221), и еще сильнее при первом свидании с сыном:
Эвмеем и богоравным коровником Филотием (XXI, 225 - 227), и также плачет
после зверской расправы с двенадцатью служанками и козоводом Мелантием:
героя:
нисколько не уступал самому психически развитому и тонконервному человеку
наших дней. Вообще, все нравственные чувства и сердечные движения, доступные
нам, были также доступны Гомеровым
слова, т.е. к людям, связанным с ними непосредственною общностью интересов,
но также и относительно чужих и далеких: такими были феакийцы для
потерпевшего крушение Одиссея, - и, однако,
если при всем том лучшие из героев древности со спокойною совестью совершали
такие дела, которые для нас теперь морально невозможны, то это происходило,
конечно, не от недостатка у них личной, субъективной нравственности. К
добрым человеческим чувствам относительно своих и чужих эти люди во всяком
случае были так же способны, как и мы. В чем же тут разница и откуда эта
перемена? Почему добродетельные, мудрые и чувствительные люди гоме рической
эпохи считали позволительным и похвальным вешать легкомысленных служанок,
как дроздов, и крошить недостойных слуг на корм собакам, тогда как ныне
такие поступки могут совершаться только маниаками или прирожденными
преступниками? Рассуждая отвлеч енно, можно было бы предположить, что у
людей той далекой эпохи хотя были добрые душевные чувства и движения, но не
было сознательных добрых принципов и правил, а потому и у лучшего человека
рядом с тончайшими нравственными аффектами могли беспрепятствен но
проявляться порывы дикого зверства, именно по причине простого фактического
характера его нравственности, по причине отсутствия формального критерия
между должным и недолжным или ясного сознания о различии добра и зла. Но на
самом деле такого формальн ого недостатка в античном миросозерцании мы не
находим.
злые природные свойства, но также различали принципиально добро от зла и
признавали, что первому должно отдавать безусловное предпочтение. В тех же
Гомеровых поэмах, поражающих нас иногда своими этическими варваризмами,
понятие нравственного долга выступает с полною ясностью. Конечно, образ
мыслей и выражения Пенелопы и Канта не совсем совпадают между собою, тем не
менее в следующих, например, словах Одиссеевой жены мы встречаем р
ешительное утверждение нравственного добра как принципа вечного,
необходимого и всеобщего.
безусловная непозволительность зла, была в уме древних, как и в нашем; но,
может быть, важная разница между ними и нами в нравственной оценке одних и
тех же поступков происходит от и зменения в самом содержании нравственного
идеалами Что благодаря евангелию наш идеал добродетели и святости гораздо
выше и шире гомеровского, - это не подлежит сомнению. Но также несомненно и
то, что этот совершенный нравственный идеал, принимаемый тольк о
отвлеченно-теоретически, без объективного воплощения, не производит никакого
изменения не только в жизни, но и в действительном нравственном сознании
людей, нисколько не возвышает их практического мерила для оценки своих и
чужих поступков.
которые со спокойною совестью и даже сознанием своей нравственной
обязанности и заслуги относились к предполагаемым врагам своей церкви еще с
большею жестокостью, чем Одиссей к врагам
американские плантаторы, принадлежа к христианскому вероисповеданию, тем
самым не стояли под знаменем безусловно высокого нравственного идеала? и,
однако, они не только на деле относил ись к своим черным невольникам вообще
не лучше, чем язычник Одиссей к своим неверным слугам, но и считали себя в
этом (подобно ему же) правыми; следовательно, не только их дела, но и их
жизненное сознание оставалось не затронутым тою высшею правдою, кото рую они
отвлеченно-теоретически признавали.
подвигах елатомского помещика К-рова, процветавшего в сороковых годах
настоящего столетия. Кроме того, что многие крестьяне (особенно дети) были
им замучены до смерти, следствием обнар ужено, что в имении К-рова не было
ни одного неизбитого крестьянина и ни одной крепостной девушки непоруганной.
Но особенно важны не эти "злоупотребления", а отношение к ним общественной
среды. На повальном обыске в Елатомском уезде большинство дворян от озвались
о К-рове, что он "истинно благородный человек". Иные к этому прибавляли:
"К-ров - истинный христианин и исполняет все христианские обряды". А
предводитель дворянства писал губернатору: "Весь уезд встревожен по случаю
бедствий господина К-рова".
ответственности, и елатомское дворянство успокоилось (Очерки из ист. Тамб.
края, исслед. И.И.Дубасова, вып. 1, Тамбов, 1890, стр. 162 - 167). Таким же
сочувствием в своей среде пол ьзовался другой, еще более знаменитый
тамбовский помещик, кн. Ю.Н.Г-н, про которого, однако, не без основания
писали шефу жандармов: "И сами животные при встрече с Ю.Н-чем инстинктивно
прятались куда попало" (там же, стр. 92).
никакой существенной и прочной перемены в жизни и нравственном сознании
людей относительно несвободной части населения не совершилось. Те же
бесчеловечные отношения, которые одобря лись в гомерическую эпоху древними
эллинами, они же считались дозволительными и у американских и русских
рабовладельцев в первой половине XIX века. И если теперь эти отношения нас
возмущают, то это повышение этических требований произошло не в те три тыс
ячелетия, а лишь в три последние десятилетия (для нас и американцев, а для
Западной Европы несколькими десятилетиями раньше). Что же случилось в это
недавнее время, что произвело в столь короткий срок такую перемену, какой не
могли совершить долгие века
нравственная идея, новый, более высокий нравственный идеал?
чем тот, который открылся восемьнадцать веков тому назад, придумать нельзя.
Этот идеал был известен "истинным христианам" американских штатов и русских
губерний. Никакой новой идеи
идея, ограниченная субъективною сферой личной нравственности, не могла
сделать в течение тысячелетий, она сделала в несколько лет, когда
воплотилась в публичной силе и стала общим де лом. При весьма различных
исторических условиях и в Америке, и в России организованное общественное
целое, обладающее властью, решило положить конец слишком грубому нарушению
христианской - Божьей и человеческой - правды в общественном строе. В
Америке э то было достигнуто ценою крови, страшною междоусобною войною, у