Чтение 63–й страницы книги ~Имя мое легион~

тайны; Оказывается, ее предыдущие мужья во время войны попали
за границу и теперь работали в амерканской пропаганде, один --
на радио "Голос Америки" в Вашингтоне, а второй -- на радио
"Освобождение" в Мюнхене. Обе эти радиостанции были тесно
связаны с американской разведкой Си-ай-эй, и по советским
законам это считалось изменой родине.

Тут Остап испугался и стал уверять, что Дина просто
сумасшедшая, что два ее деда были алкоголиками и повесились, а
третий муж был писателем и бросился под трамвай.

-- Она просто бредит,-- кричал Остап.- Ведь у нее
шизофрения -- раздвоение личности. А у ее матери-террористки
паранойя. И у всех детей то же самое. Выродки! У них у всех в
голове перекос -- параллакс. Потому Дина и шухе-рит, когда
набусается. И все ее мужья не лучше!

-- А ты чем лучше?-- сказала Дина. Чем больше волновался
Остап, тем спокойноее становилась его жена.

-- Мои настоящие мужья мне теперь даже письма пишут. В
Америку зовут.

-- Это американские шпионы!-- кричал Остап.

-- Эх, вот возьму и уеду в Америку,мечтательно вздохнула
Дина.

-- Да тебя, дуру, за это в дурдом засунут!- всплеснул
руками Остап.-- А заодно и всех твоих выродков. А потом и за
меня возьмутся. И буду я там припухать как бобик. Нет, я вижу,
что из этого сумасшедшего дома нужно срываться. И как можно
скорей.

Гости сидели и смущенно поглядывали на двери. Остап сделал
широкий жест, призывая гостей к вниманию:

-- Товарищи, будьте свидетелями -- я развожусь! И
немедленно. С этой минуты мы не муж и жена, а бывшие муж и
жена. Та и зарегистрируйте.

-- Ты никогда мне мужем и не был,тихо сказала бывшая
жена,-- Ведь ты фиктивный муж. Я тебя просто так... жалела...
прятала. Ведь ты всю жизнь у женщин под юбкой прячешься.
Маскируешься, как оборотень. Но сам от себя не убежишь, не
спрячешься.

Торжество было испорчено, и гости преждевременно
разошлись. А Остап зашипел на свою бывшую жену:

-- Да ты соображаешь, кто такие эты гости, сослуживцы?
Ведь это ж все чистокровные гады! Завистники, подхалхмы,
стукачи. Ведь в нашу шарашкину контору ни одного порядочного
человека и не возьмут. Им всем место в тюряге. Кроме того, они
мне все завидуют. Потому что я среди них самый талантливый.

Они сидели за пустым столом, доедая и допивая остатки
пиршества.

-- Ведь эти сукины дети спят и видят, как бы меня
угробить,- волновался бывший муж.- А ты им в руки такие козыри
спускаешь. Ведь они сейчас домой прибегут -- и сразу засядут
катать на меня доносы.

-- Ты б сам поменьше доносами занимался,-- заметила бывшая
жена.-- Поэтому тебе везде доносы и мерещатся. На радио
"Свобода" передавали новости дня.

-- Знаете, наш Остап женился со страха, а теперь со страха
разводится.

Остап сидел за своим столом в отделе скриптов, сосал свою
бутыль с молоком и мрачно ворчал:

-- Опять моя язва шебаршит. Врачи говорят, не волноваться.
А как тут не волноваться? У меня в желудке сплошные кислоты и
щелочи-сволочи. Эх, вредное у нас производство. Хуже свинцовых
рудников.

После развода Остап снял где-то комнату и раздал всем свой
новый адрес. С тех пор жизнь Остапа стала загадкой. Ищут его по
новому адресу -- нету. Ищут по старому адресу -- тоже нету.

Тем временем Остап по-прежнему обитал у своей разведенной
жены. Но теперь уже на положении любовника. Когда приходили
знакомые, Остап прятался в маленьком чуланчике. Знакомые,
естественно, сочувствовали покинутой жене:

-- И как только вы, голубушка, с таким мерзавцем жили?
Ведь это ж прохвост высшей марки. Ведь у него ж на харе
написано, что это за темная личность. Рецидивист!

Бывший муж сидел, скорчившись, в своем чуланчике и
старался не дышать. А бывшая жена сидела за своим мольбертом и
рисовала модернистические картины, столь же непонятные и
запутанные, как их жизнь.

-- Ведь это ж самый настоящий ворюга,-- возмущались
знакомые.-- Он у всех деньги занимает и не отдает -- как
карманник. Удивляюсь, почему это радио "Свобода" берет на
службу таких проходимцев?

Слушая все это, Остап потел в своем чуланчике и тяжело
сопел. А модернистическая художница, подражая Пикассо,
выдавливала краски из тюбиков прямо на полотно и сосредоточенно
размазывала их старым кухонным ножом.

Потом эти же самые знакомые заходили к Остапу на службу и,
понизив голос, сообщали:

-- Знаете, а ваша-то жена уже того...

-- Чего это -- того?

-- Да ведь она себе уже хахаля завела.

-- А откуда вы это знаете?

-- Да как же... У нее в чуланчике кто-то все время сидит и
сопит. И хрюкает, как свинья в хлеву.

Так бы и жил себе Остап у своей разведенной
жены-любовницы, если бы не случилось одно маленькое
происшествие. А началось все это, как всегда, из-за сущей
чепухи, из-за старшей падчерицы по имени Таня.

Хотя имя у Тани было красивое, но зато сама она была
девица на редкость неаппетитная, с торчащими наружу зубами и к
тому же косая на оба глаза. Остап уверял, что у нее есть и еще
какие-то внутренние дефекты. Училась она плохо, и поэтому ее
перевели в школу для дефективных, откуда она вскоре сбежала и
стала тем, что в Америке называется хиппи.

В СССР этих хиппи официально называли социальными
паразитами и тунеядцами, а сами они называли себя демократами и
борцами за свободу и права человека. И они валяли дурака точно
так же, как американские хиппи. При Сталине таких людей лечили
трудом в концлагерях, а теперь в порядке либерализации их
считали придурками и сажали в дурдома.

Вот к этим-то советским хиппи и присоединилась косоглазая
Таня. Она даже участвовала в какой-то демонстрации какого-то
протеста у памятника Пушкину, где она познакомилась со
знаменитой поэтессой Наталией Горбаневской. Эта
модернистическая поэтесса была знаменита тем, что ругалась, как
мужик, непечатными словами и печаталась в подпольном
"Самиздате". Так она попала под суд, где ее спросили, откуда у
нее дети, если замужем она не была. На это поэтесса ответила
таким сочным матом, что повторить его на бумаге довольно
трудно.

Всезнайка Остап говорил:

-- А я знаю, откуда у нее дети,пальцем деланные. Все было
более или менее ничего, пока для Тани не подошло время, когда
начинается то, что называется любовью. Для начала Таня завела
себе дневничок, где она записывала все свои сокровенные
переживания, надеясь опубликовать это когда-нибудь в
"Самиздате". Хотя Таня этот дневничок тщательно припрятывала,
но мама Дина, конечно, знала все, что там написано.

И вот однажды мама узрела в этом дневничке подробное и
даже залитое слезами описание, как ее дочку... изнасиловали!? И
виновником этому был не кто иной, как неохристианин Серафим
Аллилуев, которого недавно выпустили из дурдома и который
теперь помогал Наталии Горбаневской в делах "Самиздата".

Изнасилование было описано с такими художественными
деталями и подробностями, что динамитная Дина взорвалась и
побежала жаловаться на радио "Свобода". Жаловалась она на
Остапа, который обвинялся в косвенном соучастии и сводничестве,
так как он водил Серафима в их дом и пьянствовал с ним, в
результате чего и произошла вся эта трагедия.

От страха Остап встал на дыбы и взвыл:

-- Буза! Баланда на постном масле! Если б Серафим даже и
хотел кого-нибудь изнасиловать, так он на это не способен. Ведь
все ж знают, что он минетчик. Просто Таньке хочется, чтоб ее
изнасиловали,-- вот она и фантазирует на бумаге. Все это
клевета. Требую медицинской экспертизы!

Бедную Таню поволокли к доктору и выяснили, что у нее
действительно все в целости и сохранности. Чтобы обелить свою
честь и репутацию, Остап по этому поводу потребовал себе даже
специальную справку с подписями и печатями. И утверждал, что
дефекты у Тани нужно искать не там, где искали, а в голове. Но
в голову так просто не заглянешь, и этот вопрос остался
невыясненным.

После такого публичного срама Таня, естественно,
загрустила. Она по целым дням запиралась у себя в