она не позволит распоряжаться собой, как бессловесной овцой!
возбужденная, запыхавшаяся.
такая крутая...
нашей бедной госпоже Лютеции. Вам же осваиваться на новом месте! Лучше я вам
заранее расскажу о самом рексе, познакомлю с привычками и обычаями франков.
родни... Клотильда, иди сюда к окну. Видишь всадников? Расскажи кто из них
кто? И кто этот герой в кольчуге?
госпоже. Брови ее удивленно взлетели на середину лба.
вперед, как водится, передовой отряд легких конников, чтобы успели известить
о его прибытии, чтобы подготовили комнаты, места для коней, накрыли столы!
Вместо того чтобы прибыть позже, в сопровождении пышной свиты, в богатой
повозке, которую будут тащить десяток дорогих коней, он явился в грязи и
пыли, спеша поглазеть на нее, раздеть взглядом, осквернить в своих
похотливых видениях... Мерзавец! Это оскорбительно. Это оскорбительно!
Глаза блеснули решимостью. Нет, она не станет покорно смотреть под ноги
своему будущему мужу и повелителю!
воинственно приподнялись. Он заявил громко и торжественно:
не рекс. И прибыл как простой разбойник. Неужели не понимает, что в таком
виде он наносит ей оскорбление, наносит урон ее высокородной чести?
Все-таки это была его крепость, которую он подарил без всякий коммендаций
Лютеции. Но Лютеции нет, а они вроде бы теперь распоряжаться не вправе...
Лютеции. И хотя ей не дарил Люнеус, но как-то само собой считалось, что ныне
здесь хозяйничают Тревор с Редьярдом. Но это, пока Фарамунд не прибыл лично.
спустился в главный зал.
тетива лука, взгляд смотрел прямо перед собой. По телу Фарамунда пробежала
дрожь. К нему в зал сходила Лютеция, юная и чистая, даже в том же платье, в
каком ехала тогда в повозке!.. Нет, это платье богаче, просто тот же голубой
цвет, тот же крой...
вздрогнул. Те же удивительно чистые синие глаза, та же гордая приподнятость
скул, детская припухлость щек, но слегка выдвинутый подбородок, что придавал
ей вид решительный и упрямый.
были ошалелые как у лося весной. Громыхало перестал сопеть, подтянул живот.
С его языка едва не сорвалось имя Лютеции.
спускался за Брунгильдой следом, во все глаза смотрел, какое впечатление она
произведет, рот расплылся до ушей. Брунгильда чуть повела глазом, опаздывает
дядя, наклонила голову, серебристый голосок мелодично прозвучал в чистом
воздухе:
женщины падают в обморок? А у беременных случаются выкидыши?
это ущерб ее достоинству, проговорил уже торопливо, смущенно:
владетельного господина земель по всему берегу Рейна и до берегов Сены!
синие глаза... уже не как небо, а как искрящийся на солнце лед. Брунгильда
выпрямилась, смотрела надменно, и хотя Фарамунд был выше, он чувствовал, как
холодный взгляд высокомерно скользнул поверх его головы, едва-едва задев
волосы, как пролетающая над грязным болотом птица задеваем кончиком крыла
мшистую кочку.
высокой резной спинкой. Она села просто и в то же время царственно: словно
императрица огромной империи. Еще бы, подумал Фарамунд. Всяк, кто взглянет в
ее глаза, уже раб.
печеной птичьей мелочью, перед Фарамундом появился золотой кубок с тускло
блестящими камешками по ободку. Из-за плеча выдвинулась рука с кувшином. В
широкое жерло кубка хлынула темно-красная струя. Запах пошел тонкий,
приятный.
берешь города с такой легкостью, что твое войско почти не останавливается!..
Если бы не обозы, ты бы уже достиг стен Рима.
если на него замахнуться - наступит конец света. Раньше никому в голову не
могла придти безумная мысль, что Рим может пасть, но как-то дошли слухи, что
страшный Аларих из родственного франкам племени готов уже приблизился к его
стенам, грозит, торгуется, спорит... спорит с самими владыками мира! Рим все
еще стоит незыблемо, однако мир качнулся под ногами!
Мы просто идем на юг! Там небо без туч, там нет этих зловонных болот... Мы
идем, как летят птицы в те сказочные страны...
на короткое время прервался, он чувствовал устремленные на него удивленные
взгляды.
военачальники.
голову, кем же я был раньше... до потери памяти. Но теперь мне кажется, что
я был из тех, кто находит нужных людей. Вот и все. У меня сейчас две дюжины
полководцев, которым я мог бы доверить войска и побольше, чем у меня есть!
Кубок всякий раз перед Фарамундом, как и перед всеми, наполнялся тут же,
блюда с объедками убирали сразу, Фарамунду не приходилось громоздить вокруг
тарелки ограду из костей.
еде, но ее тонкие пальчики держали нож, лезвие иногда отделяло ажурно тонкие
ломтики, умело расчленяло хрящи, и, если не присматриваться, то казалось,
что она вовсе не тяготится пребыванием за столом среди десятка сильных
мужчин.
башне из золотых волос на голове Брунгильды. У Фарамунда перехватило
дыхание. Вся башня разом рухнула, рассыпалась молодым чистым золотом по
плечам, спине, растеклась золотой волной, настолько прекрасной, что зал
осветился, словно в ней заблистали золотые крылья ангелов.
достоинства. Глаза ее засверкали гневом:
посмотреть, как ахнут другие!
опустил голову, словно это он допустил грубость. Бедняжка не хочет, чтобы ее
демонстрировали как козу на базаре, расхваливали ее вымя и позволяли щупать.
настолько красивой волной, что у него остановилось сердце, а в груди сладко
защемило. А Брунгильда опустила взор в тарелку, слезы закипели в глазах. Как
унизительно, как унизительно!
и пусть все так думают, только она знает, что так удастся не выронить слезы!
холодным. - А теперь, дядя, позвольте мне покинуть вас...
говорили ее глаза, бесстыдно раздел и продемонстрировал меня этому мужчине,
который еще не является моим мужем. Ты опозорил меня, стараясь продать
подороже!
светильники дают меньше света, а за окном спряталось солнце.
Глава 26