Чтение 63–й страницы книги ~Преемник~

вовнутрь...

Он зажмурился. Медальон больно впился в судорожно стиснутую ладонь.

...Ибо служение ему есть тайна...

Ему показалось, что там, за кладкой, переговариваются множество
голосов - и не жутких ночных, а обыденно-оживленных, будто на залитой
солнцем площади...

Никогда раньше у него не было видений.

...Тайна - смысл, а прочее откроется вам со временем...

Теперь ему привиделась кладка - темная от времени и дождей, с
нескромным светлым пятном в центре... Зримое доказательство
беспринципности бургомистра, который...

...Не принято говорить с неофитами о глубоких таинствах Лаш... Однако
есть ли на земле служба почетнее?!

И Луар шагнул через кладку - потому что на самом деле ворота были
свободны и распахнуты, и изнутри доносились голоса.

Он шагал по освещенным коридорам; люди в серых капюшонах расступались
перед ним, опуская голову в почтительном поклоне. Он кивал в ответ - и шел
дальше, минуя лестницы и переходы, потому что впереди маячил некто, и не
следовало отставать...

Зарешеченное окно доносило звуки и запахи площади; Луар прошел мимо,
стремясь за своим провожатым. Минута - и перед лицом его оказалась стена
тяжелого бархата, и от густого духа благовоний закружилась голова... А в
следующую секунду запахло еще и дымом, потому что посреди черного
бархатного полотнища расползалось огненное пятно.

Луар смотрел, как желтые языки пламени проедают тяжелую ткань; огонь
расходился кольцом, и ширилась круглая дыра, в которой стоял, кажется,
ребенок, и был он в красном, и в руках держал не то воронку, не то трубу,
из недр которой клубами валил дым курящихся благовоний...

А потом раздался звук, от которого Луар содрогнулся. Звук подобен был
крику древнего чудовища посреди вселенского пепелища.

Горящее отверстие в бархатной стене обернулось отверстием на золотой
пластинке, и маленький старик в грязном сером балахоне погрозил пальцем
кому-то, скрывавшемуся в тени: "Не для всех... Для всех не бывает...
Оставь свою ржавую игрушку. Тебе не остановить..."

Луар зашатался; горящий бархат бесшумно упал.

...Ниспадающие плащи, блестящие глаза из-под нависающих капюшонов,
отдаленное, приглушенное пение... Грядет, грядет... С неба содрали кожу. И
вода загустеет, как черная кровь... И земля закричит разверстыми ртами
могил... Извне... Идет извне... Молю, не открывай...

Плащи расступились - маленький серый старик сидел на корточках, и в
руках у него была наполовину выпотрошенная, скользкая, пучеглазая рыбина.

"Не для всех, - сказала рыба. - Для избранных... Снова. Все новое...
Предначертано - откроет".

"Лаш-ш... - зашипели плащи. - Лаш-ша... Тайна, повинуйтесь тайне..."

Одно из зеркал треснуло и осыпалось иззубренными осколками; в проломе
стоял невысокий, желтолицый человек с воздетым кулаком - из кулака свисала
золотая цепочка.

"Истинно все, что есть, - крикнул он тонко и насмешливо. - Чего нету
- ложно... Истинна ржавчина, но и твой засов ржав тоже... Имя Лаш поросло
проклятием. Могущество..."

Выпотрошенная рыбина закатила глаза и сдохла.

"Кто положит предел? - спросил старик в сером балахоне, и голос его
был неожиданно низок. - Кто положит предел могуществу? Она войдет, чтобы
служить мне."

Тот, желтолицый в проеме разбитого зеркала, опустил руку:

"Глупец. Не она. Ты."

Старик в плаще, к полам которого прилипла рыбья чешуя, вскочил:

"Один хозяин! - пророкотал он, и тугая волна воздуха ударила Луару в
лицо. - Одна рука над миром... Моя рука, и первые всходы нового урожая..."

"Глупец, - сказал желтолицый. - ЕЕ рука. Не открывай."

"Лаш, - зашелестели плащи. - Лаш-ша... Аш-ша... Тайна...
Могущество... Власть..."

"Я ей хозяин, - спокойно сказал серый старик. - Лаш."

"Нет", - отозвался желтолицый.

У Луара помутилось в глазах; пропал зал и пропали зеркала, он увидел
себя зверьком, насекомым, крохотным существом, глядящим снизу на
исполинскую темную дверь. Запертый засов подобен был тарану для штурма
городских ворот...

Потом с треском разорвалась ткань; Луар понял, что давно уже лежит, и
лежит на мягком; повернул голову и чуть не захлебнулся криком - под ним
были полуразложившиеся трупы, целая гора трупов, теплая желеподобная
гора...

Собственный вопль его слился с басовитым воплем серого старика,
старик рвал собственные космы, выбившиеся из-под капюшона: "Нет, не так...
Не так, не..."

"Так", - сказал желтолицый. Луар, утопающий в смрадном месиве,
судорожно схватил в зубы золотой медальон.

...Тишина и темнота. Он снова лежал - на этот раз на жестком, на
влажных досках, и пахло не благовониями и не падалью, а просто сыростью и
запустением.

- Игра, - сказал Фагирра. - Все игра... Но не мы играем. Играют нами,
Луар.

Он стоял рядом - усталое немолодое лицо с холодными щелями
прищуренных серо-голубых глаз, капюшон, небрежно откинутый на плечи.

- И не бойся... Сначала страшно. Но... будет всего лишь другая игра.
Для тебя... И не тот виновен, кто погасил светильник... а тот, кто
придумал ночь. Не тот злодей, кто отодвинул засов - а тот, кто поставил
Двери... И я не хотел злого. Могущество... благо. И не суди меня...
Сделай... Сверши...

Луар увидел протянутую ему руку, поколебавшись, подал свою - но
пальцы его ухватили воздух.

Тряпичное тело куклы замусолилось и истрепалось, но на фарфоровом
лице лишения не отразились никак - оно оставалось белым, лупоглазым и
вполне благополучным. Людям бы так, подумала я почти что с завистью.

- Новое платье надо бы, - задумчиво сообщила я Алане.

Она засопела, убежала и вернулась с обрывком парчи - кто знает,
откуда она его вырвала. Впрочем, это меня ничуть не печалило.

Завернутая в желтую искрящуюся ткань, кукла преобразилась и выглядела
теперь почти что царственно. Я покивала:

- Ну, это принцесса, конечно... А воин? Теперь нужен благородный
воин, чтобы освобождать...

- Откуда? - справедливо спросила Алана. Я почесала подбородок:

- Найдется... Ты, главное, воина разыщи.

Она снова убежала; слушая, как стучат по пустым коридорам ее
торопливые пятки, я вспомнила свалки, устраиваемые приютскими девчонками
за право потискать линялого медведя из мешковины...

Алана вернулась с деревянным солдатом. Тот выглядел вполне
мужественно, но был почти в двое меньше предполагаемой невесты.

- Ничего, - бодро решила я, - не в росте дело... Ну, теперь смотри.
Жила-была принцесса, красивая-прекрасивая... И ее похитил...

Я огляделась. В углу кухни валялись тряпка да совок для углей.

- Ее похитило чудо-овище! - заявила я страшным голосом. Совок
оказался обряженным в тряпку, как в плащ; Алана тут же в испуге прижала
ладошки к щекам.

- У-у! - сказал страшный совок и потащил принцессу за печку. Парча
перепачкалась в золе - но так и надо. Похитили ведь...

- А дальше? - спросила Алана, дрожа от страха и восторга
одновременно.

- И тогда отец принцессы кликнул клич, - я огляделась в поисках новых
персонажей и наткнулась взглядом на кувшин для воды. - Он, то есть король,
пообещал всякому, кто спасет его дочку... Во-первых, принцессу в жены, а
во-вторых, Великий Золотой Кувшин в вечное владение... Вот он, - я
показала Алане посудину, - а большего сокровища в том краю и не было... И
вот отважный воин...

- Он что, из-за кувшина? - справедливо возмутилась Алана. - А
принцесса?..

- И принцесса, - успокоила я. - Прежде всего он хотел жениться... И
он не боялся чудовища... То есть боялся, конечно, но смелости в нем было
больше... И вот он отправился в поход...

Поход отважного воина длился почти полчаса. Он странствовал по кухне,
встречая на пути все новые препятствия; Алана помогала ему изо всех сил, и
нянька, тихонько наблюдавшая из-за двери, беззвучно всхлипывала и вытирала
слезы. Я боялась, как бы нянюшкины сантименты не вспугнули девочку - но
Алане, по счастью, было не до того.

Наконец, воин и чудовище встретились; разыгралась небывалая битва, в
результате которой злой совок лишился своего одеяния и был заточен в печь.
Алана смеялась заливисто, как-то даже похрюкивая; нянька вконец
растрогалась и убралась в свою комнату - плакать.

Некоторое время мы с Аланой просто сидели, разомлев, и вспоминали
подробности пережитого воином приключения; я предложила сыграть свадьбу
солдата и красавицы - но Алана наморщила нос и заявила, что это скучно. Я
удивилась - девочек обычно интересуют именно свадьбы, а не батальные
сцены... И тут же опомнилась - у нее ведь был старший брат. И отец - герой
Осады... Она видела себя скорее мальчишкой, конечно, отсюда и строптивый
нрав и хулиганский характер...

Я захотела потрепать ее по загривку - и не решилась. Важно каждое
движение, один неосторожный шаг - и все сначала, а ведь пройден такой
путь... Спугнуть сейчас Алану - все равно что соскользнуть с самой вершины