и самый любимый после Эгона. Изрублен в боях так, что жутко глядеть, но те
же мальчишеские глаза и тот же бесстрашный мальчишеский голос. И конечно,
отчаянно и бесстрашно он врубает в меня самый главный вопрос:
мерзли да голодали, да жили из себя рвали, а нам за то ни доли, ни славы?
Пришлые заявились, на готовое сели, а ты их теперь над нами ставишь. А как
до спору дойдет, так ты не наше, а ихнее слово слышишь. Что ты на это
скажешь, Великий?
Ларг поглядывает с укоризной: Молодец Гарал, отчаянный мой рубака, прямой,
как клинок, только вот без гибкости стали.
а как они живут? Только что не голодом сидят, только что не нагишом ходят!
А кругом дома богатые, ходят их бабы нарядные, да на наших-то сирых верхом
поглядывают. По чести ли это, Великий?
бы тебя свободным человеком из этого хлева! - и что-то вдруг изменилось в
его глазах, потух в них яростный огонек, и сразу смягчилось воинственное
лицо, словно бы я уже на все ответил.
кровных братьев, наше же братство - только по обету, нам еще труднее друг
другу прощать.
старались-то мы не для кого-нибудь, а для себя - чтобы выдержать ту зиму,
а после жить хорошо. Да, тем, что пришли потом, мы помогли. А ты сам разве
оставил бы земляков в беде, когда у нас общее горе и общий враг? В чем ты
упрекаешь меня, Гарал? В том, что эти люди живут теперь лучше, чем мы? Да,
и это к их чести. Они принесли сюда только руки и умение, а остальное
добились сами. И теперь их руками и их умением мы тоже стали богаче жить.
Не спеши возражать, Гарал. Погляди сперва на себя и на тех, кто вокруг.
Только пятеро из вас работают в мастерских, и из этих мастерских мы ничего
не продаем, Братство все забирает себе. Откуда же на вас хорошее платье и
дорогое оружие, откуда уборы ваших жен? Откуда деньги на содержание воинов
- ведь из казны я не беру ни грош?
защитой и могут спокойно работать и богатеть. Мы прорубаем дороги, но
разве хоть кто-то из наших трудится в лесу с топором? Нет, я понимаю
бассотцев на деньги, что дают мне купцы. А потом по этим дорогам идут
караваны, скупают наши товары и привозят свои, и каждый купец рад
заплатить за то, что в Касе я охраняю его от притеснений, а в дороге от
грабежа. Что бы мы выиграли, разогнав ремесленников и ограбив купцов?
Нищету. Братство не сможет себя прокормить, потому что слишком много у нас
едоков и слишком мало рабочих рук. Братство не сможет себя защитить,
потому что занятые лишь хлебом насущным не противники для регулярного
войска. Ты говоришь, что я держу сторону вольных против Братства? Да,
когда Братство неправо. Никто не смеет решать споры оружием и кулаком.
Есть обычай и есть закон, и есть кому рассудить. И не думайте, что раз вы
сильны, то вам все можно. Наставник Ларг, дозволено ли одному человеку
силой навязывать свою веру другому?
добавил: - Но просвещать должно.
В Квайре ты ее, чай, в нос никому не тыкал! Ты, Великий, верой-то не
загораживайся, ты прямо скажи: чего это ты Братство в Касе за сторожа
держишь, а всю лесную сторону Эргису отдал? Коль мне куда надобно, так
что, мне у него дозволенья спрашивать?
знал бы. А пока мир, ты мне, как нож у горла. Только и жду, что ты меня с
соседями перессоришь и моих друзей врагами сделаешь.
Дай тебе волю, так мы скоро в осаде будем сидеть, да через стенку
постреливать. Не хочу я такой жизни и тебе не позволю!
соседи огоньку подложат...
меня дверь без запоров. А пока, прости, я Гаралу не все ответил. Ты
спрашивал о наших вдовах и наших сиротах, Гарал? Только ради их блага я
даю им в обрез. Никто не жалеет для стариков, но детям надо знать, что
ничто не дается даром. Достаток приходит от мастерства. Их дело выбрать
мастерство или военный труд, за учение я заплачу, а остальное - это жизнь.
Мы ведь стареем, Гарал. Надо ли, чтобы нас заменили дармоеды и попрошайки?
достаток зависят от нас. Сильный может простить слабому то, что равному бы
не простил.
глухо бубнит под нос.
но нам его беречь и растить, чтоб он стал родиной для наших детей. Нам
ведь уже не вернуться в Квайр...
что все мы смертны.
на год и не на десять поселились мы здесь? Многое может измениться, но
одно не изменится никогда: чтобы вернуться в Квайр, нам надо оставить
здесь свою гордость, свою веру и свою силу.
в родную страну. Думайте, братья, - грустно сказал я им. - Мне казалось,
что вы все уже поняли сами. Если не так - думайте хоть теперь. Думайте за
себя и за своих детей.
пошел к дверям, и взгляды их тянулись за мной, тянулись и обрывались, как
паутинные нити.
не угас, но Малый Квайр засосал и унес Асага, и я улыбаюсь тому, что
Асаг-то, наверное, счастлив. И я говорю-невпопад, но знаю, что Сибл
поймет:
он смог угадать? За семью печатями, за семью замками.
просвечивает, а насквозь не видать.
Свободы?
не вышел, что ты Эргису веришь, а мне нет?
Я и сам такой, Сибл. Мне с ним проще.
мыслей. Пусть смотрит, мне нечего скрывать.
вяжете? Чего без дела томите? Эдак я напрочь взбешусь!
война.
протоколу, а теперь я позволю себе зигзаг. Завтра аудиенция у локиха,
визит к Эслану, а вечером небольшой прием. Отборная компания: шпионы,
дипломаты и вельможи. Цвет Каса. Послезавтра Совет Старейшин и разбор
торговых споров. И так на много дней вперед - конечно, не считая главного.
моя. Мне некогда возиться с мастерскими. Я просто начинаю, налаживаю дело
- и продаю, но оставляю за собой пай и получаю часть дохода. Пока что мне
невыгодно их расширять - предметы роскоши должны быть в дефиците. А вот
когда у нас наладится с железом, и я займусь ружейным производством -
тогда придется все держать в руках.
ничего, но краски! но рисунок! Художника сменю, а вот красильщиков
придется поискать. В продажу это я, конечно, не пущу. Раздарим в Касе.
и мне немного легче. Мой город в городе. Чудовищная смесь укладов, языков
и технологий. Ребенок странноват, но интересно, во что он вырастет. И то
же ощущенье: невозвратно. Уж очень хорошо они легли - проростки новых
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Ибсен Генрик