тыми, архаичными, как дедушкины галоши, забытые в прихожей. Веяло от них
началом нынешнего века или концом прошлого.
будто сам загонял себя в угол и погибал там чуть ли не с упоением.
как правило, восторженными комментариями Безича.
голову и покосился на Демилле. Евгений Викторович понял, что от него
ждут оценки, реакции.
именно он не ожидал. Безич истолковал благоприятно.
ожидал ужасных бедствий и опять-таки произвола, однако энтузиазм хозяина
постепенно стал гаснуть, а когда Зиночка демонстративно прошла в кухню и
обратно, то Арнольд Валентинович и, вовсе увял.
пора уходить.
постараюсь получить нужную информацию, потом мы начнем действовать!
зой.
ческую куртку, отвел Безича в сторонку и что-то тихо ему сказал. Арнольд
Валентинович засуетился, исчез в комнате и через несколько секунд вер-
нулся с чем-то, зажатым в кулаке. Он сунул кулак в карман куртки Аркадия
и тотчас вынул разжатым. "Деньги положил", - догадался Демилле.
нокашника поехал домой в Комарово, а Демилле налегке поспешил на службу
отметиться и захватить нужные материалы для работы. Аркадий обещал
встретить его на платформе поселка Комарово в четыре часа дня.
дня и испросив разрешения у руководителей мастерской работать дома, ехал
на электричке за город, имея под мышкой папку с материалами по очередной
привязке, за грязноватыми окнами вагона сиял и переливался красками яр-
кий майский денек. Ветер шевелил бледно-зеленые листочки на ветках де-
ревьев, земля просыхала, на огородах копошились люди, по распаханным по-
лям неуклюже бродили черные птицы. Евгений Викторович чувствовал, что
какая-то неукротимая сила, подобная электропоезду, влечет его все дальше
от собственного дома по широкой спирали, витки которой расходятся с
опасной свободой, будто он был малой планетой, внезапно потерявшей ус-
тойчивую орбиту и теперь спешащей в неведомое. Он вспомнил Костю Неволя-
ева с его "черными дырами" и представил себя пропадающим в такой дыре,
где ни света, ни надежды. И в то же время весенняя погода и теплый вете-
рок, врывающийся в открытые сверху окна электрички, против воли рождали
радостные ожидания - он вырвался из осточертевшего уже города, в кото-
ром, как иголка в стогу, затерялась его семья...
тусклый блеск ушедших белых ночей, вслушиваясь в шорох шагов на пустын-
ных, видимых насквозь улицах. Робкие тени прохожих быстро скользят вдоль
каменных стен и пропадают в мрачных парадных, точно проваливаются в пре-
исподнюю - только что был человек и нет его, прямая улица зияет, как
прореха в кармане, и окна домов подернуты синеватой мертвенной пленкой.
лой ночи, мимо ее ирреального блеска? Имен называть не надо, они извест-
ны всем. Что же нового сможем внести мы в эту картину, кроме желтых све-
тофорных огней, тревожно мигающих на перекрестках?
образ белой ночи. Не правда ли, он, по крайней мере, наполовину обязан
своим происхождением любимым стихам, повестям и романам? Едва про-
мелькнули май и июнь, как мы уже забыли о прошедших белых ночах, а вер-
нее, присоединили их мимолетный облик к бессмертному литературному обра-
зу.
камня и железа, наполовину же из хрупких словесных сочетаний. "Спящие
громады пустынных улиц" - что это? Четыре слова, которые заменяют сотни
домов на Невском и Измайловском, на бывшей Гороховой и Моховой. Ленинг-
рад насквозь литературен. Время переплавляет его грубую плоть в неосяза-
емый, но не менее прекрасный поэтический эквивалент - плоть постепенно
умирает, и душа города в виде бессмертных творений возносится над ним,
образуя легкое сияние в небесах, наподобие полярного.
Если бы, по несчастью, город вдруг исчез с лица Земли, его можно было бы
восстановить по одним литературным произведениям. Конечно, дай Бог ему
долгих лет жизни и, кроме прочего, новых штрихов его духовному облику, и
все же такое исключительное положение бывшей нашей столицы чревато опас-
ностями для пишущего...
превращается в низкую свинцовую облачность, которую не прошибить пушкой.
Образ города держит литератора за глотку, навязывая ему классичность
стиля и обязательный набор реминисценций. Ореол в этом случае подобен
смогу, надышавшись которым пишущий уже не в силах уклониться от канонов
и будет вечно дудеть в дудку "петербургской" школы, увеличивая и без то-
го плотную литературную облачность.
поэте.
вив ему обросшее лицо, а рядом стояла рыжая гладкая собака с искательным
взглядом печальных глаз. Они были чем-то похожи - Аркадий и собака, в
бороде Аркадия на солнце пробивалась рыжина, да и куртка песочного цвета
была под масть собаке.
нею дружим.
двумя словами с дежурной бабкой - и через пять минут были на месте. Го-
лубая, давно не крашенная дача с мезонином стояла посреди заросшего кус-
тами сирени участка, обихоженного на небольшом клочке возле дома. Остав-
шаяся часть участка была занята сосновым редким лесом.
нав, выложенных по дну черными прошлогодними листьями, струился теплый
пар; на участках жгли подсохший на солнце мусор; сизоватый дымок нехотя
выползал на свет, разливался прозрачными озерцами в воздухе, запахом
своим напоминая Демилле что-то давнее, из детства, а может быть, из тем-
ной дали времен до него... "Дым отечества" - как точно сказано! Демилле
против воли испытал растроганность.
ассоциацию: Васса Железнова. Демилле пьесы Горького не читал, не дове-
лось, но помнил откуда-то образ властной женщины гренадерского роста с
лязгающей фамилией. Аркадий поздоровался со старухой довольно подобост-
растно и тут же представил Евгения Викторовича, испросив разрешения для
него пожить на даче. Старуха, выпрямившись, стояла средь взрыхленных
грядок, руки у нее были в земле. Выслушав Аркадия и бросив пронизывающий
взгляд на Демилле, она кивнула: разрешаю! Бывшие одноклассники взошли на
высокое крыльцо и очутились в доме, где пахло еще зимним нежилым духом.
почти по-летнему тепло и солнечно.
чем прежние, - простором, беспорядком, рассеянной пылью, толпившейся в
снопах солнечного света, бившего из высоких круглых люнетов под скошен-
ным потолком. В мансарде было две комнаты, отделенных друг от друга бе-
леной стеной, где пряталась печная труба. Из обеих комнат вели двери на
балконы, выходившие один на фасадную сторону, а другой - на зады, в час-
токол прямых сосновых стволов.
Книги лежали стопками на полу, на старых диванах и матрасах валялось ка-
кое-то тряпье, по стенам висели акварели, графика, вырезки из журналов.
Массивный стол был весь уставлен посудой, пустыми бутылочками, баночками
с краской... по всему видно, он никогда не убирался, лишь в нужный мо-
мент расчищалось место для нужного дела.
Евгений Викторович разложил свои бумаги на полках, тянувшихся вдоль
стен, для чего ему тоже пришлось расчистить место от книг, коробочек,
бутылок, машинописных листков и сушек, валявшихся повсюду в больших ко-
личествах. После этого Евгений взялся за сооружение стола, необходимого
ему для работы. Они спустились с Аркадием вниз и обследовали дом. Оказа-
лось, что здесь можно найти любую обиходную вещь, какую только можно се-
бе представить, - правда, либо старую, либо изломанную, а чаще то и дру-
гое вместе. Им удалось откопать растрескавшуюся столешницу, а в другой
комнате найти плоский сундук, забитый почему-то серым свалявшимся вати-
ном; то и другое (естественно, с разрешения старухи) было перенесено на-
верх, и Евгений получил прекрасный рабочий стол, на котором и расстелил
привезенный с собою чертеж.
бочей плоскости для Евгения он отправился к себе, расчистил место на
Корнев Павел
Орлов Алекс
Конюшевский Владислав
Акунин Борис
Майер Стефани
Шилова Юлия