от Терновщины еще сильнее доносится гомон разгулявшейся свадьбы... Ой, у
пол! криниченька, там холодна водиченька!..
солнцем и пчелами. Не хочется отсюда уходить, со всем этим неохота
расставаться. Во имя чего природа так щедро создает прекрасное? Что за
музыка повсюду звучит? Что за сила тут пробивается сквозь былую жизнь,
сквозь множество ее видоизменений?
этом прекрасном мире всегда.
чем идти догуливать свадьбу. Повечерело уже. Воздух теплый, душистый.
Вызвездило небо.
одна... Эта упала где-то за Латышевой горой...
Признается, что порою грустно ему бывает тут ""ез людей, особенно осенью,
в ненастье, когда ветры шумят, а ночи такие длинные... И еще поверяет нам,
как в годы оккупации со страхом ждал, что вот-вот возвратится из небытия
Винник Роман и станет сводить с ним счеты, выяснять то да се, спросит Мину
и о том сыче, зловещей птице ночи, севшей когда-то на Романову хату...
Иногда воображение рисовало, как темной ночью поведет Роман несчастного
Мину к невыкорчеванным пенькам на месте бывшего сада, станет тыкать носом
в те пеньки, а потом в заброшенный колодец толкнет... Ничего подобного не
произошло, зато приключилось с Миной нечто такое, что и поныне терзает
его, просто загадка, которую он никак не может разгадать!
ненастную осеннюю ночь полевой госпиталь, продвигаясь к фронту, прибыл с
Выгуровщины и остановился в нашей слободе ночевать. Дождь, бездорожье,
жилья не хватает, пошли под госпиталь и хаты, и всякие постройки, которые
враг при отступлении не успел поджечь, пришлось медикам даже на толоке
раскинуть армейские брезентовые шатры. Мина Омелькович, который тогда еще
не выкашлял лагерь и страдал глазами, решил обратиться к фронтовым врачам,
может, чем помогут. Зашел к ним в самый большой шатер, освещенный гильзами
с фитилем, и случилось так, что женщина-врач, которая взялась глаза Мине
закапывать, во время процедуры спросила вдруг - он чуть со стула не упал
от неожиданности:
полушепотом, душа в нем прямо обмерла с перепугу или сам не знает отчего.
свою очередь осведомился он у врача.
вас его теперь, кажется, Романовщипой называют?
мере, уверяет Мина теперь.
такая молодица, вернее, военная женщина, с погонами, в сапожках и в
пилотке, и коса на затылке тугим узлом закручена, ну точно, как у той...
Хотя глаза и слезились, косу он заметил почему-то прежде всего: не
уничтожило горе, не объели эти самые...
врачиха фронтовая? И почему она, несмотря на то, что ночь стояла хоть глаз
выколи, и грязища на дворе - ноги не вытянешь, изъявила вдруг желание,
чтобы Мина повел и показал ей, врачихе, нынешнюю Романовщипу... До смерти
испугался тогда Мина, представив себе, как ведет он в осеннюю темень
женщину с револьвером, чтобы показать ей тот самый пустырь, где всего лишь
несколько пеньков торчит после пронесшихся здесь бурь, после того, как сыч
в одну из ночей сел со своим криком зловещим на Романову хату!
Представилось Мине, как ходит эта женщина в своих сапожках по
несуществующему саду, как прислушивается к чему-то в глухой полночи, в
сплошной темени, а потом внезапно к своему провожатому: "Так это вас нужно
благодарить, Мина Омелькович?" К счастью, выручила в ту ночь Мину тревога,
пе пришлось ему оказать врачихе тяжкую эту услугу: прозвучала команда
госпиталю срочно собираться, прибыл приказ к утру быть уже возле Днепра,
откуда всю ночь слышался нарастающий гул...
чудодейственными, прояснилось у Мины зрение, и даже за версту он теперь
способен распознать, кто там едет или идет по дороге.
нас Мина Омелькович с некоторым беспокойством.- У которой косы узлом
из-под пилотки, как вы, хлопцы, думаете, кто?
будто проводит борозду он там по небу.
поднимаемся, чтобы уйти, и в голосе его улавливаем нотки лебезящие, совсем
ему не свойственные.
райского уголка...
там, где белые ночи, и даже неплохо живет, будто бы обмолвилась: тоскую по
черным ночам Украины... Возможно разве такое?
переставая тут всему удивляться. Эта Романовщипа, неувядающая земля, или
кто-то в самом деле заворожил ее, чарами наполнил, чтобы вечно она так
влекла к себе? Иль вправду на этом месте, как Мина говорит, кем-то "каша
зарыта"? Ведь пустырем была столько лет, с грудой самана да с терновником,
где лишь скот клочья шерсти оставлял, а сейчас снова жизнь тут воскресла,
возродилась, снова чья-то сила и любовь поднялись в небо стройными
тополями!.. Нс уходит отсюда жизнь! Место, наверное, такое удачное, чем-то
приметное среди других наших черноземов, недаром Роман на нем в свое время
глаз остановил. И послевоенные терновщанские трактористы тоже облюбовали
это местечко, именно его выбрали под свой полевой стан. Вначале вагончик
дырявый поставили, давал в осеннюю непогодь кое-какой ночлег трактористам,
а теперь уже крепкая, добротная усадьба разрослась.
звездами Романа-степняка, для новых поколений он существует скорее как
личность наполовину мифическая, как тот, кто ходил тут когда-то в пчелиной
кольчуге, кто, поселившись в степи, жил как бы в иные времена и при другом
климате: выращивал сад, разводил пчел, имел будто бы охранную грамоту от
всеукраинского старосты Петровского, а потом в ту всеохватную бурю, когда
других сносило, его тоже подхватило и понесло, точно с дерева осенний
листик... Конечно, могла быть и "промашка", как кое-кто из старших
признает, но какие, мол, великие события происходят без промашек?
полевой стан, возникший тут словно по чьему-то случайному желанию, пустил
уже мощные корни, мастерские и жилье механизаторов имеют вид не временный,
они построены надолго, под крышами ласточки уже гнездятся охотно, выводят
птенцов даже в мастерских - при грохоте, среди железа. И сад разрастается,
дарит людям плоды, защищенный, как и когда-то, живой колючей изгородью от
хлестких полевых ветров. Сложился новый очажок человеческой жизни, где все
стало другим, где неизменными, может быть, только и остались, что это
половодье солнца, стремительное мелькание ласточек днем да ночной шелест
тополей от малейшего дуновения ветерка... Среди механизаторов много таких,
что выросли уже после войны, и для них самый старый человек на.
хранитель местного правопорядка. Словно, неподвластный времени, давний,
анахроничный, существует он, вроде полузабытый всеми, и загоревшие
здоровяки с крепкими плечами, усаживаясь после работы за столы, обращаются
к нему, главным образом, чтобы пошутить:
красавице чаровнице, что когда-то здесь парией обвораживала: днем прячется
от людских глаз, а ночами готовит звездную воду, с косами до пят бродит по
саду, и месяц щекочет упругое тело молодое, ласкает груди, налитые
солнцем, будто две сочные груши...
вовсе отсутствует, про наладку комбайнов парни речь ведут, и лишь спустя
некоторое время кто-то снова бросит взгляд на сторожа и скажет, будто
проникаясь сочувствием:
Когда ни звезды в небе, ни живой души в степи, правда, страх берет?
вроде бы идя на выручку, отвечает за сторожа:
тогда можно охранять.
они как бы отплачивают Мине Омельковичу за то постоянное угрюмое
Херберт Фрэнк
Круз Андрей
Каргалов Вадим
Березин Федор
Шилова Юлия
Пехов Алексей