Чтение 63–й страницы книги ~У Черных рыцарей~

- Вы, сын мой, вспомнили Нунке. Где у меня гарантия, что не он
уполномочил вас на этот разговор?

- Мое отношение к донье Агнессе и Иренэ. Вы могли заметить - я не
безразличен к их судьбе.

- Вас связывают с ними узы земные, а они непрочны и преходящи.
Обманчивая женская красота скоро вянет, земная страсть иссушает человеческое
сердце, а там, где вчера был цветущий оазис, завтра мертвая пустыня. Ни
единой капли целительной влаги не обретут ваши жаждущие уста, и вы убежите
на край света от того, что только вчера тешила ваш взор. Только живая вера
струится неисчерпаемым источником, постепенно превращаясь в могучий поток.
Не лишайте бедную женщину этого счастья! Она избрала свой путь и должна идти
по нему до конца.

- Аллегории, дорогой падре, хороши, когда за ними хотят скрыть правду.
Поэтому мне не нравится их язык. Я предпочитаю говорить откровенно и прямо:
донья Менендос была для вас лишь орудием, а бедняжка Иренэ жертвой. Вы же, в
свою очередь, стали орудием и жертвой Нунке.

- Вы второй раз упоминаете это имя. Могу я спросить, почему именно мои
отношения с сеньором Нунке так вас интересуют? Вы его подчиненный, его дело
ваше дело, и было бы весьма странно, если б мотивы сугубо личные толкнули
вас на нарушение обязательств чести, которые всегда связывают воинов единой
рати.

- Вы, падре Антонио, уклоняетесь от откровенного разговора. Тем хуже
для вас. Ведь речь идет не только об интересах Агнессы и Иренэ, а, прежде
всего, о ваших собственных. Забудем, что затеяли этот разговор, и вернемся к
рассказу о кортесах. Вы говорили, что в начале восемнадцатого века кортесы
были распущены специальным декретом, но этому предшествовала ожесточенная
борьба каталонцев со значительно более сильной франко-кастильской армией.
Неужели осада Барселоны длилась почти год, а жители сами поджигали свои дома
и кидались в огонь, только бы не попасть в руки врага?

Падре Антонио, погруженный в свои мысли, не ответил. Плотнее
закутавшись в плащ из грубого сукна, накинутый поверх сутаны, он быстро
прошел вперед, словно стремясь согреться, потом круто повернул и сделал два
шага навстречу Фреду.

- Хорошо, поговорим откровенно, - сказал он решительно. - Однако
поклянитесь мне, что о нашей сегодняшней беседе не узнает ни одна живая
душа, даже Агнесса.

- Честное слово, падре!

- К чему вы клоните и почему завели разговор о Нунке?

- Я хочу освободить Агнессу от какой бы то ни было зависимости от вас и
своего шефа. Вывести ее из темной игры.

- Почему темной? Повторяю: цель оправдывает средства.

- Вы, падре, не приблизились к своей цели ни на йоту. Мантия
архиепископа никогда не украсит ваши плечи, ибо Нунке, которого вы так
неосторожно включили в игру, уже сбросил вас со счетов как партнера. Те
небольшие пожертвования, которые с его ведома делала Агнесса, не дали вам
возможности повести задуманное дело так, чтобы ваши заслуги признали и
оценили. Вы не приумножили ни славы католической церкви, ни ее доходов. А
теперь, когда встал вопрос о том, чтобы получить у патронессы школы
постоянную доверенность на право распоряжаться всем ее имуществом и всеми
деньгами, поступающими на ее текущий счет...

- Доверенность? Вы, верно, что-то спутали, сын мои? - В ласковом тоне
падре послышалась плохо скрытая тревога.

- Я присутствовал при этом разговоре. Мистер Думбрайт настаивает, чтобы
Нунке получил такую доверенность в самое ближайшее время.

- Чем объясняется такая поспешность?

- Думбрайт имеет основания опасаться, что донья Менендос попадет под
влияние человека, который воспользуется ее неосведомленностью в финансовых
делах, доверчивостью, наивностью...

- Он назвал эту особу?

- Да. Ее духовника.

- С вашей стороны неосторожно говорить мне это. Ведь я могу опередить
Нунке!

- При одном условии: если я вам помогу!

Молчание продолжалось всего минуту, но Фреду оно показалось нескончаемо
долгим.

- Каковы ваши условия, Фред? - наконец спросил Антонио. - Вы, верно,
захотите получить свою долю?

- Да.

- Какую?

- Свободу для Агнессы и Иренэ. Некую сумму, которая обеспечит безбедное
существование всей семье, включая Пепиту и Педро.

- Объясните, как это сделать практически?

- Паломничество в Рим, о котором давно мечтают Агнесса и Иренэ, не
вызовет у Нунке подозрений, особенно если сослаться на ухудшение здоровья
девочки. Вы своевременно позаботитесь о визах для всей семьи. Деньги,
необходимые для этого, Агнесса предварительно переведет в Швейцарский
национальный банк. Вы поможете устроить Иренэ в санаторий, а где-нибудь
поблизости поселите донью Менендос. После этого Агнесса вам выдаст
доверенность на право распоряжаться ее имуществом... Грубая схема, конечно,
без деталей...

Даже в темноте было видно, как жадно засверкали глаза падре.

- А вы, сын мой? Вы до сих пор ни словом не обмолвились о себе...

- Я уговорю Агнессу уехать, навсегда порвать со школой, "рыцарями" и...
простите, с вами, падре...

- Я не имею права нарушать тайну исповеди. Но скажу одно: она ни за что
не согласится уехать без вас, Фред!

- Это я беру на себя. Агнесса уедет, и вы сможете получить сан
архиепископа за заслуги перед святейшей католической церковью. Все будет
зависеть от вас!

- Вы отказываетесь от женщины, которая вас любит и которую, вероятно,
любите вы, избегаете разговора о материальной компенсации. Что же вы
приобретаете?

- Больше, нежели вы, падре. Значительно больше... В такие вечера мне
все мерещится истинный рыцарь и неутомимый поборник справедливости -
Дон-Кихот Ламанчский. И сегодня мне показалось, что я коснулся краешка его
плаща. На вашей прекрасной земле я становлюсь романтиком. Вас устраивает
такое объяснение?

- Вы живете в Каталонии, а каталонцы не лишены ни здравого смысла, ни
юмора. Здесь, как гласит наша поговорка, даже камни умеют обращать в хлеб.

- Итак, вы согласны на мое предложение?

- Надо подумать, взвесить все за и против... Возможно, и мне придется
надолго покинуть Испанию.

- Это только приблизит вас к Ватикану, к папе, а стало быть и к
намеченной цели.

- В принципе я согласен!

- Тогда я приложу все усилия, чтобы отвлечь внимание Нунке от вопроса о
доверенности. Как бы все ни сложилось, я советую поторопиться с визами,
чтобы они были наготове.

- Может быть, получить визу и для вас?

- Я должен остаться, как это ни печально. А вдруг еще какой-нибудь
камень превращу в хлеб.

- Жаль, что я его не попробую...

- Вам мало того куска, который вы вырвете из-под носа у Нунке?

- Человек ненасытен, сын мой...

"А ты особенно", - подумал Фред, прощаясь с падре. Но, пожимая ему
руку, только многозначительно сказал:

- Все дороги ведут в Рим. Помните это, падре!

ЗА СЕМЬЮ ВЕТРАМИ

А пока дороги вели не дальше Фигераса.

Оставив Шульца на окраине города, у домика, спрятавшегося в глубине
сада, Нунке и Агнесса направились к центральной улице, где размещались
магазины и немногочисленные городские учреждения.

Молодая женщина, такая оживленная несколько минут назад, сидела теперь
неподвижно, уставясь в ветровое стекло машины, и на замечания и вопросы
Нунке отвечала коротко, иной раз даже невпопад, полностью сосредоточившись
на том, чтобы не оглянуться назад, на таинственный дом, возле которого,
ничего не объяснив, чуть ли не на ходу выскочил из машины Фред

Кто живет в этом доме? Почему Фред никогда не говорил, что у него в
городе есть друзья? Может быть, спросить у Нунке? Нет, нет! Ни в коем
случае! Он не из тех, кому можно разрешить читать в своем сердце. Еще станет
смеяться, подумает, что она...

Слово "ревнует" Агнесса не решилась произнести даже мысленно, пряча от
самой себя чувство, разрывавшее ей сердце, туманившее мозг. А ведь ей сейчас
надо быть особенно спокойной, рассудительной, чтобы выполнить все приказания
падре. Как же избавиться от начальника школы хоть на минутку?

Агнесса искоса взглянула на холеные, но сильные руки Нунке, уверенно
лежавшие на руле. Из таких рук не вырваться, они крепко держат то, что в них
попало. Будь рядом Фред, он бы помог... а теперь? Агнесса даже не сможет
подняться по лестнице в контору, так отяжелели ноги, а руки холодны, как две
ледышки кажется, вся кровь отхлынула к сердцу и мозгу. Нет, сегодня она не
способна на это. А может быть, и вовсе не решится на такой шаг!.. Верно, так
уж суждено ей и бедняжке Иренэ...

И вдруг перед глазами матери возникает лицо девочки. Оно как бы
вырисовывается на ветровом стекле: возбужденное, с сияющими глазами. Каждая
черточка дорогого, милого личика излучает радость... Надо было молчать,