он, что Обожаемый не знает границ?
благовоспитанных людей, которые не знают, обязаны ли они самолично убрать
нечистоту или предоставить неприятное дело другим. По матери благородные
патрикии были племянниками базилевса Анастасия, по отцу - потомками Помпея
Великого, соперника Кая Юлия Цезаря. Люди известные, трое патрикиев вели
себя с примерной скромностью, дабы сохранить имущество и жизнь. Как многие
другие, они явились в Палатий на второй день мятежа, чтобы быть на виду у
базилевса.
увлекающему другого на шалость, Иоанн, таща за собой Трибониана, склонился
над Евдемонием и отпрянул, шутовски зажав себе нос. Затем два опальных
сановника схватили третьего за руки и поволокли его по полу к выходу.
Иоанн смешно и нарочито вилял толстым задом, прикрытым шитой далматикой.
Все следили, скосив глаза, и никто не изменил каменно-почтительного
выражения лица. Самочинные шуты работали только для Автократора.
перед троном по этикету Палатия! И базилевс смотрел на самого Прокопия.
Глядел со своей улыбкой, с которой он был изображен в Софии Премудрости
под видом Пастыря Доброго на кротком, как он сам, ослике въезжающим в
Иерусалим.
пойманный за Дунаем арканом кочевника, Прокопий подбежал и распростерся
перед Властью. Ужели демон прочел мысли! Прокопий умел быть храбрым в
одиночестве. В присутствии базилевса страх лишал его разума.
подданным,
первые главы истории войны с персами. Он было подумал, что там что-либо не
понравилось Юстиниану: кто-нибудь доложил, выхватывая отдельные слова и
злобно искажая смысл.
держать в памяти, пока стилос не остановится. Но просился мучительный до
боли протест, и впервые страх ослабел. Сами собой складывались записанные
впоследствии слова надежды на лучшее будущее: "Боюсь, все это нашим
потомкам покажется невероятным, недостоверным, когда видимое нами начнет
забываться в течение лет... Как бы не сочли историка сочинителем
устрашающих сказок или трагедий для исполнения мимами в страшных и
отвратительных масках..."
безразличных схолариев Рикилы Павла. Потом Носорог грубо рванул Евдемония:
с тремя сотнями кентинариев, а не стоишь и горсти оболов. Очнись, бывший
светлейший, представление кончено!
не отсекли головы!
ступнях, размахивая толстыми руками, Каппадокиец катился, как шар
перекати-поля, гонимый ветром. Мелькали залы, переходы, лестницы, темные
тупики, стража в золоченых латах, с копьями и мечами, стража в латах из
черной кожи, вооруженная бичами из кожи гиппопотама. Края таких бичей
режут острее железа. Указывая на них, Каппадокиец с хохотом кричал:
своей клички: носорог - редкий зверь, и охота на него опаснее слоновой.
тысячам слуг, прислужников, прислужниц добавились сопровождающие
патрикиев, сенаторов, логофетов, служащих префектуры, судей. Сановники и
чиновники спасались вблизи базилевса, одни из страха перед охлосом, другие
- чтобы не быть впоследствии обвиненными в соучастии. Каппадокиец с
руганью разбрасывал мешающих. Выхватив у кого-то трость, бывший префект не
скупился на удары. Влетев в пустой тупик, Носорог забарабанил в дверь,
едва различимую в полутьме. Дверь открылась, Иоанн склонился в шутовском
почтении:
ждали хозяина.
ушах. Ловкие руки стаскивали со светлейших далматики, набрасывая плащи из
нежного меха - было прохладно. К столу треугольной формы были приставлены
упругие мягкие ложа. Массажисты, успев разуть хозяина и гостей, разминали
и разглаживали мускулы ног, почесывали пятки, создавая приятное ощущение
отдыха.
думаешь, ты один воруешь из старых книг? Я всюду совал нос. Твой Лукулл
был дурак, он давился от тщеславия. Я жру для себя, я всегда хочу есть. У
меня голод сидит в костях, в костях! Понимаете, несветлейшие? Мой отец
голодал, мой дед голодал. Будь они прокляты все, от самого Адама они сохли
от голода и умирали от зависти к сытым. Уж я-то знаю, как смотреть в рот
тому, кто ест. Забудешься, слюна сама течет, и грудь мокрая, будто палач
выставил тебя к столбу и тебя успела оплевать сотня зевак. Вам не понять,
вы из сытых.
теплицах, опустились на головы сотрапезников. Руки, будто не
принадлежавшие телам, нагружали стол блюдами. Раздражающе пахнуло жареным
мясом, дичью, острыми приправами из чеснока, перца, гвоздики, муската,
ванили. От чаш с соблазнительными бликами жира поднимался легкий пар,
чистый запах лимонов и апельсинов перебивался другими, сложными, манящими.
Поварское искусство обязано вызвать жажду и жадность.
ловко плеснул вином из кубка на каменный выступ в стене, формой похожий на
храмовый налой.
пронзал копьем многоглавого змея.
такое для хозяев уши их слуг, бывший префект говорил шепотом.
как рогом.
Каппадокиец расхохотался. - Так твои ищейки остановились на моем пороге?
Ты не знаешь, что мне за столом служат либо глухие, либо глухонемые?
Ученые обезьяны... Что касается Единственного, я Его люблю. Для меня Он -
все. Я прицепился к Нему ничтожным. Он сотворил меня, как бог. Я все знаю,
я умнее дьявола. Я умнее тебя, Трибониан, в пять раз, тебя, Евдемоний,
тоже в пять. Вы, в своем роде, стоите один другого. А Он умнее меня в сто
раз. Мы все тупицы. Врешь, я тупица лишь перед Ним, - поправился
Каппадокиец. - Возлияние! Да, для Него я сделаю все, чего не сделает и...
- Иоанн хотел назвать Феодору, но вовремя остановился. - Словом, я часто
желал превратиться в Елену Прекрасную либо в царицу Савскую... Впрочем,
пейте, ешьте!
квестора осенила улыбка, ироническая и растроганная. - О мудрейший из
мудрых, который хотел бы уметь изменять свой облик и пол! Успеха тебе!
Некто в подобной попытке, как говорят, превратился в осла. Но ты слишком
хитер, чтобы с тобой приключилось такое. Поговорим лучше о любви к
Божественному. Подумай. Не во искушение судьбы будь сказано - подданные
привыкли к насильственной смене автократоров. Но знаешь ли ты, что
постоянно повторяемое действие, что привычки народов, делаясь
о б ы ч а е м, переходят в з а к о н? И - против существующего не спорят
- деяние, отвечающее привычкам народов, представляется им правом,
основанным на добродетели. Поясню примером. Не потому ли столь легко
утвердился на престоле... ну, скажем, базилевс Омега и но потому ли столь
же легко его сверг базилевс Пси?
устах ритора. Он говорил опаснейшие слова. Но в мозгу Иоанна легист будил
отклики, как если бы сам Иоанн размышлял о подобном. Действительно,
престол империи не прочен. Пусть впоследствии тайные пружины переворотов
обнажались и происшедшее казалось простым, доступным. Но отчего же было
столь доступно ронять базилевсов? Кажется, что Трибониан сумел положить
руку на тайное тайных. И - хорошо выбрал час!
Носорог, со всей его дерзостью, молчит и ждет! Можно продолжать.
троица, единая в ипостасях, подобно отцу, сыну, духу святому. Однако
упорством воздействия можно пересоздать и создать привычки народов. Кому,
как не нам, известны пустота и бесплодие народов, если не поливать их
водой указов, не обогащать удобрением дел, не месить мечом в л а с т и.
Пусть действие постоянно повторяется и то, что было н а с и л и е м,
делается п р а в о м.
италийского Рима, Трибониан произносил отдельные слова, как бы читая
заглавные буквы, что придавало им особую весомость.
п р а в о. Чудовищное и отвратительное для отцов можно сделать
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Сапковский Анджей
Перумов Ник