Или хоть один свой продать? У них небось есть где еще взять, а мне негде,
понял. Деньги есть, а негде. Сечешь? А надо позарез, в Москву еду. Ты их
хорошо знаешь? Продадут, нет? Если что, с меня пузырь. Спросишь?
коей испытывал ненормальную привязанность) фуражкой и отправился восвояси, а
дембельнувшийся и ехавший поступать некоторое время смотрел вслед
удаляющемуся проводнику, прикидывая, должно быть, подведет киряла или нет.
огорчимся,- обидно, Егор Гаврилович разговора не слышал. Вполне вероятно,
рассерчал бы не к вечеру следующего дня, а прямо сейчас, прогневался бы, да
не на наших несчастных путешественников, а на субъекта, осуждения
(безусловно, тут сугубо личное мнение автора) куда больше заслуживавшего.
Но, увы, одними лишь неопределенными подозрениями пробавлялась в тот момент
поэтическая фантазия Гаврилыча.
Семиручко, Остяков уже невзлюбил, поскольку имел неуемный малый глупость,
красок и эмоций не жалея, перед самым Барабинском расстроить бесконечно
Егора Гавриловича, поведав с кровожадным восторгом, как он, Семиручко,
одними руками темной ночьюпередушил дюжину напавших на заставу (да-да.
писателю представился пограничником) узкоглазых.
неисчислимые страдания. Холодность, злоба и отсутствие милосердия меж
современников мучили писателя. И в своем, между прочим, "Балакире" говорил
он об этом на каждой странице, и доискивался до истоков людского
бесчувствия, и устами непогрешимого деда Ишки объяснял, отчего добро и
справедливость народ чтить перестал. От корней просто оторвался, от земли -
прародительницы жизни, русской свето- и мироносной почвы.
не здоровье ее, не радость и оптимизм лишали поэта покоя и сна, а
сатанинская тяга к ложным ценностям, презрение к избе, очагу и парному
молоку. Не мог смириться Остяков с тем, что падко молодое поколение на блеск
и мишуру бездушной, на отчуждении и жадности выросшей цивилизации и
соблазняется каждодневно безнравственными и бесчеловечными ее идеалами.
хрестоматийный тип, типаж еженедельных упражнений отечественной
публицистики. Открытий нам уже не сделать, и потому - Бог с ним.
счастливых времен злобинского метода и щекинского эксперимента, о тех, кому
еще покуда и неведомо, быть может, чего домогался, что выпрашивал этот самый
Семиручко, кстати, служивший в самом деле, но не в особых фантастических
частях: не в десанте, не во флоте и вовсе не в пограничных войсках КГБ СССР,
а уволенный в запас (правда, на две недели раньше других) с должности
водителя УАЗа командующего Н-ским транспортным авиаполком.
Ледовитом океане? Мятежного барона, сокрушенного легендарным главкомом
Фрунзе и забытым командармом Думенко?
кого на горле пальцы еще не сжимавший и сам лишь единожды, и то в шутку и на
мгновение, лишенный кислорода тремя старослужащими воинами, с коими, еще не
будучи водилой комполка, в самом начале армейской жизни не захотел махнуться
новенькой пилоткой и ремнем), ефрейтор Семиручко хотел незаслуженных знаков
отличия, почестей и привилегий.
"рэнлер", а если verbatim, то Wrangler), надумал поместить свой зад и обе
нижние конечности в мaлопоношенное (pre shrunk) изделие фирмы Blue Bell.
вытиравшееся и линявшее индиго платили от шестидесяти до восьмидесяти и
максимум сто десять. И не шахтеры и аппаратчики химпрома в кассу
центрального универмага, а из рук в руки лишь посвященные, лишь крещенные
той baby, которая пришла
букваре, между Animals и Rolling Stones, вписаны синим и золотым Lee и
Levi's, а между Jefferson Airplane и Frank Zappa - Super Rifle и Wrangler.
Это твои слова, атрибут, образ (не Монтана, по, по, по, и не Ливайс), а
здесь, где глаз людей обрывается куцый (от Москвы вширь и ввысь, от вечной
мерзлоты до субтропических окраин), еще и Miltons, Vaquero и даже Odra,
предварительно сваренные с отбеливателем "Лебедь".
неизъяснимая и непобедимая Шизгара в этом циркулярном словосочетании,
экономная экономика, масло масляное, сорочка из сороки). Brooklyn, Blue
Dollar и F.О.5.- это был символ Великого Шиворот-Навыворот, знак, форма
придворная - и камзол, и эполеты, и лосины in one piece. Чудо, testimony, не
изнашиваемое доказательство бессмысленности всех правил и нравоучений, в
джинсах вы вольны спать, есть, перемещаться в общественном транспорте,
бегать, заниматься любовью, выступать на мужских ристалищах и при этом
никогда не стирать that garment и не гладить, потому что it always brand
new.
они не играли и не заигрывали, они были, были детьми и верили в наоборот и
потому к галстукам своего дебюта добавили пиджаки без воротников. Они всем
показали, how to correctly miswear the cloth, и волосы, волосы, волосы,
майки, майки, заклепки, бахрому, сумки из противогазов и сахарных мешков,
бусы и ремни.
нет, не деньги за них отдавали тогда, душу выкладывали и верили - навечно,
первой потерей, они из рубища, из мантии и доспехов превратились в fashion
item. И, Боже, выбелился не шов, а стрелка от ежедйешюго ironing, и синее
счастье сплелось с желтым цинизмом, и стало вдруг путаться индиго в полах
дубленок и выпрастываться из распахнутых дверей белых жиг.
многое другое. Креститься не умели и грома даже не ждали. Колесо катилось,
roll up, roll up to the magical mistery tour, roll up, и все желания вот-вот
должны были стать явью.
кощунством, богохульством, вроде, скажем: "Фронтовики, продайте ордена".
какой-то дупель с бабками сейчас мне плел в коридоре насчет синек какую-то
муру. Чего, может, сообразим какую-нибудь туфту, чтобы ему, козлу, впарить
за сотню-полторы?
секунду Смур. Он повернулся к медсестре и, подмигнув сразу и глазом, и
носом, и губой, предложил: - А вот пусть Лавруха свои продаст.
КОНДУКТОР, НАЖМИ НА ТОРМОЗА
подвижность левого века. Разрешите перевести часы на сутки вперед. Впрочем,
серебряную, в вечные "перегонки" втянутую троицу можно и не трогать, пусть
показывает двенадцать с копейками, а несколько секунд, потраченных на
плутовскую гримасу, можно вообще не заметить, итак, автор обрывает листок
календаря с цифрой "два", гостеприимно приглашая всех (пропуская вперед в
лучших литературных традициях) в третье июня. В самое начало первого часа,
прямо в тот миг. когда настойчивыми рывками, чередовавшимися с паролем
чуваки, откройте". Лысый вынудил Винта приподняться, свеситься с верхней
полки и щелкнуть собачкой, вернувшей язычку замка свободу.
проем лицо, плечо и руку. Тут же, однако, смущенный собственной
беспардонностью, добавил: - Добрый день.
духовного возрождения? Полагаю, да, и, кстати, народная, невезучим Остяковым
сохраненная и приумноженная мудрость не отрицает подобной возможности, без
колебаний увязывая телесное благополучие с интеллектуальным.
чистоте? Отчего до сих пор сердил Мишка проживающего, как принято считать, в
маминой bedroom Мойдодыра? Что он делал все это время? Спал, мои милые.
Сутки? Да, почти что. Лысый пробудился минут сорок назад, даже нет, глубокий
сон перешел в чуткую, еще сладкую дремоту куда раньше, но резко и
окончательно к реальности Грачика три четверти часа тому назад вернуло
радио, пластмассовую ручку громкости которого второй день с поразительной,
ввиду совершенной бесплодности, настойчивостью вертел туда и сюда
непоседливый, тишины и мерной переклички колес не терпящий молодой человек
по имени Анатолий Семиручко.
восторженный дикторский баритон или уж хотя бы гэкающую скороговорку доклада
о ходе выполнения последнего постановления на Полтавщине, как вдруг без
всякого предупреждения у выходного светофора станции Чад (не Африка,
Афанасьев Роман
Самойлова Елена
Никитин Юрий
Акунин Борис
Прозоров Александр
Майер Стефани