бампером лимузина.
тормозам, потому что дорога оказалась перекрытой. Поперек проезжей части
торчал пыльный зеленый ?жигуленок?, а прямо перед ним, широко расставив
ноги, стоял Канаш. Его каменное лицо было осунувшимся, но спокойным. Он
что-то держал перед собой в вытянутых руках - Чек не видел, что именно, но
догадаться было несложно, поскольку поза Валентина Валерьяновича была словно
позаимствована из старого вестерна или из полицейского боевика.
- успел подумать Чек за мгновение до того, как в лобовом стекле напротив его
лица одно за другим появились четыре круглых отверстия, окруженных
расходящимися лучами мелких трещин. Потом прочный триплекс не выдержал и
разлетелся вдребезги, осыпав упавшего на рулевое колесо Чека дождем мелких
стеклянных призм ***
машину в неположенном месте. Маневр получился довольно неуклюжим, поскольку
Забродов рулил одной рукой, держа в другой сотовый телефон.
того, чтобы предупредить: ничего не предпринимай. Не суйся в эту кашу. Они
все сошли с ума, а самый сумасшедший из них этот Канаш Сиди дома и не
высовывайся. Только тебя там и не хватало.
ни за что бы не сказал. Я не шучу, Забродов. Держись от этого подальше.
прервал связь.
внимания, целиком сосредоточившись на управлении автомобилем. В отличие от
Сорокина, он догадывался, куда мог податься Канаш, а главное, почему он это
сделал. Сорокин был неглуп и вскоре должен был прийти к такому же выводу, но
он руководствовался логикой, а этот путь был длиннее, чем тот, которым шел
Забродов. Он чуял Канаша, как бывалый охотник чует тигра-людоеда, и гнал
?лендровер? на дачу Рогозина, благословляя тот миг, когда Сорокин
проговорился, назвав ему адрес.
Проговорился ли? Может быть, полковник сделал это сознательно, предчувствуя
такой поворот событий?
улицу. Улица была пуста, и в этой пустоте Иллариону почудилось что-то
зловещее. Проезжая по поселку, он видел встревоженные лица копавшихся в
своих огородах дачников, повернутые в сторону рогозинской дачи. По этим
лицам можно было ориентироваться, как по мху на стволах деревьев, который,
как известно, растет с северной стороны. А здесь было тихо и пустынно, как
на обратной стороне Луны. ?Неужели опоздал?? - подумал Илларион,
останавливая ?лендровер? возле перегородивших дорогу ?жигулей?. С другой
стороны он увидел огромный ?бьюик? без лобового стекла. Светлая кожа
водительского сиденья была забрызгана кровью, а сам водитель лежал на
баранке, и в его волосах блестели осколки стекла. Некоторые из них были
красного цвета.
действительно опоздал. Прямо у открытой калитки на посыпанной гравием
дорожке лежал еще один труп.
выстрел.
оставшийся в бардачке револьвер, но возвращаться было поздно.
крыльцо и вошел в прихожую.
очень удобное на вид кресло и уселся в него, закинув ногу на ногу.
деловой и озабоченный. Сорокин ошибся, утверждая, что начальник службы
безопасности сошел с ума. Возможно, так оно и было, но лишь до тех пор, пока
он не закончил дело, прострелив головы сначала Чеку, а затем и Баландину.
Спускаясь по лестнице, он обдумывал план бегства, к которому готовился уже
много лет. Собственно, обдумывать было нечего: он никогда не сомневался, что
уходить придется в экстренном порядке, и заранее подготовил пути для
отступления - Ну что, Канаш, - раздался вдруг смутно знакомый голос,
заставивший его вздрогнуть и резко обернуться, - закончил все свои дела?
Забродова, который с рассеянным видом чистил ногти игрушечным перочинным
ножичком с пятисантиметровым лезвием. - Надо же, какая живучая сволочь...
Ничего, это ненадолго.
- И сильный будет, и подлый будет. И смерть придет и на смерть осудит.
поэзии, поэтому разговора не будет.
смехотворный ножик, которым Забродов только что с невозмутимым видом чистил
ногти, каким-то непостижимым образом вдруг вынырнул из пустоты и вонзился в
его горло чуть правее гортани - туда, где под кожей мерно пульсировала
артерия.
пистолет коротко бахнул, подпрыгнув в его руке, и пуля вспорола обивку
кресла, в котором уже никого не было. Валентин Валерьянович упал на одно
колено, схватившись свободной рукой за рукоятку ножа, и заколебался,
понимая, что струящийся у него между пальцами поток крови превратится в
фонтан, как только он вынет нож из раны. Он снова выстрелил, хотя перед
глазами было уже совсем темно, как будто на подмосковный поселок спустились
преждевременные сумерки.
тобой говорить?
весил не меньше тонны, и стал стрелять, поворачиваясь вокруг своей оси.
Последний выстрел опрокинул его на спину. Пистолет выпал из слабеющей руки.
Потом хлопнула закрывшаяся за Забродовым входная дверь, и этот звук был
последним, что услышал Валентин Валерьянович Канаш.
***
этого ответил на вызов по сотовому телефону. Когда он поднес трубку к уху,
мимо его укрытия одна за другой пропылили три набитые людьми милицейские
машины. Ему даже показалось, что он разглядел сидевшего на переднем сиденье
головного джипа Сорокина.
своего Канаша? Ах, ловишь... Бог в помощь. Что? Я? Да ничего... Ванну вот
принял, а теперь лежу на диванчике - наполовину дремлю, наполовину
размышляю... О чем? Да о поэзии, знаешь ли. Что? Сам ты дурак, хоть и
полковник. Ну и не верь на здоровье... Ну, хочешь, я тебе что-нибудь
почитаю, чтобы ты успокоился? Куда идти? - Он вздохнул. - Грубо, полковник.
Какой пример ты подаешь своим подчиненным?
телефона и запустил двигатель. Илларион торопился, потому что дома его ждала
недочитанная книга, которую ему на три дня одолжил Пигулевский и которую он
никак не мог вернуть старику уже вторую неделю.