Вудворт и Бернулли обменивались крепким рукопожатием. Была и общая
фотография - Бернулли среди членов правительства Латании; и у всех были
смеющиеся лица. Прищепа сказал:
фотографий. Анализ негатива показал бы подлог, но в газетных снимках он
совершенно невидим. Теперь просьба к вам, Вудворт. Вы учились вместе с
Бернулли в университете, какое-то время приятельствовали. Для удачного
завершения операции хорошо бы напечатать ваше интервью о прежней дружбе с
Бернулли. И в нем сказать, что вы оба с юношеских лет - враги
общественного строя Кортезии и дали тайную клятву с этим строем бороться.
Вы для этого переехали в Латанию, а Бернулли подрывал Кортезию изнутри.
Убедительно бы прозвучало...
напишу что-то вроде того, о чем вы просите.
Мы построили расчеты на том, что Кортезия переоценит свою мощь, разбазарит
свои резервы и понадеется на распрю в нашем правительстве. Один обман,
другой, третий... Можно ли построить большую политику на непрерывных
обманах?
- Военные действия основаны не только на силе, но и на том, чтобы
перехитрить противника. Не понимаю, почему вы вдруг засомневались?
как сенатор Бернулли. Нужно что-то еще, более крупное, более
впечатляющее...
отправкой своих резервов союзникам, так вы сказали, Прищепа? Очень
тревожный признак! Повторяю: успех нашего будущего наступления
гарантирован только в том случае, если мощные резервы Кортезии будут
разбрызганы по союзникам.
соображает, что к чему, - сказал он. - И не верит, что похитили его мы. Он
предполагает, что это козни Аментолы и что он еще где-то в Кортезии.
улыбка на его аскетическом лице выглядела зловеще.
пристойно, а в жизни был форменным уродом - низкорослый, широкоплечий -
туловище бочкой, с огромной головой, приличествующей великану, а не
карлику. На широкощеком сером лице светили выцветающие глазки,
проницательные до колючести, над ними нависали широкие полосы седеющих
бровей, а все увенчивала копна сивых волос. Внешность была незаурядная. Он
был лишь на два-три года старше Вудворта, но выглядел старше лет на
двадцать.
диктатора Латании, чьи портреты часто появлялись в газетах Кортезии. Затем
перевел взгляд на меня и Прищепу, но наши лица ничего ему не сказали.
Поглядев на Вудворта, Бернулли передернулся.
Должен констатировать, что вы очень постарели за этот срок. Нелегко быть
лидером оппозиции при таком ярком президенте, как Амин Аментола. Он одним
своим существованием обрекал вас на второзначность, дорогой Леонард.
тени насмешки сказал Гамов. - Поглядеть, как вы пожмете руку своему
старому другу Джону Вудворту.
Бернулли крепко стискивал руку улыбающемуся Вудворту.
тяжелыми веками запавшие глаза - и несколько секунд размышлял.
всерьез не поверит. Эксперты докажут, что для монтажа использованы старые
снимки, где я совсем в другом окружении, разговариваю с другими людьми.
Достаточно перелистать старые газеты.
фотографии из газет. Их делали наши агенты на ваших митингах. Ни один
эксперт не докажет, что это монтаж, а не реальность.
с отвращением швырнул фото на стол.
издевательскую усмешку. - Я был высокого мнения о вашей политике, Гамов.
Мне думалось, она основывается на широких концепциях. Одно это решение
разделаться с ненадежными союзниками, чтобы взвалить их содержание на
Кортезию... Ни одной минуты не сомневался, что вы преследуете одну цель -
ослабить Вакселя, поистрепать его армию, а потом нанести губительный удар.
Аментола вас недооценивает, я понимал вашу силу. А вы фальсифицируете
фотографии! - Сенатор вдруг впал во вдохновение, глаза его засверкали,
голос из хрипловатого зазвучал металлом - так, наверно, этот карлик вещал
с трибун, покоряя слушателей жарким красноречием. - Диктатор, я вам
открою, какую страшную ошибку вы совершаете. Вы меня похитили во вред, а
не на пользу себе. Аментолу не обманут ваши дурацкие фотографии. Он в этом
открыто не признается, но про себя задумается и поймет, что я был прав,
нападая на его политику, и политику эту нужно менять. Раз вы похитили
меня, значит, вам страшны были мои требования, вот к чему он неминуемо
придет. И тогда - и одного дидана не стоят ваши фотографии!
секретную службу вашей стране? Найдете для этого актера, похожего на меня,
будет на стерео выглядеть убедительно для идиотов. Выплатите мне
единовременно внушительную сумму, это уж вовсе не сложно, простое
объявление в газетах. И, конечно, назначите мне пожизненную пенсию, да
такую, чтобы в Кортезии ахнули, - вот же какие были заслуги, что враги так
щедро его одарили.
почерк моего университетского друга. Никогда не понимал, почему этого
человека так высоко оценивали. Ординарнейшая личность! - Он говорил это,
по-прежнему стоя спиной к Вудворту. - Для чего вы его взяли, диктатор?
Вашему предшественнику Маруцзяну он подходил, у Аментолы он бы сделал
карьеру, эти оба ему по росту. А вам зачем? Видите, как я вас высоко
ставлю! Ничего крупней фальшивки с награждениями и фотографиями он вам не
придумает. Сам предатель, дважды изменник - своей стране и своему
покровителю Маруцзяну, - он просто неспособен подняться выше лжи и
предательства.
спросил Гамов.
наградами и радостными улыбками на фальшивых фотографиях? Вудворта никто
не собирается похищать. И ни Маруцзян, принявший его первое предательство,
ни вы, использовавший второе, ни Аментола, если Вудворт надумает стать
трижды предателем, ни один из вас троих не наградит его так, как вы
собираетесь награждать меня за одно то, что никого и ничто не предавал.
Разница все-таки!
он нанесет этому самоуверенному заносчивому карлику неотразимый удар. - И
я очень рад, что разницу между вами и Вудвортом все понимают, как вы
объявили. Тогда и все поймут, что именно такой человек, как вы, нужен
такому человеку, как я. Вы правы, фотографии и награды - дешевка.
Серьезные люди усомнятся. А ведь нам важно мнение серьезных людей, не так
ли, сенатор? Но если я объявлю себя счастливым, что такой глубокий, такой
во всех отношениях выдающийся человек, как вы, стал моим консультантом,
моим помощником, моим - и такого слова не побоюсь - дружеским наставником?
Не поверят ли тогда в ваше предательство самые верные ваши друзья? Не
услышат ли они в похвалах вам, так щедро мной расточаемых, ваших
собственных оценок самого себя? Не поймут ли они, что наконец оценили по
достоинству все ваши удивительные способности, над которыми издевались в
Кортезии? И что такое глубокое понимание вашего таланта само является
убедительнейшим оправданием измены?
что встретился с противником иного веса, чем были для него Амин Аментола и
другие враги. Лицо, только что выражавшее сарказм и презрение,
перекосилось. Он с трудом выдавил из себя: