хранителем традиции. Адвокат улыбнулся при этой последней мысли, несмотря
на дрожь, на колотящееся в груди сердце, на пересохшую глотку. И, сделав
последний крутой поворот в тень болотистой равнины, Эндрюс кивнул сам
себе.
магний, языки пламени, и даже совсем далеко, в Джелибеле и Порт-Херроде
был виден этот свет. Как будто теперь церковь горела на чистой памяти,
памяти о крови и плоти и свечном воске, вырвавшейся из-под контроля
памяти, и горе с любовью смешались в адском спектакле, и вскоре фундамент
стал проседать, и грохот падающих бревен был как симфония орущих на
пределе сил голосов, возвещающих Апокалипсис.
фигура.
горячечный мозг: любимый день-рожденный подарок давних лет - набор
матрешек. Они лежали в красивой коробке зеленовато-голубого шелка,
обвязанной лентой из розовых сердечек, и сами матрешки были раскрашенными
вручную фарфоровыми фигурками - младенцами в шелковых пеленках и с шапкой
длинных блондинистых волос. Всего их было шесть, и каждая разнималась
посередине, и фигурка поменьше плотно входила внутрь. Эти матрешки
касались чего-то тайного, скрытого в сердце феникса. Желания быть частью
целого, быть защищенной.
дыхание печи, Мэйзи не могла выбросить из головы воспоминания об этих
куклах. Только секунду назад она вложила _сама себя_ в тело мертвеца. Она
привязала собственные пальцы к его мертвым фалангам, как к болвану
чревовещателя, и держала его вертикально столько, чтобы успеть навести
мушку на ветровое стекло адвоката и выстрелить. Она сама стала
вкладывающейся куклой, и одновременно кукольником, и когда она дала упасть
огромному телу, иллюзия сработала как гипноз. Звук упавшего на пол портала
тела Мариона был похож на стук упавшей бычьей туши о цемент.
невыносим, легкие вскипали от раскаленного воздуха, и Мэйзи решила, что
пора убираться к чертовой матери. Она повернулась, перепрыгнула через тело
- искры впились в каблуки - и побежала вниз через ступеньку.
огни пожарных машин, со всех сторон выли сирены патрульных, и скоро здесь
будут кишмя кишеть полицейские. Мэйзи бросилась через стоянку, легкие ее
горели, ноги окаменели и ныли после напряжения в церкви, ныли синяки на
спине там, где упала закрывшая их доска. Рюкзак хлопал по спине, но это ее
больше не волновало. Она была профессионалом, и она знала, какие
инструменты и материалы нужны для подобной работы.
грим и ворча:
на колени рядом с ним и осматривая его лицо в поисках настоящих
повреждений. С юга приближался вой сирен, ревели двигатели.
я налеплю ее на лицо.
поисках осколков стекла или реальных ран. Нашла только следы сажи - и,
разумеется, пятна крови Мариона. Слава Богу, Мэйзи училась сценическому
гриму в те времена, когда была слишком бедна, чтобы купить настоящий
товар. И она изучала свое ремесло на самодельных средствах и так освоила
химию грима, что могла бы написать учебник.
церкви. За основу она взяла расплавленный свечной воск. Смешав его с
опилками, придала ему шероховатый вид, какой следует иметь входному
отверстию раны. Сделала из него тонкую нашлепку, привязанную к пакету с
кровью Мариона, который Мэйзи сложила из оторванного кармана собственных
джинсов. Весь фокус был - составить этот план в последнюю минуту,
скорчившись в огненном туннеле и глядя, как Джо перестреливается с
Марионом. Может быть, ее на эту мысль навело зрелище Мариона, получившего
последние три пули в грудь и упавшего, как ствол дерева, рухнувшего на пол
в сполохе искр. Скорее же ее вдохновила любовь к Джо, внезапное осознание,
что ему никогда не ускользнуть от собственной жизни, что вечно будет идти
на него охота. И его собственная смерть - единственный ответ.
плечо на огонь. Пламя расползалось по земле, занимались валежины и старые
пни, вспыхивали снопы искр, издали мелькали на деревьях мигалки полиции. -
Надо уносить ноги.
выдохся начисто.
хаос у церкви, Мэйзи почувствовала себя странно преображенной. Они,
разумеется, двигались медленно, ноги засасывала грязь, раны тянули к
земле, но они были свободны, _свободны_, пара идущих мертвецов, и они
скоро выйдут на хайвей, и как-нибудь выберутся из страны, и спасутся. И,
осознав это, Мэйзи снова ощутила то же чувство, странное, парящее чувство,
чувство полета, и она посмотрела на Джо и увидела его глаза, огонек
узнавания в них, и знала, что он чувствует то же самое. Они достигли
невозможного.
зад его занемел на каменной скамье. Дневной жар еще висел в воздухе, и
запах эвкалиптов был густ, как москитная сетка. Джо был покрыт испариной,
от которой полотняные брюки прилипли к коже.
часа, ожидая рождения ребенка. Сперва сестра ему сказала, что он может
остаться с Мэйзи в родильном зале, но потом начались осложнения. То ли
ребенок слишком маленький, то ли запутался в пуповине или что-то вроде.
Джо до сих пор по-испански понимал только отдельные слова, а Мэйзи была не
в том виде, чтобы переводить. Она была распростерта на койке, и руки ее
привязаны, чтобы она ими не дергала. Ей явно было очень трудно, и Джо это
убивало.
заспорил, но вскоре понял, что толку не будет. Он мало что мог сказать,
кроме "Нет, спасибо" или "Где ванная комната?". А к тому же ему не
хотелось привлекать внимание к себе или к тому факту, что этого нового
гринго, называющего себя Джон Варгас, разыскивают полдюжины секретных
служб северного соседа. И тот факт, что они с Мэйзи выбрали для
исчезновения такую отдаленную деревушку на западе Сьерра-Мадрес, нисколько
не облегчал положения.
выщербленной выгоревшей на солнце известки в обрамлении разросшейся юкки,
травяных лужаек и веретенообразных мескитовых деревьев. Больница
Санта-Розалия на краю горной деревушки, известной под названием Вилла де
лос Муэртос [Деревня Умерших (исп.)], была единственным медицинским
учреждением на сотню миль вокруг. Мэйзи было спокойнее здесь, среди
горцев, чем внизу, в более современных и более коррумпированных городских
больницах. Когда у нее начались схватки, она настояла, чтобы ехать в
Санта-Розалию. Но Джо с самого момента прибытия нервничал, как трехногий
кот. Слишком много администраторов вокруг. Слишком много бумаг заполнять.
Вот и сейчас к нему по садовой аллее идет администратор с чугунной
физиономией, и, судя по выражению лица старого падре, он вряд ли несет
хорошие вести.
исполненный собственной важности священник. Высокий, сдержанный, жилистый,
с двумя клочками седых волос на голове, священник выглядел за семьдесят и
Николаев Андрей
Лукин Евгений
Влодавец Леонид
Прозоров Александр
Василенко Иван
Соломатина Татьяна