достойно, не по-мужски, а он такое натворил и не понимает:
бакалейщик наверняка откажет мне в кредите. И, что самое скверное, нес-
частный мальчишка не сойдет с этой дорожки, покуда не выродится в пер-
воклассного газетчика и первоклассного негодяя.
вы окажетесь скромным орудием его спасения. Почему вы не даете мне дви-
нуть ему хоть разок. Я бы тоже рад приложить руку к его спасению.
шая душа.
покачал головой Мартин. - Боюсь, понапрасну я натрудил руку. Этого моло-
дого человека не исправишь. В конечном счете он станет весьма знаменитым
преуспевающим газетчиком. У него нет совести. Уже одно это приведет его
к славе.
пеща, что Бриссенден запустит в него бутылкой, которую еще сжимал в ру-
ках.
"Мы заклятые враги общества, - оказывается, сказал он во, время ин-
тервью. - Нет, мы не анархисты, мы социалисты". Репортер заметил ему,
что между двумя течениями разница как будто невелика, и Мартин в знак
согласия молча пожал плечами. Лицо у него, оказывается, резко асиммет-
ричное, описаны и другие признаки вырождения. Особенно бросаются в глаза
руки типичного убийцы и свирепый блеск налитых кровью глаз.
ниципальном парке и что среди анархистов и социалистов, которые там бу-
доражат умы, он привлекает больше всего народу и произносит самые рево-
люционные речи. Молокосос живо описал жалкую комнатушку Мартина с керо-
синкой к единственным стулом и его приятеля, жуткого бродягу, который,
выглядит так, будто он только что вышел из одиночной камеры после двад-
цати лет заточения в крепости.
разнюхал о родных Мартина и сфотографировал лавку Хиггинботема, а перед
ней-хозяина, Бернарда Хиггинботема собственной персоной. Сей джентльмен
был изображен как рассудительный, исполненный достоинства коммерсант,
которого глубоко возмущают социалистические взгляды шурина, а сам шурин,
по его определению, бездельник и лодырь, не желает устраиваться на рабо-
ту, когда ему предлагают, и наверняка угодит за решетку. Было взято ин-
тервью и у Германа Шмидта, мужа Мэриан. Он назвал Мартина паршивой овцой
их семейства и решительно отрекся от него. "Он пытался тянуть с меня де-
нежки, но я живо его отвадил, - сказал Шмидт репортеру. - Знает, без-
дельник, что у нас ему не поживиться. От человека, который не хочет ра-
ботать, хорошего не жди, можете мне поверить".
забавляло, но его уговоры не утешали Мартина, который понимал, что
предстоит трудное объяснение с Руфью. Ну, а ее папаша, несомненно, в
восторге и уж постарается извлечь из случившегося все, что можно, чтобы
расстроить помолвку. Как постарался мистер Морз, Мартину пришлось узнать
очень скоро. Послеобеденная почта принесла письмо от Руфи. Предчувствуя
беду, Мартин вскрыл письмо и прочел тут же, возле двери, едва получив.
Читая, он машинально полез в карман за табаком и бумагой, как бывало,
пока он не бросил курить. Он не сознавал, что карман пуст, не сознавал
даже, чего ищет.
ке, с начала и до конца, чувствовалось, что Руфь оскорблена и разочаро-
вана. Он обманул ее ожидания. Она надеялась, что он одолеет свою ребя-
ческую необузданность, сумеет оценить ее любовь к нему и научится жить,
как подобает серьезному и порядочному человеку. А теперь ее родители ре-
шительно потребовали, чтобы она порвала с ним. Она не может не признать,
что у родителей есть для этого все основания. Они с Мартином не пара и
не могут быть счастливы друг с другом. Все это было ошибкой с самого на-
чала. Лишь об одном пожалела она в письме, и это больно задело Мартина.
"Если бы только Вы поступили на службу и попробовали себя на каком-ни-
будь поприще, - писала она. - Но этого просто не могло быть. Слишком су-
масбродной, беспорядочной была прежде вся Ваша жизнь. Я понимаю, это не
Ваша вина. Вы могли поступать только в соответствии со своим характером
и воспитанием. И потому не виню Вас, Мартин. Пожалуйста, помните об
этом. Просто мы совершили ошибку. Мои родители были правы, мы не созданы
друг для друга, и следует радоваться, что это выяснилось не слишком
поздно... Не пытайтесь увидеться со мной, - писала под конец Руфь. -
Встреча была бы трудна и для нас обоих, и для мамы. Я чувствую, что и
так доставила ей слишком много мучений и тревоги. Мне понадобится, много
времени, чтобы искупить свою вину".
ответ. Он коротко пересказал свое выступление на собрании социалистов и
подчеркнул, что оно было прямой противоположностью речам, которые припи-
сала ему газета. А конец письма был страстной мольбой влюбленного, взы-
вающего к любимой. "Прошу тебя, ответь, - писал он, - и напиши лишь об
одном. Ты меня любишь? Только на этот единственный вопрос я жду ответа".
ронутый на столе, а под столом с каждым днем росла гора возвращенных ру-
кописей. Впервые богатырский сон Мартина нарушила бессонница, и долгими
ночами он без сна ворочался с боку на бок. Трижды звонил он у двери Мор-
зов, и служанка, открывавшая дверь, трижды не впускала его. Бриссенден
лежал больной у себя в гостинице, не в силах выйти, и хотя Мартин часто
навещал его, но не хотел беспокоить своими неприятностями.
са-репортера оказалось еще больше, чем предвидел Мартин. Бакалейщик-пор-
тугалец отказал ему в кредите, а зеленщик, который был чистокровным янки
и гордился этим, назвал его предателем родины и вовсе отказался иметь с
ним делопатриотизм его так разыгрался, что он перечеркнул счет Мартина,
пусть предатель и не пытается отдать ему долг. Подобные же настроения
чувствовались и в пересудах соседей, их возмущение разгоралось с каждым
часом. Все отвернулись от предателя-социалиста. Несчастную Марию одоле-
вали сомнения и страхи, но она по-прежнему была предана Мартину. Соседс-
кие ребятишки оправились от благоговейного трепета, который им внушил
приехавший однажды к Мартину великолепный экипаж, и с безопасного расс-
тояния обзывали его "лодырем" и "бродягой". Однако выводок Сильва реши-
тельно стоял за него, дал не один жестокий бой, защищая его честь, и, в
придачу, ко всем Марииным волнениям и заботам, теперь дня не проходило
без синяков и расквашенных носов.
то, чего и следовало ждать:
его ноги не было у них в доме.
где-нибудь работу, остепенись. А поутрясется все, забудется, тогда и во-
ротишься.
нишь? Он был потрясен тем, какая пропасть непонимания разверзлась между
ним и его родными. Никогда не перебраться ему через эту пропасть, не
объяснить свою точку зрения, ницшеанскую точку зрения на социализм. Нет
таких слов в его родном языке, да и в любом другом, языке, чтобы растол-
ковать им его взгляды и поведение. По их понятиям, для него самое пра-
вильное найти постоянную работу. С этого они начинают и этим кончают.
Таков их лексикон прописных истин. Найди место! Устройся на работу! Нес-
частные тупые рабы, думал он, слушая сестру. Неудивительно, что мир при-
надлежит сильным. Рабы помешаны на своем рабстве. Для них работа - золо-
той идол, перед которым они падают ниц, которому поклоняются.
знал, завтра не миновать идти к ростовщику.
три, поостынет он, тогда, глядишь, и возьмет тебя, если захочешь, возчи-
ком, товар возить. А если во мне какая нужда, пошли за мной, я-то приду.
Не забывай.
этой неуклюжей походки жалость пронзила Мартина. Он глядел вслед сестреб
и здание ницшеанского учения словно бы пошатнулось и закачалось. Отвле-
ченное понятие "класс рабов" - это ладно, но в применений, к собственным
родным такое определение не слишком подходит. И, однако, если есть на
свете рабы, попираемые сильными, так сестра Гертруда-олицетворение раба.
Этот парадокс заставил Мартина свирепо усмехнуться. Хорош ницшеанец, до-
пустил, чтобы твои взгляды поколебались при первом же сердечном порыве,
при первом же душевном волнении; это в тебе самом пробудилась мораль ра-
ба, - вот, по сути, что такое твоя жалость к сестре. Истинные аристокра-
ты духа выше щах рабов, это всего лишь мука и пот отверженных и слабых.
рые Мартин разослал по журналам, вернулись и лежали под столом. Только
одну он отправлял снова и снова - "Эфемериду" Бриссендена. Велосипед и
черный костюм опять были в закладе, и агентство проката пишущих машинок
вновь беспокоилось из-за арендной платы. Но все это больше не волновало
Мартина. Он пытался заново обрести в этом мире почву под ногами, а до
тех пор ничего он не станет предпринимать.
на улице Руфь. Правда, ее сопровождал брат, Норман, и они хотели пройти
Контровский Владимир
Майер Стефани
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Каргалов Вадим
Сапковский Анджей