистилище, и смешиваются души разные -- мы
собрались вместе -- и жертвы, и палачи. И вчерашние, и завтрашние. Был бы я
человеком глубоко верующим, я бы забился в угол и молился, вымаливал себе
прощение за грехи, и просил бы о праве уйти отсюда, от этих монстров. -- И
Покревский обвел рукой присутствующих.

-- Хорошо, -- согласилась Кора, сказала громче, чтобы заглушить хруст
зубов озлобленной атеистки Нинели. -- Давайте сейчас не спорить -- мы же
хотим понять наше положение...

-- Независимо от того, чистилище это или уже ад, -- вмешался Эдуард
Оскарович.

-- Мое жизнеописание, -- сказал Покревский, -- умещается в двух
строчках личного дела: служил в пятнадцатом гренадерском Тифлисском, был
дважды ранен, в чине поручика перешел на службу к генералу Корнилову,
совершил с ним Ледовый поход, а после смерти генерала примкнул к дроздовцам.
Карьеры не сделал -- опять ранили... -- Покревский дотронулся до шрама, --
потом болел тифом... войну кончил ротмистром, командовал экскадроном. Когда
большевики вошли в Крым, попал в засаду, спасался, прыгнул с утеса... попал
сюда. Коня жалко. Конь меня столько раз спасал... А что касается этой
девушки, несчастной и особенно одинокой, то прошу грязными руками к ней в
душу не лезть.

-- Мы учтем твое пожелание, -- сказала Нинеля, вложив в голос столько
яда, что воздух стал горьким.

-- Значит, это было в двадцатом году? Осенью? -- спросил Калнин. -- В
ноябре, -- ответил ротмистр. -- Записала? -- спросила Кора. -- Записала.

Дальше сидел, вытянув длинные ноги, инженер Той. -- Ты все знаешь, --
сказал он Коре. -- Пожалуйста, -- попросила она. -- Скажи, как все. Чтобы
все знали.

-- Хорошо. Всеволод Николаевич Той. Инженер. Попал сюда в 2094 году во
время неудачного испытания махолета. Еще не во всем разобрался...

-- В каком году, простите? -- Это был голос Калнина. -- Мы уже слышали
эту дату.

-- Он прав, -- сказала Кора. -- Я попала сюда на следующий день после
него.

-- А вот этого не может быть! -- закричала вдруг боевая Нинеля. --
Инженер твой здесь уже вторую неделю. Он сразу за мной прибыл.

-- Ничего особенного, -- сказал тогда мужчина в толстых очках. -- На
переходе между мирами действуют совершенно иные законы
пространственно-временного континуума. И не столь важно, кто и когда сюда
попал. Попадать сюда вы начали тогда, когда заработала установка. Она же
вытягивает людей из точки пространства, а не из точки времени. Почему вас
так волнует появление инженера днем раньше или днем позже, но совершенно не
удивляет то, что принцесса Парра покинула Землю, очевидно, более полутысячи
лет назад и прибыла вместе с нами? А уважаемый Влас Фотиевич вылетел из
пункта "а" в пункт "б" за полвека до меня.

Кора дождалась, пока Калнин кончит говорить, и сразу же обратилась к
нему со стандартным вопросом:

-- А теперь расскажите о себе. Когда вы сюда попали и кто вы?

-- Меня зовут Эдуардом Оскаровичем, -- ответил тот. -- Я физик,
физик-теоретик. В сентябре 1949 года я оказался здесь в отпуске, из которого
не вернулся. Не совсем по той же причине, как вы, но по причине близкой.

-- Эдуард Оскарович, ваша фамилия! -- потребовала вдруг боевая подруга
Коры. Что-то ей не понравилось в имени физика.

-- Моя фамилия Калнин, -- ответил очкарик спокойно. -- Но это вам
ничего не скажет.

-- Мне все и всегда говорит, -- ответила боевая подруга. -- И мне даже
интересно, не приходитесь ли вы родственником комдиву Калнину Оскару,
который проходил по делу военных вредителей в оборонной промышленности на
процессе 56-ти в октябре 1938 года? -- А вы откуда знаете?

-- Здесь вопросы задаю я, -- ответила боевая подруга, и Кора вдруг
испугалась, не слишком ли быстро та забирает власть, и потому решила сбить с
нее спесь.

-- Дайте-ка я проверю, что вы там изобразили, -- сказала она. -- У меня
почерк плохой.

-- Давай, давай, когда велят, -- вступился за Кору полицмейстер Журба,
-- должна быть проверка.

Как и можно было заподозрить, грамотность и каллиграфия не были
сильными сторонами разведчицы Ни-нели. Строчки норовили уехать вниз, видно,
стесняясь тяжелого груза многочисленных ошибок.

-- Я потом перепишу, -- сказала Нинеля. Молчание Коры казалось ей
укором. -- Ты не волнуйся, все будет как положено, протокол, выступления,
анкеты.

-- Ну, смотри, -- строго сказала Кора и перехватила улыбку Эдуарда
Оскаровича. Будто он все понимал. А чего такого? Ему лет пятьдесят -- совсем
старик. Наверное, уж набрался жизненного опыта. Революцию пережил и
гражданскую войну. Только надо будет как-нибудь спросить, за кого он -- за
белых или за красных? Или он уже забыл?

Кора возвратила список помощнице, и та вздохнула с облегчением:
организационных выводов и выволочки не будет.

Как ни странно, никто так и не поставил под сомнение право Коры
задавать вопросы. Впрочем, девушка понимала одну из причин этого: все эти
люди попали сюда из разных эпох и потому еще не осознали движения времени и
пропастей, разделявших их. За исключением Парры они говорили на одном языке,
а как только их заставили одинаково одеться, они стали пассажирами ковчега,
на котором сломаны часы. И тут трудно бравировать утонувшим прошлым.

-- Расскажите нам, кто вы такой, -- обратилась она к Мише Гофману.

Миша потряс головой, словно хотел отделаться от воды в ухе.

-- Они его наказали, -- сказала Нинеля. -- Они его заподозрили в
шпионаже и обработали...

Кора почувствовала, что все симпатии Нинели находятся на стороне сил
порядка, тех, кто умеет и может обрабатывать.

-- Вы не можете говорить? -- спросила Кора, давая Мише лазейку.

-- Еще чего не хватало! -- возмутилась Нинеля. -- Другие докладывают, а
этот сачковать? Не пойдет, мать его ети!

Лицо Нинели, скуластое, узкоглазое, угорское, и требовало маленького
вздернутого носа, но нос почему-то выдался крупным и склонным к верхней
губе. Волосы, валиком нависающие над покатым лбом, были плохо расчесаны и