решетки на двери.
минуты, как попали к плен к Ночной Вороне, что тоже именовала себя
Соколом, начала разъедать уже не только душу, но и кости. Даже показалось,
что пришло заслуженное наказание. Он, вспылив из-за пустяка, оставил
Шахраю доверившуюся ему женщину. Это великий грех -- предавать
доверившихся тебе, небо должно покарать нечестивца. Вот оно и карает,
нечего роптать, надо наказание принимать как заслуженное...
сердитой издевкой.-- "Этого калику не поймешь. О смирении да умалении
почище их войскового капеллана может поговорить, а сам то человека по
стене размажет, то жрет, как лесной кабан, то с налитыми кровью глазами
всех девственниц племени под себя гребет, никогда не прощу ему того заезда
на Змее к половцам..."
послышались голоса.
зло скрипнул зубами. Все герои, когда стоят над человеком, у которого руки
скручены за спиной.
вооруженные люди, ухмылялись. С десяток копий были направлены остриями в
их сторону. За спинами людей высилась стена замка. Узкие окна были надежно
забраны железными решетками, глыбы выглядели как выкованные тяжелым
молотом. От стен веяло мощью, уверенностью и подозрительностью ко всякому
входящему.
сжатыми губами. Он был одет в коричневый кафтан, коричневые портки, а
коричневый цвет, как помнил Томас, во всей Европе считался признаком
честности, добропорядочности, здоровья и здравомыслия. Его предпочитали
умудренные жизнью рыцари, удалившиеся от битв, каким был его дядя Эдвин,
почтенные отцы семейств, уважаемые отцы города...
восхищенно и преданно. Томас понял, что это и есть князь, хозяин замка и
окрестных владений. И к тому же это человек, которому служат не из страха
или подачек с хозяйского стола, а всей душой и телом.
пытливо взглянул в глаза. Глаза у пана Кичинского были острые, как
наконечники стрел, и блеск был тот же, что на закаленной стали.
он все, казалось бы, разом понял, охватил, почувствовал, а когда разомкнул
губы, голос был полон удовлетворения:
Нет, сперва к мяснику. Пусть потешится, а мы их послушаем.
крыльцо виднелась массивная дверь в подвал -- окованная железными
полосами. Возле нее стояли два могучих стража. Пленников держали за
связанные руки, пока старший страж гремел железом, перебирал ключи.
холодом, подвалы здесь пообещали глубокие, но воздух был сухим и горячим,
в нем ясно слышался запах гари и паленого человеческого мяса. Волосы на
затылке Томаса зашевелились -- из глубины подвала пахло свежей кровью.
вниз. Это был выдолбленный в сплошной скале каменный мешок с неровным
полом и скошенными стенами. В углу полыхали угли в большой жаровне.
Грузный мужик, прикрытый одним кожаным передником, неспешно помешивал их
раскаленной кочергой. Распаренное красное лицо лоснилось от пота, крупные
мутные капли сбегали по груди, плечам. За его спиной на стене были
развешаны щипцы для вырывания мяса, крючья, пилки.
двумя звероватыми стражами. Томаса и Олега приковали к стене, там были
толстые цепи и многое другое, что пока пану Кичинскому не требовалось.
Томас попробовал напрячь мускулы, но проще легкой мошке вырваться из
паутины матерого паука, чем бедному еврею из рук пана Кичинского.
крохотные багровые язычки. Железный прут начал наливаться багровым, словно
заполнялся свежей кровью жертв.
железа.
голубыми глазами. Эти гады самые опасные!
клюют. Все продаете и покупаете. Даже Христа продали. Добро б за деньги, а
то за тридцать серебреников!
они не последние дурни: он в те годы больше и не стоил. А я б и сейчас не
дал.
капли пота. Дрогнувшим голосом предложил:
драться не любят и не умеют. Я с оружием в руках докажу, что не иудей!
сторонке. Мы бьемся за их интересы, порой того не замечая. Но когда
прижмет, когда не будет другого выхода, думаю, иудей будет драться не хуже
любого рыцаря. А то и лучше!
быть побитыми, что дни и ночи можете проводить в зале для упражнений.
Можете научиться драться так, что никакой рыцарь не выстоит!
все делаете, чтобы восстановить царство жидов, а потом еще и накинуть ярмо
на все другие народы. У вас как написано: вы, мол, единственно избранные
богом, а все остальные народы -- рабочий скот для вас. Только говорящий
скот. Друг у друга вам красть нельзя, а у нас -- можно!
ваши хитрости рассеиваются, как дым, когда звучат слова пана Кичинского. И
вам никогда не захватить власть во всем мире, пока я на страже интересов
людства!
калику.
ладно...
поворачивать ворот. Заскрипело, натянулись ремни. Лицо Томаса побагровело,
вздулись жилы. Пан Кичинский велел подать ему стул, из другого угла
принесли -- высокий, с резной спинкой и высокими подлокотниками. Страж
смахнул пепел, пан Кичинский опустился легко и настороженно, готовый в
любой миг вскочить.
в мои земли?
Пан Кичинский чуть подался вперед.
собакам. Но сперва я еще сдеру шкуру. Медленно!.. Говори, что тебе твои
верховные жиды велели сделать в моем замке?
чем мечтаете?
стиснутым кулаком, оттопырил большой палец. Некоторое время смотрел в
синие глаза рыцаря. Потом улыбнулся и резко повернул оттопыренным пальцем
вниз. Пан Кичинский, как понял калика, был образованным человеком. Знал,
какой жест подавали римские патриции, чтобы победивший гладиатор прикончил
раненого собрата.
Несколько мгновений слышно было надсадное сопение палача, он налегал на
ворот все сильнее, изо всех сил, но рычаг не поддавался. Крупные капли
пота побежали по лицу, он напрягся так же, как и Томас, жилы вздулись
толстые, как морские канаты.
Вскочил с проклятием, ухватился за ворот, вдвоем налегли всем весом.
пастух звучно бил кнутом, загоняя скот на дорогу в село. Палач и пан
Кичинский повалились на пол, барахтались, орали и ругались.